Черный воздух. Лучшие рассказы - Робинсон Ким Стэнли

Как-то раз я вернулся в отель слегка под газом и заметил это письмо Джорджу Фредериксу. Просто перебирал их, разумеется. Из любопытства. Меня тоже зовут Джордж – правда, Джордж Фергюссон. Так вот это письмо Джорджу было самым толстым из всех, что там лежали, – пыльное и навеки перегнувшееся через рейку. «Джордж Фредерикс. Отель «Стар». Район Тамель. Катманду. НЕПАЛ». И три непальские марки на конверте – король, пик Чо-Ойю и опять король. Дата на штемпеле, как всегда, неразличима.

Медленно, нехотя я запихал конверт обратно в ячейку. Попытался удовлетворить свое любопытство, прочитав открытку с Ко Самуи: «Привет! Надеюсь, ты меня помнишь. В декабре, когда кончились деньги, мне пришлось уехать. Вернусь на следующий год. Передавай от меня привет Францу и Бадиму Бадуру. Мишель».

Нет, не то. Я сунул открытку на место и ступил на лестницу. Открытки все одинаковы. «Надеюсь, ты меня помнишь». Вот-вот. Зато письмо Джорджу… Наверное, с полдюйма толщиной! Может быть, шесть или восемь унций – целая эпопея, ей-богу! И очевидно, письмо было написано в Непале, что меня, естественно, еще больше заинтересовало. Дело в том, что я провел здесь почти весь прошлый год – лазал по горам, водил туристские группы, просто «торчал» – и весь остальной мир уже начал терять для меня реальные очертания. В эти дни к «Интернэшнл Геральд Трибюн» я относился примерно так же, как в свое время к «Нэшнл Инквайрер». «Хм, и как они все это придумывают?» – думал порой я, проглядывая «Трибюн» у книжного магазина в Тамеле и читая о каких-то войнах, невероятных встречах на высшем уровне и диких выходках террористов.

Но эпопея, написанная в Непале, это совсем другое дело. Это что-то настоящее. Да еще и адресовано письмо Джорджу Ф… Вдруг кто-то просто неправильно написал фамилию? Опять же, по всему было видно, что письмо пролежало в ящике не один год: оно совсем уже свесилось через рейку, и конверт держался на честном слове. Если кто-нибудь не спасет его от забвения и не прочтет, какая это будет потеря для мира! Все эти взлеты чувств, потраченные мозговые клетки, усилия пальцев – все впустую! Безобразие!

Короче, я его взял.

II

Моя комната – одна из самых лучших во всем Тамеле – располагалась на четвертом этаже отеля. Восточная сторона с видом на засиженные летучими мышами деревья Королевского дворца, а внизу лабиринт магазинов и лавочек Тамеля. Среди зданий росло множество вечнозеленых деревьев, и с высоты четвертого этажа мне порой казалось, что весь город принадлежит деревьям. Вдали можно было разглядеть зеленые холмы, скрывающие долину Катманду, а по утрам, пока еще нет облаков, я мог увидеть даже белые пики гималайских вершин на севере.

Обстановка в комнате – самая что ни на есть простая: кровать, стул, голая лампочка под потолком. Хотя что еще человеку на самом деле нужно? Кровать, правда, вся состояла из сплошных бугров, но я клал сверху поролоновую подстилку из альпинистской скатки, и получалось вполне сносно. Кроме того, у меня была своя уборная и душевая. Верно – унитаз там был без стульчака, да еще и подтекал, но, поскольку вода в душе лилась прямо на пол, получалось дашь на дашь. Душ состоял из двух частей – кран на уровне пояса и собственно душ под самым потолком – причем последний не работал, и, чтобы вымыться, мне приходилось садиться на пол под краном. Но это все нормально – даже отлично, – потому что душ был горячий. Нагреватель находился там же, над унитазом, и вода получалась такой горячей, что, принимая душ, я всегда включал и холодную воду тоже. А такая возможность превращала мою душевую в одну из самых лучших душевых во всем Тамеле.

Короче, эта комната с душевой служила мне личной крепостью почти целый месяц, пока я ждал, когда закончится сезон дождей и «Маунтин Адвенчер Инкорпорейтед» пришлет мне новую группу туристов. Я вошел с украденным письмом в комнату, отпихнул в сторону спальный мешок, пробрался через завал из одежды, горного снаряжения, консервов, книг и газет, затем смахнул кучу барахла со стула и, расчистив место, перетащил стул поближе к окну. Наконец уселся и попытался вскрыть конверт, не разрывая его.

Ничего не вышло. Конверт был явно не непальского производства, и на клапане оказался настоящий клей. Я старался как мог, но в ЦРУ за такую работу точно не похвалили бы.

