Вороньи сказы. Книга первая - Юлия Деулина

ссориться из-за девицы. Так что ради себя не меньше, а то и больше!

Сказала и думаю, ну и дура я. Получается, себя от Тёмна прикрыла, а Горицвета, что, мол, как хошь крутись? Аж сердце ухнуло, говорю быстро:

– Но я не из-за Тёмна, из-за знаний!

Горицвета всхлипывает:

– Я думала, мы Анисию вызволим, и втроём путешествовать будем, ума набираться…

Я уж не стала говорить, хоть змеиным язычком меня кольнуло: лишняя же я буду, они с детства дружат, а мы с Горицветой и года не ходим, хоть и пережили всего.

– Горицвета, ты прости… У тебя надо было спросить, тебе предложить. Я испугалась, что ты ради Анисии согласишься…

– Ну и вот чего мы не покумекали? В конце-то концов соломинку бы потянули. А ты сразу – я согласна! Теперь нас Тёмн заберёт, а ты марькой станешь, вот и сказ будет…

Я, видимо, помрачнела тоже, Горицвета меня за руку схватила, рыдает.

Так и просидели, и легче после баньки не стало.

Вернулись грустные, а Котяна, наоборот, весела, как на котью неделю, со стола уж скатерть убрала, оставила только баранки.

– О-о-о, вижу, банька вас не взяла. Ну садитесь, может, я порадую. Давайте беды ваши, будем думать что делать… – и не дождалась, что скажем, сразу же: – С твоею девицею и попроще, вроде бы. Щас гляну, что там у ней, не стала ли ещё тенью ледяной. А потом… Достать – полбеды, надо так сделать, чтобы Тёмн найти не мог. А то ведь придёт, не любит он, когда его добро берут.

– Она не добро какое-то! – Горицвета пыхтит.

– Ну ты это Тёмну говори, – Котяна хмыкает. – Людей он не любит и не видит всего хорошего, что Светл в нас заложил с солнечным семечком. Но про меня думает, что я ему помощница. Так-то я могу испросить у него, чтобы он девку вернул.

– Я сама за ней пойду, – Горицвета мрачнеет и мрачнеет.

Ой, думаю, не договорили мы с нею. То ли на марьку, то ли на меня в обиде.

– Да это даже лучше, не буду его внимание на себя обращать лишний разок. Мало ли.

Котяна тем временем блюдо с печи достала, серебряное, начищенное так, что отражение видать, плюхнула его перед собой.

– Тебе полуимя её не нужно? – спрашиваю.

– Без него попробую, сама накалякаю как-нибудь. Вряд ли где-то ещё есть невеста Тёмнова-Анисия, Анисия же? Ну в худшем, другую какую Анисию увидаем, – и стала Котяна себе под нос бубнить: – Ну, покажись, Анисия, невестушка Тёмнова, как солнышко в реке, как краса-девица в зеркальце, тучкам тебя не скрыть, жениху не увидать…

Такой холод расползся от блюда, что волосы дыбом встали, а после ещё и звук далёкий, как из подпола, вроде дудок да бубенцов, сердце защемило и грусть совсем на плечи надавила, а на блюде отражение: стены тёмные, потолок, да будто костьми белыми украшены.

– И это мы только в щелочку подглядели, – а Котяна хихикает, как дурочка на сеновале, совсем ей не страшно.

Видим ещё в блюдце – сидит девица худенькая, прядёт, в лице ни кровинки, как полотно белое, только брови и глаза чёрные, будто угольком намалевали.

– Это мы из зеркала глядим. Тёмн зеркала любит, не заботится совсем, что кто-то на невест посмотрит. Ведь глянешь в темна-навь, беду углядишь, а ему того и надо.

– Это Анисия? Живая вроде… – спрашиваю.

Горицвета жадно вглядывается, кивает:

– Она! Позвать её надо!

– Ой не надо, девки. Если она там не одна, мигом Тёмну доложат. Другие же невестушки или слуги его. Не хотите вы на Тёмна глядеть, рановато вам…

Я тоже смотрю, так глазки напрягла, что будто стая ворон в них мельтешить стала. Прядёт Анисия пряжу… будто волос человечий! Поплохело мне даже.

– Чёй-то она молодая такая, ну как вы… И чем Тёмна привлекла? Знаткая что ли шибко?

– Нет, вроде, – Горицвета всё за Анисией глядит. – Не знатче меня была…

– Ну вот вишь, безпопад уводит, – Котяна головой качает.

Слышим – рык волчий там, Котяна тут же заклятье рассеяла, блюдо перевернула.

– От ты, стражи чуточку не почуяли. Ну что, девки, Анисию вашу покуда не замучил совсем, достанем. Надо полуимя её, это вам для лазейки. А я на вас таких лазеек понаоткрываю, чтоб Тёмн не нашёл.

– Спасибо тебе, – Горицвета говорит, а душа у неё будто не на месте.

Перепуг зажевали баранками, Котяна нам еловых иголочек молодых с сушеной рябиной заварила, да говорит:

– Теперяча про тебя, – и в меня пальцем тычет.

Я вздохнула – и рассказала всё про Наведара и про рубинчик, что от него защищает, и про то, как он нас чуть не словил в мороковом лесу. Котяна рубинчик только одним глазком глянула, касаться не стала, и говорит:

– Так долго нельзя. Изыщет способ, вот хоть через друзей твоих, заставит с собой идти. Но у тебя и разрешений два: впервой, можно Тёмну пожалобиться, но это ему обещать, а обещанье будет – зло людям творить.

Ага, думаю, вот и подковырка: марькой-то не заставит стать, сама захочу, чтоб от Наведара избавиться. Но говорю:

– Нет уж, Котяна, так я не смогу. Что там другое? Мориве-смерти рассказать?

– Да она с ним заодно, по словам же твоим. Пусть не умышленно, не со злости, не от желанья людей губить. А мать. Не слушает он её, так что она сделает? Не погубит же дитя своё… Думаю, – вдруг говорит, – у него отец – Князь Былинный. А то и Тёмн.

Мы глазами захлопали, Горицвета чуть баранку не потеряла, как рот открыла:

– Ой, матушки! А сама Морива Ждану рассказывала, что она, может, и Тёмна дочь!

Эту историю Котяне пересказали, а та и не удивилась вовсе.

– Да, может, и дочь. Это ж ему хорошо. Зло он, везде беду сеет, и чтобы побольнее было… Но не про Мориву я. Ты, что ль, не знаешь, что ты княжна?

Мы с Горицветой переглянулись.

– Знаю, что есть у меня тайна, которую умелый колдун не достал. Получается, что Левоморского я князя дочь…

Котяна рассмеялась:

– Да ты что! Он же человечек. Гляжу я вот твою тайну, её вообще-то колдовством укрыли, но я уж сковырнула, и написано тут, что дочь ты Князя Ворон. Могла бы и догадаться, Врана.

И пуще прежнего хохочет. А я сижу, ушам не верю, и Горицвета такая же, под столом меня за руку хвать, и сдавила, будто я сейчас на врановых крыльях улечу.

– Погоди. Как это?

– Бывает такое. Князь с женщины за дары попросить ребёночка