Черный воздух. Лучшие рассказы - Робинсон Ким Стэнли

Эдвин Кронин, руководитель последней экспедиции такого рода в Гималаях, одним из первых занялся подробным изучением этой птички, и я знал, что Сара хочет проверить его наблюдения и продолжить работу. Медовые славки – птицы очень необычные: они ухитряются жить за счет излишков воска в пчелиных гнездах, и помогает им в этом какая-то бактерия, обитающая у них в желудочно-кишечной системе. На такой пищеварительный подвиг вряд ли способно какое другое существо на земле, и для птицы это очень мудрый ход: огромный запас пищи, которая не интересует никого другого. Весьма достойный объект для изучения, хотя до недавнего времени на них почти не обращали внимания – как раз это Сара и намеревалась изменить.

Когда шустрая желтая славка скрылась из вида, Сара наконец шевельнулась, потом сделала глубокий вздох, наклонилась и, обняв одной рукой, чмокнула меня в щеку.

– Спасибо, что ты меня сюда привел, Натан.

Я себя почувствовал немного неловко. Приятель ее, сам понимаешь… Хоть он ее не стоил, но… Кроме того, я по-прежнему помнил то время, когда мы работали в одном кабинете. Как-то вечером она пришла очень расстроенная: ее тогдашний приятель заявил, что уходит к другой, ну и слово за слово… Короче, я не хочу об этом рассказывать, но мы были очень хорошими друзьями. И какие-то чувства во мне еще остались. Для меня это был не просто короткий дружеский поцелуй, если ты понимаешь, о чем я. Ну и конечно, я сразу засмущался и все такое, как это обычно со мной случается.

Место было найдено очень удачное, и мы возвращались к медовой скале еще целую неделю. Это время я до сих пор вспоминаю с удовольствием. Затем Сара решила продолжить начатое было изучение граков, и я неоднократно ходил к медовой скале один.

Как раз в такой день все и произошло. Славки не появлялись, и я двинулся еще выше по течению, надеясь найти исток. Со стороны нижней долины наползали облака, и, похоже, собирался дождь, но наверху пока было солнечно. Исток я все-таки нашел – питаемое ключами озерцо у подножия делювиального склона – и долго стоял, глядя, как вода начинает свой путь в большой мир. Одно из тех тихих гималайских мгновений, когда кажется, что весь мир превратился в огромную часовню.

Затем мое внимание привлекло какое-то движение в тени под двумя кривыми дубами на другой стороне озерца. Я замер, хотя все равно оставался на виду. А оттуда, из-под ствола дуба, из тени, казавшейся еще более глубокой от яркого солнечного света, за мной следили глаза. Примерно на моем уровне от земли. Сначала я подумал, что там медведь, и принялся мысленно оценивать деревья, росшие у меня за спиной, на предмет, куда бы лучше взобраться, но тут существо шевельнулось – вернее, оно моргнуло. Я сразу заметил белки вокруг зрачков. Житель какой-нибудь из окрестных деревень, вышедший на охоту? Едва ли. Сердце у меня начало колотиться, и от волнения я невольно сглотнул. Неужели там, в тени, действительно какое-то лицо?.. Бородатое лицо?..

Разумеется, я догадался, кто это может быть. Йети, неуловимый житель снегов… Снежный человек, черт побери! Наверное, никогда в жизни у меня так сильно не билось сердце. Что делать? Белки глаз… У шимпанзе веки тоже белые; когда они видны, это угрожающий сигнал, и если смотреть шимпанзе прямо в глаза, то можно спровоцировать нападение. Испугавшись, что существо придерживается таких же правил поведения, я наклонил голову и продолжал наблюдать за ним исподлобья. И клянусь, оно тоже мне кивнуло!

Потом снова моргнуло, но глаза больше не появились. Бородатое лицо и силуэт внизу исчезли. Я наконец вздохнул полной грудью, прислушиваясь к малейшим звукам, но, кроме журчания воды, так ничего и не услышал.

Спустя минуты две я перебрался через ручей и осмотрел землю под дубом. Там все заросло мхом, и кое-где было видно, что стоял кто-то по крайней мере такого же веса, как я, но никаких ясных следов, разумеется, не осталось. Вокруг тоже – лишь едва заметные вмятины.