Вот оно – письмо. Восемь листов линованной бумаги, сложенных втрое, как большинство писем, и перегнутых еще раз из-за рейки. Исписаны с обеих сторон. Почерк мелкий и невротически ровный – читалось письмо так же легко, как книга в мягкой обложке. На первой странице стояла дата – 2 июня 1985 г. Выходит, мои догадки ничего не стоили, однако я готов был поклясться, что конверту уже лет пять. Такая вот в Катманду пыль! Одно предложение почти в самом начале письма было жирно подчеркнуто: «Только ни в коем случае НИКОМУ об этом не рассказывай!!!» Ого! Хорошенькое начало! Я даже выглянул зачем-то в окно. Письмо, скрывающее тайну! Отлично! Я накренил стул назад, разгладил страницы и начал читать.

2 июня 1985 г.

Дорогой Фредс,

Я знаю, что получить от меня хотя бы открытку – само по себе чудо, не говоря уже о таком письме, каким, похоже, будет это. Однако со мной случилось нечто совершенно удивительное, и ты единственный мой друг, которому я могу довериться, не сомневаясь, что все останется в тайне. Только ни в коем случае НИКОМУ об этом не рассказывай!!! Ладно? Я уверен, что ты ничего не разболтаешь. Еще в те годы, когда мы жили в студенческом общежитии, я мог смело рассказать тебе все, что угодно, и ни о чем не беспокоиться. Я рад, что у меня есть такой друг: мне действительно необходимо рассказать кому-нибудь о том, что со мной произошло, иначе я просто рехнусь.

Не знаю, помнишь ты или нет, но я получил степень магистра зоологии в Калифорнийском университете, в Девисе, а после потратил бог знает сколько лет, добиваясь степени доктора физиологии, хотя потом мне все это осточертело, и я ушел. Ушел, не собираясь иметь с этой наукой ничего общего, однако прошлой осенью я получил письмо от друга, Сары Хорнсби. Мы в свое время делили с ней один кабинет на двоих. Она готовилась к зооботанической экспедиции в Гималаи – по типу Кронинской, когда сразу большое число специалистов ставит лагерь у верхней границы произрастания лесов и как можно дальше от исхоженных мест. Они хотели пригласить меня с тем, чтобы использовать мой «богатый непальский опыт» – имеется в виду, что я был нужен им как сирдар, и моя ученая степень никакой роли тут не играла. Меня это вполне устраивало. Я согласился и набросился на бюрократические дебри Катманду: Иммиграционное бюро, Министерство туризма, лесов и парков, Королевская непальская авиационная компания – короче, весь этот кошмар, явно созданный кем-то, кто начитался Кафки сверх всякой меры. Но в конце концов формальности были улажены, и в начале весны я, четверо зоологов-бихевиористов и трое ботаников вылетели на север, прихватив с собой тонну припасов. На аэродроме нас встретили двадцать два местных носильщика и настоящий сирдар, после чего мы отправились в горы.

Я не хочу сообщать в письме, куда именно мы пошли. В тебе я не сомневаюсь, но слишком опасно доверять это бумаге. Мы были почти у вершины одного из водоразделов, недалеко от Гималайского хребта и границы с Тибетом. Ты сам знаешь, как эти долины выглядят: притоки поднимаются все выше и выше, а в конце – последняя серия узких, скорее похожих на каньоны, долин, уходящих к самым высоким пикам, словно растопыренные пальцы. Там, где мы разбили лагерь, как раз сходились три такие тупиковые долины, и участники экспедиции могли двигаться вверх и вниз по течению в зависимости от своих задач. К лагерю вела тропа, и через ближайшую реку был перекинут мост, зато в верховьях трех других долин нога человека, похоже, еще не ступала, и добираться туда через глухие заросли было непросто. Однако нашим ученым нужны были именно такие заповедные места.

Когда мы разбили лагерь, носильщики ушли, и нас осталось всего восемь. Сара Хорнсби занимается орнитологией – она, кстати, неплохо разбирается в своем деле, и какое-то время я ей помогал. Однако с ней вместе поехал ее приятель, специалист по маммологии (нет-нет, это не то, что ты думаешь) по имени Фил Адракян, и он мне с самого начала не особенно понравился. Руководитель экспедиции, этакий МИСТЕР БИХЕВИОРИСТ. Млекопитающих, надо заметить, в тех местах отыскать не так-то легко. Еще с нами была Валери Бадж, энтомолог, и уж она-то, как ты понимаешь, никаких проблем с объектами изучения не испытывала. (Кстати, она – эксперт и еще в одном занятном деле.) Четвертый – Армаат Рэй, герпетолог, но ближе к концу он в основном помогал Филу с подготовкой наблюдательных пунктов. Ботаников звали Китти, Доминик и Джон – эти трое работали, как правило, сами по себе, в большой палатке, заполненной образцами растений.