Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

— В следующий раз ничего ему не заплачу. Посмотрите.

— Не надо было пытаться его обмануть, Руфо. Попробуй грибы. Где багаж? Я хочу одеться.

— Вон там.

Он снова принялся уплетать рыбу. Руфо был доказательством того, что некоторым людям надо носить одежду. Он был весь розовый и пузат во всех местах. Однако у него были удивительно хорошие мускулы, чего я никак не подозревал, иначе я проявил бы больше осторожности, отнимая у него ту пушку. Я решил, что если он захочет побороться со мной по-индейски, мне придется выкручиваться. Он глянул на меня из-за полутора фунтов форели.

— Желаете ли вы быть экипированным тот же час, милорд?

— Че? Можешь сначала позавтракать А что это за тягомотина с “милордом”? В прошлый раз, когда мы виделись, ты крутил револьвером у меня под носом.

— Извините, милорд. Но это велела сделать Она… а что велит Она, должно быть сделано. Поймите меня,

— Мне это как раз подходит. Кто-то же должен править. Но лучше зови меня Оскар.

Руфо глянул на Стар, та кивнула. Он оскалился.

— О’кей, Оскар. Никаких обид?

— Ни капли.

Он отложил рыбу, вытер руку о бедро и выставил ее вперед.

— Здорово! Значит, вы бьете, что нужно, а я доканчиваю.

Мы пожали друг другу руки, и каждый попытался тут же раздавить костяшки пальцев другому. Кажется, мне это удалось чуть получше, но я решил, что он когда-то был кузнецом.

Лицо Стар выразило явное удовольствие, и на нем снова показались ямочки. Она расположилась у костра, став похожей на гамадриаду на обеденном перерыве; теперь она внезапно вытянулась вперед и наложила свою сильную стройную руку на наши сжатые пальцы.

— Мои верные друзья, — сказала она от души. — Мои добрые мальчики. Руфо, все будет хорошо.

— У вас Видение? — сказал он с интересом.

— Нет, просто чувство такое. Но я уже больше не волнуюсь.

— Мы не можем ничего сделать, — угрюмо сказал Руфо, — пока не разделаемся с Игли.

— С Игли разберется Оскар.

И одним плавным движением она поднялась на ноги.

— Запихивай рыбу в рот и распаковывайся. Мне нужна одежда. — Ее вдруг охватило нетерпение.

В Стар сидело больше разных женщин, чем их бывает во взводе женской вспомогательной службы, — и это не просто фигуральное выражение. В данный момент она была просто женщиной — дочерью Евы, выбирающей лучший из двух фиговых листиков, или нашей современницей, жаждущей, чтобы ее голую запустили в “Ниман-Маркус”, снабдив чековой книжкой. Когда я встретил ее впервые, она показалась мне скорее степенной и не более интересующейся одеждой, чем я. У меня-то возможности заинтересоваться одеждой никогда не было. Принадлежность к неряшливому поколению была даром судьбы моему бюджету в колледже, где синие джинсы были au fait, а грязный бумажный свитер — модным.

При нашей второй встрече она была, одета, но в том лабораторном халате и строгой юбке она представала одновременно и женщиной-профессионалом й добрым другом. Сегодня — в это утро, когда бы это ни было — в ней все полнее вскипали пузырьки. Она приходила в такой восторг от ловли рыбы, что ей приходилось сдерживать в себе визг восторга. Потом она стала копией девчонки-скаута, с размазанной по щеке сажей и волосами, отведенными назад, подальше от огня, пока она готовила.

Теперь она была женщиной всех времен, которая просто не может не наложить рук на новые тряпки. У меня было чувство, что одевать Стар равноценно подмалевыванию бриллиантов короны, но мне пришлось признать, что, коли уж нам не предстоит разыгрывать сценку “Я — Тарзан, ты — Джейн” прямо в этой долине отныне и вовеки, пока не разлучит нас смерть, то какая-то одежда, хотя бы для защиты ее безукоризненной кожи от царапин ежевики, необходима.

Багаж Руфо оказался маленьким черным ящичком, размером и формой похожим на портативную пишущую машинку. Он открыл его. И снова открыл его.

И продолжал открывать его…

И все продолжал раскрывать его стороны и опускать их на землю, покуда чертова конструкция не стала размером похожа на большой товарный вагон, а набита еще плотнее. Поскольку мне дали кличку “Джеймс правдивый”, как только я научился говорить, и поскольку широко известно, что именно я завоевываю топорик среди всей школы ежегодно 22-го февраля, вы должны прийти к выводу, что я стал жертвой обмана чувства, вызванного гипнозом или наркотиком.