В лагерь я вернулся совершенно ошалевший. Дорогу едва замечал и вздрагивал при каждом шорохе. Можешь себе представить, как я себя чувствовал. Увидеть такое!..

В тот же самый вечер, пока я тихо ел ужин и старался ничем не выдать, что со мной произошло нечто необычайное, разговор неожиданно свернул на йети. Я чуть вилку не выронил. Разговор завел Адракян – он был здорово расстроен, потому что, несмотря на множество следов в окрестностях, ему удалось увидеть лишь несколько белок и раза два обезьян, да и то издали. Разумеется, если бы он почаще проводил ночи на наблюдательных пунктах, ему везло бы гораздо больше. Но так или иначе, ему очень хотелось чем-нибудь выделиться, оказаться в центре внимания, занять сцену и сыграть роль Эксперта.

– А между прочим, йети обитают как раз в таких вот высокогорных долинах, – заявил он обыденным тоном.

Именно в этот момент я чуть не уронил вилку.

– И их существование почти доказано, – добавил Адракян, неприятно улыбаясь.

– Ну что ты такое говоришь, Фил, – упрекнула его Сара. Она нередко делала это в последнее время, что меня совсем не огорчало.

– Нет, в самом деле… – и он пустился в длинную речь, предмет которой и так всем был известен: следы на снегу, что сфотографировал Эрик Шиптон, свидетельство Джорджа Скаллера, отпечатки ног, найденные экспедицией Кронина, и другие показания очевидцев. – Здесь вокруг тысячи квадратных миль непроходимых горных лесов, о чем мы узнали теперь из собственного опыта.

Меня, разумеется, убеждать было не нужно. Да и все остальные с готовностью поддерживали эту гипотезу.

– Вот было бы здорово, если бы мы обнаружили йети, – сказала Валери. – И сфотографировали бы…

– Или нашли тело, – добавил Джон. Видимо, ботаникам гораздо привычнее, когда объект изучения не передвигается.

Фил медленно кивнул.

– Или поймали бы его живьем…

– Мы стали бы знамениты! – закончила Валери.

Теоретики, что с них возьмешь. Может быть, их имена когда-нибудь латинизируют и включат в название вида: Gorilla montani adrakianias-budgeon.

Я просто не мог смолчать.

– Если мы когда-нибудь найдем доказательства существования йети, нашим долгом будет уничтожить их как можно скорее и забыть об этом, – сказал я. Может быть, немного возбужденно.

Все уставились на меня.

– Ради чего это? – спросила Валери.

– Ради йети, разумеется, – холодно ответил я. – Как биологи-бихевиористы, вы, я так полагаю, прежде всего должны заботиться о благополучии изучаемых животных, верно? И о благополучии экосферы, где они обитают. Однако если существование йети подтвердится, и для йети, и для экосферы это обернется катастрофой. Начнется настоящее паломничество в эти места: экспедиции, туристы, браконьеры. Йети в зоопарках, в клетках для приматов. Йети в лабораториях под скальпелями исследователей. Йети – вернее, их чучела – в музеях. – Разговор здорово меня задел. – Я хочу задать вопрос: в чем для нас заключается ценность снежного человека? – Они уставились, не понимая. – Ценность заключается в самом факте, что йети – это загадка, что они за гранью науки. Они – часть дикой природы, к которой мы не можем прикоснуться.

– Я могу понять, что имеет в виду Натан, – заметила Сара в наступившем молчании и так посмотрела на меня, что я тут же потерял мысль. Ее поддержка, оказалось, значила для меня гораздо больше, чем я думал…

Остальные только качали головами.

– Красивый сентимент, – сказала Валери, – но на самом деле изучение вряд ли повлияет на кого-нибудь из них. Зато представь себе, как продвинутся наши познания эволюции приматов!

– Если бы мы нашли йети, это стало бы огромным вкладом в науку, – добавил Фил, бросив на Сару обиженный взгляд. Он действительно верил в то, что говорил, искренне верил.

– Надо думать, находка не повредила бы и нашим перспективам на финансовую поддержку исследований, – вставил Армаат.

– И это тоже, – признал Фил. – Но самое главное, мы должны служить истине! Если мы найдем йети, мы просто обязаны будем объявить о своем успехе, потому что это правда – независимо от наших мыслей и чувств. В любом другом случае начинается сокрытие фактов, фальсификация данных и тому подобное.