Желанная Шести - Лисавета Челищева

как переменился лик Агния—его безмятежная маска рассыпалась, обнажая груз мучительных воспоминаний, которые давно терзали его по ночам.

– За те месяцы, что я провела под одной крышей с вами, я сумела многое узнать о каждом из вас, – задумчиво протянула я, проводя пальцами по шелковистым лепесткам цветов. – Вы храните темные истории—истории, сотканные из самой природы ваших страхов. Мучения, которым вы себя подвергаете, – жестокое эхо воспоминаний об этих историях. Я считаю, что прежде всего вы должны найти в себе силы простить самих себя.

Моя рука, немного подрагивающая от нерешительности, коснулась его пальцев.

Взгляд Агния затмился печалью.

– Ты говоришь истину, милая Шура. Безусловно, ты права. Но как простить себя, если сострадание было отнято у нас в тот момент, когда мы приняли свою вторую природу? Однако ты… – он улыбнулся мне теплой улыбкой, пробившейся сквозь мрачные тени. – Ты многое изменила. Прожив так долго на этой земле, я понял одну вещь: на свете существуют только любовь и страх, и ничего больше. Если мы прокляты своими страхами, то только любовь может служить нам спасением. И это не любовь к себе; это любовь, дарованная другому. И поэтому я с ужасом думаю о том, что могу потерять тебя, боясь, что мои слова или поступки могут изменить то, как ты меня воспринимаешь.

– Ты никогда не задумывался о том, что страх – это тот источник, из которого проистекает всякая храбрость?

Агний снова одарил меня понимающей улыбкой, кивнув.

Когда мы улеглись на травяной покров, я прижалась к его груди, и ритмичное биение его сердца стало для меня отрадой. Агний, убаюканный безмятежностью момента, погрузился в дремоту. Мой взгляд скользнул по созвездию родинок, украшающих его грудь и шею. Увлекшись прослеживанием их узоров пальцем, я забыла о том, что он погрузился в сон.

– Помнишь, что я говорил о родинках? – его голос был тихим шелестом, веки по-прежнему были закрыты.

– Что это следы от поцелуев, подаренных сужеными в прошлой жизни?

Он улыбнулся в ответ, заключая меня в свои объятия.

– Твой душевный свет затмевает все мои дурные мысли, которые я когда-либо вынашивал.

– Дурные мысли? У тебя? С трудом верится, что в тебе есть хотя бы намек на это. Ты кажешься… безупречным.

– Кажешься… Это определяющее слово, – отозвался он с ноткой меланхолии в тоне.

– Я отказываюсь соглашаться с этим.

– Не вынуждай меня убеждать тебя в обратном, Шура. Я бы никогда не пожелал причинить тебе страдания.

– Причинить страдания? Что ты имеешь в виду?

Мое излишнее любопытство разгорелось: я увидела, как стремительно расширяются его зрачки.

– Я проигрывал этот диалог в своей голове бесчисленное количество раз… Словно я прожил три жизни за это время, – признался мужчина, опуская глаза—золотистые пряди волос рассыпались каскадом, скрывая его лицо от моего внимательного взгляда. – Я возжелал тебя с такой силой, что душа моя воспылала. Каждый раз, когда вижу тебя, с тех пор как ты появилась на пороге нашего дома, я горю нестерпимым желанием. Мой зверь пробуждается при одном только виде тебя, он также как и я алчет обладать тобой—здесь и сейчас. Но поддаться этому первобытному порыву я себе никогда не позволю.

Резким, исступленным движением Агний наотмашь ударил себя по лицу, отчего из его носа побежала пунцовая струйка. Он наспех стер кровь рукавом шубы, стараясь не встречаться с моим взглядом.

– Шура, не уповай на меня. Не доверяй ни одной душе в стенах поместья.

– Какая проникновенная речь, Агний! Если бы только твои слова имели под собой почву искренности, – раздался голос, пронизанный насмешкой.

Моран медленно вышел из тени деревьев, аплодируя.

– Ты также намеревался открыть ей, как заманил в ловушку суженую Казимира? – его ухмылка расширилась, когда я отшатнулась, инстинктивно пытаясь укрыться за спиной Агния. – Знаешь ли ты, дорогая Шура, что в ту роковую ночь не Казимир был в очереди на вылазку? В ту ночь Агний должен был отправиться на охоту. Однако Казимир крепко поссорился со своей невестушкой, поскольку она слишком много времени проводила в обществе нашего благородного Агния. Похоже, наш приятель питает особую тягу к повторению былых ошибок.

– Что бы он ни говорил, это лишь средство поселить в тебе смуту, Шура. Не верь его словам, – негромко произнес Агний, и его пальцы с оберегающей нежностью сжали мои.

Взгляд Морана стал более хищным, когда он устремил его на меня.

– Я всегда возвращаю то, что принадлежит мне по праву, на свое законное место. Я говорю о тебе.

– Как он смог покинуть территорию поместья? – прошептала я Агнию с замиранием сердца.

Агний прищурился, принюхиваясь. Внезапно, словно пораженный каким-то озарением, он подался вперед.

– Что ты сделал с Ратишей?!

Моран с глумливой усмешкой ответил: – Я просто сделал то, на что ни у кого из вас не хватило бы духу. Пришлось воспользоваться кровью щенка, чтобы на несколько часов выйти за пределы нашего милого домика. Занятно, да?

Поначалу роль крови Ратиши в его рассказе ускользала от меня, но потом меня осенило – леденящее осознание. Ратиша не был связан теми же цепями проклятья, что и остальные; он обладал свободой покидать поместье по своему желанию. Таким образом, его кровь могла теоретически дать Морану возможность задержаться за пределами поместья без серьезных последствий.

– Сколько крови ты у него забрал? – прорычал Агний, в его глазах вспыхнула ярость. Моран лишь ухмыльнулся, потешаясь над его беспокойством.

– А я задам обратный вопрос: как долго, по-твоему, он протянет без четверти своей крови?

Агний резко выдохнул, его глаза на мгновение прикрылись. Я ухватилась за его руку, сердце тревожно ёкнуло.

– Ты сможешь помочь ему?

Он сдержанно кивнул.

– Надеюсь, что смогу. Но ему, без сомнения, потребуется переливание крови.

– Урок преподан, – хлопнув в ладоши, заявил Моран, поворачиваясь к нам спиной. – Только представь, что ждет других, если ты посмеешь выйти за пределы резиденции без моего на то разрешения. Игрушки должны оставаться на своих полках, иначе последствия постигнут тех, кто им дорог.

С этими словами он перевоплотился в волка и скрылся в глубине леса.

***

В порыве отчаяния я мчалась по тускло освещенным коридорам поместья, направляясь к покоям Ратиши. Не постучавшись, я влетела в его спальню.

Он лежал на кровати, бледный и залитый потом, его левая рука до локтя была замотана бинтами. Мои кулаки сжались—Моран