Лично я не уверен. Любой, кто изучал математику, знает, что внутреннее по теории не обязательно должно быть меньше, чем наружное, а любой, кому выпало сомнительное счастье наблюдать, как толстуха натягивает или стягивает узкий для нее пояс, знает, что это верно и на практике. Багаж Руфо просто проводил этот принцип дальше.

Первым, что он вытащил, был большой сундук тикового дерева. Стар открыла его и принялась вытягивать воздушные “прелести”.

— Оскар, что вы думаете об этом? — она прижимала к себе длинное зеленое платье, набросив подол себе на бедро, чтобы он лучше смотрелся. — Нравится?

Конечно, мне понравилось. Если это был оригинал — а я каким-то образом знал, что Стар не носила подделок, — я не хотел и думать о том, сколько оно должно было стоить.

— Жутко симпатичное платье, — заявил я ей. — Но… Слушайте, мы собираемся путешествовать?

— И очень скоро.

— Я что-то не вижу никаких такси. Не получится ли так, что вы его порвете?

— Оно не рвется. Но вообще-то я не собиралась надевать его; мне просто захотелось показать его вам. Разве не мило? Хотите, я стану манекенщицей? Руфо, мне нужны те сандалий, на высоких каблуках с изумрудами.

Руфо ответил что-то на языке, на котором он ругался, когда прибыл сюда. Стар пожала плечами и сказала:

— Не теряй терпения, Руфо. Игли подождет. Все равно мы не сможем поговорить с Игли раньше завтрашнего утра; милорд Оскар должен сначала выучить язык.

Однако она положила зеленую роскошь обратно в сундук.

— А вот тут маленькая штучка, — продолжала она, вытаскивая что-то другое, — которая просто озорная; другой у нее нет.

Понятно, почему. Это была, в основном, юбка, с небольшим корсажем, который поддерживал, не скрывая — стиль, излюбленный на Крите в древности, я слышал, и все еще популярный в “Оверсиз уикли”, “Плейбое” и многих ночных клубах Стиль, который превращает отвисшие в выпирающие. Не то чтобы Стар в этом нуждалась…

Руфо похлопал меня по плечу.

— Босс? Хотите осмотреть артиллерию и выбрать то, что вам подойдет?

Стар с упреком сказала:

— Руфо, жизнью надо наслаждаться, а не торопить ее.

— У нас будет гораздо больше времени для наслаждения, если Оскар выберет то, чем он лучше всего владеет.

— Оружие ему потребуется только после того, как мы достигнем урегулирования отношений с Игли.

Но она не стала настаивать на показе всех остальных нарядов, и хоть мне было приятно смотреть на Стар, я люблю проверить оружие, особенно если оно мне может понадобиться, как того, очевидно, требовала моя работа.

Пока я любовался выставкой мод, устроенной Стар, Руфо разложил коллекцию, похожую на гибрид магазина продажи армейских излишков и музея — шпаги, сабли, пистолеты, копье длиною верных двадцать футов, огнемет, две базуки с флангов автомата, медный кастет, мачете, гранаты, луки со стрелами, мизерикорда…

— Ты не захватил рогатки, — сказал я тоном обвинителя.

Он ответил с выражением самодовольства:

— Какой тип вам больше нравится, Оскар? С раздвоенной рукояткой? Или настоящую пращевидную?

— Извини, что затеял этот разговор. Я из любого типа и в пол не попаду.

Я поднял автомат, удостоверился, что он разряжен, стал его разбирать. Он казался почти новым, использованным ровно настолько, чтобы движущиеся части притерлись друг к другу. Точность попадания у “Томми” не больше, чем у бейсбольного мяча при подаче, и радиус действия у него не намного больше. Но достоинства у него есть — попадешь из него в человека, он упадет и больше уже не встанет. Он не длинен и не слишком тяжел и на небольшое время развивает хорошую огневую мощь. Это оружие для засад или любого другого типа работы на короткой дистанции.

Но мне больше нравится что-нибудь со штыком на конце, на случай, если партнеру захочется более близкого общения, — и мне нравится, когда это что-то метко бьет и подальше, на тот случай, если соседушки проявят недружелюбие издалека. Я положил “Томми” и поднял “Спрингфилд” — арсенал Рок-Айленда, как я понял по серийному номеру, но все же “Спрингфилд”. У меня к “Спрингфилдам” такое же отношение, как к “Мокрой Курице”: некоторые представители этой техники являются образцами совершенства в своем роде, и их единственно возможное улучшение лежит в коренном изменении конструкции.

Я открыл затвор, ткнул ногтем большого пальца в патронник, посмотрел в дуло. Ствол был яркий, а поля нарезов не сношены — а на дуле я заметил отличительную крошечную звездочку; это было оружие, достойное любого!