Кощег - Светлана Алексеевна Кузнецова

Заблудиться Злата не опасалась: овраг служил хорошим указателем. Однажды не удержалась: запустила стрелу в ствол дерева, растущего по ту сторону. Однако с тем же результатом, каковой уже случался. Возникли округлые и плотные облачка, полетели друг к дружке. Грохнуло от столкновения. Правда, сшиблись они, когда стрела уже летела над оврагом. Почудилось, не успеет вихрь возникнуть, не поразит стрелу, да только зря Злата так думала. Кажется, сам воздух загустел, и стрела застыла в нем, словно мушка в янтаре, расправы ожидая. Изумрудная (отчего цвет всякий раз менялся, так и осталось загадкой) молния все равно ударила в древко ровно посредине оврага.

А вот птицы перелетали со стороны на сторону совершенно ничем не стесненные. Мелкие птахи сновали туда-сюда, привлеченные тучками насекомых, которых молнии отчего-то приманивали.

Злата уже собралась возвращаться, когда земля под ногами ощутимо вздрогнула и заходила ходуном. Нечто огромное пробиралось через лес, причем именно в ее направлении. Трещали сучья, падали ветви, казалось, все вокруг гудело и стонало от тяжелой поступи. Злата положила охапку хвороста, сама за ней же и спряталась: поняла, что чудо-юдо идет по ту сторону оврага, а значит, и опасаться его стоит, но не слишком. Любопытно же было поглядеть, кто там так топает.

Совсем немного времени минуло, когда закачались ветви, потревоженные длинными рогами. Злате они сильно корни дерева напомнили, только росли вверх и не на одной лишь голове, также на плечах и спине чудища. Само же чудо-юдо было выше любого, даже самого высокого человека втрое и во столько же шире в плечах. Все мхом поросшее. Руками оно могло при ходьбе оземь опираться, длинными когтями — кору с деревьев срезать. Ноги же врастали при каждом шаге. Чудище вытаскивало их с видимым усилием, но все равно шло быстро. Лишь единожды зыркнуло красными глазами в сторону Златы и было такого.

— Да уж… охотничек… все и вся в лесу знает, — пробормотала та себе под нос. — Никого близ оврага опасного не бродит. Кто бы сомневался.

Подхватила она хворост и пошла к дубу. Там в низинке возле корней уже весело потрескивал костерок и на веточках над ним жарились куропатки вполне обыкновенные, судя по виду. Необыкновенным же Кощег занимался сейчас: сидел в отдалении и разделывал тушку зеленокожего нечто, формой головы и глаз, челюстью с выпирающими зубами напоминавшего зайца, а всем прочим тельцем — жабу.

— Это… — Злата никогда не привередничала, но отведать мясца эдакой дичи ни за что не согласилась бы.

— Жабец, — не отрывая взгляда от добычи и не отвлекаясь от своего занятия, сказал Кощег.

— И он нужен для… — Злата специально не стала договаривать.

— Нашего спокойного сна, — пояснил он. — А что такое? Ты слишком голодна? Куропаток тебе мало, позаришься на лапки жабца?

— Вот еще!

— А зря! — Кощег покачал головой и хитро улыбнулся. — В королевствах заморских, что с запада от Руси находятся, лягушек очень даже любят готовить и есть.

Злата слегка поморщилась, но решила не отступать.

— Надо бы квакушкам, в болоте сидящим, порассказать, — сказала она. — Пусть порадуются.

— Да они сами горазды жрать путников. Думаешь удивишь?

Злата подошла ближе, присела, рассматривая эдакую добычу. Кровь у жабца оказалась голубой, кости — черными.

— Кое-кого, утверждавшего особенность царской крови, точно удивить хотелось бы, — заметила она.

Кощег рассмеялся.

— А я думал, ты сестер любишь.

— В том-то и дело, что люблю.

Именно Гордея, наслушавшись очередного скомороха, вернее… как называли в заморских странах менестрелей, довольно долго донимала людей ученых, почему у нее самой, да и у прочих, в том числе у царя батюшки, кровь алая, а не голубая. В конце концов, оставила это занятие, но мало ли о чем надумала? Может, потому и выбрала в мужья того певца, решив, будто сама неправильная царевна, не голубых кровей и королевича ей не положено.

«Вот поймать бы еще одного жабца и ей под нос сунуть, — подумала Злата. — Чтобы убедилась каковы они — истинные носители голубых кровей».

— Ну а почему бы и нет? — произнес Кощег.

— Я разве вслух сказала?.. — изумилась Злата.

— Есть чуть-чуть, — он поднялся, подхватил разделанного жабца и принялся на ветки развешивать, что-то приговаривая одними губами. Вскоре он закончил своеобразный хоровод вокруг дуба, сходил к ключу, руки сполоснул.

— А это ты зачем? — спросила Злата. — От хищников?

— Я же говорил, здесь нет никого опасного.

Злате тотчас лесное диво вспомнилось, но ругаться она повременила, сказала другое:

— А от кого в таком случае?

— Увидишь. Если захочешь, то ночью.

Куропатки оказались слишком вкусными. За них Злата простила Кощегу и напугавшее ее чудище, и все грубости, какие уже слышала и еще услышит. Пусть и знала она, что в походе следует себя в умеренности держать, не устояла, наелась досыта. Потом ее, как и следовало ожидать, потянуло в сон. Потому не дождалась Злата не только ночи и того, кто за мясом жабца явится, но даже сумерек.

На утро, когда дальше в путь-дорогу отправились, кусты стояли умытые, чистенькие. Ничего о кусках мяса не напоминало, ни капельки голубой крови найти не получилось.

— Чудно, — заметила Злата.

Кощег на это только бровь заломил.

— Ты разве не заметила, что кусты за ночь к дубу словно бы придвинулись?

Она покачала головой.

— Разве?

— На три малых шажка. А вот если бы я не развесил вчера подношения, к самому дуплу заявились. Нас, конечно, не съели бы, но пробираться через рощу держидеревьев — то еще удовольствие. Даже если они еще малы и до самих деревьев пока не вымахали, кустами прикинувшись.

Злата кивнула.

— Держидеревья, если вцепятся, вряд ли отпустят, мне сказывали.

— У страха глаза велики, — заметил Кощег. — Смелого и решительного, вооруженного сталью или факелом, держидеревья сами опасаются.

Позже рассказала она о чудище, которое вчера видела, но Кощег лишь усмехнулся. По его словам, это всего лишь хозяин леса бродил.

— Каков лес, таков у него и хозяин, — молвил он наставительно. — Я бы сказал, даже лучше прочих, в близких к людям лесах обитающих. Те лесовики слишком многому научаются у людей: и подшутить