Ельник - Ульяна Ма

среагировал быстрее. Мальчишка ударил сжатой ладонью размашисто, будто пытался отогнать от себя назойливую муху. И попал прямо в нос. Мужчина сделал несколько широких неровных шагов назад, схватился за нос и повалился на спину, не устояв на ногах. Тонкая струйка красной крови потекла к его губам.

Глядя в его округленные, полные обиды и злости глаза, Марк почувствовал себя скверно. Маленький хромоногий мужичок всего лишь обеспокоен за жену, а Марк разбил ему нос. Стыд настолько охватил Марка, что он развернулся, чтобы уйти, но тут заметил, как за ним у входа в кузницу наблюдают Ганор, Дан и Тихой. От этого стало еще хуже, даже закрутило живот. Опустив голову, Марк быстрым шагом двинулся домой. На груди, там, где он держал подаренный мамой амулет-перышко, что-то неприятно жгло кожу.

Дома не пахло овощной похлебкой, как это бывало по вечерам. На печи стояла разогретая утренняя постная каша, которой мама сварила достаточно, чтобы пообедать и поужинать. Сама она находилась в своей комнате и не встретила сына с работы. Марк, разувшись, тихо прошел по теплому деревянному полу и заглянул в ее комнату. Она лежала на постели, укрытая одеялом, несмотря на то, что в доме тепло. Печь ласково трещала березовыми дровами. Лицо мамы бледное, а коса растрепалась.

– Тебе не лучше? – шепотом спросил Марк. Его мама приподняла тяжелые веки и, увидев сына, слегка улыбнулась.

– Лучше. Я уже хорошо себя чувствую, надо немного отлежаться.

– Знахарка приходила?

– Да. Принесла отвар, – на прикроватной тумбе и правда стоял пахучий кувшин с травяным настоем.

Марк хотел сесть на угол кровати, чтобы пощупать мамин лоб (утром он был горячим), но в дом вошел Тихой. Послышалось, как он скинул сапоги и подошел к умывальнику, начав полоскать руки и умывать лицо после кузницы. Марку следовало тоже сделать это, но он встал в дверном проеме и начал сверлить взглядом его спину. Марк знал, что сейчас будет.

Тихой посмотрел на печь и, нахмурившись, приоткрыл крышку котелка с кашей. Поморщившись, он набрал в легкие воздух и выругался:

– Опять нихера нет поесть. Я что, одну бурду должен весь день жрать? – мама тихо зашевелилась под одеялом, но не встала с постели. – Я кого спрашиваю?!

Тихой взглянул на дверной проем, который загородил собой Марк. Ухмыльнувшись, он двинулся на него, но Марк непоколебимо загораживал вход в их спальню.

– Больно смелый стал, а? – кивнул ему отчим. – Видел, как ты хромого пошатал. Я ж говорил, что кузница из тебя мужика сделает.

– Не трогай маму, – Марк расправил плечи специально, чтобы ощутить бо́льшую уверенность перед рослым мужчиной. – Она болеет.

– Халтурит твоя мамаша, – Тихой положил руку на плечо Марку и сдвинул его в сторону. Марк не хотел отходить, но отчим все еще сильнее и легко пихнул парня. – Эй! Ну, подъем! Пошла готовить!

Марк ринулся к постели, но его остановил голос матери:

– Воробушек, сходи-ка к соседям, принеси крынку молока, я утром забежать не успела.

Марк застыл на месте, глядя, как отчим приближается к постели, где лежала закутанная больная мама. Не было ни страха, ни кома в горле, но внутренний голос пульсировал в висках одной фразой: не время, не время, братец.

Он вынырнул на улицу, закрыв руками уши и быстрыми шагами пошел вдоль по тропинке. Не было никакой крынки молока, никакие соседи им, конечно, ее не обещали – мама просто отправила его вон из дома. Она права. Вмешается – будет хуже. Сердце его билось ровно, но сильно, и каждый удар подобен удару молота по наковальне. Вот-вот будет готово оружие, духовный меч, который порежет на части врагов… врага. Единственного ненавистного ему человека.

Марк дошагал до ворот в сад. Он едва пролезал через прутья: плечи стали шире, мускулистее. Скоро придется будить сторожа, чтобы открывал ворота. Но сейчас не до того, Марк сорвался на бег и бежал вдоль стены дворца, запрокинув голову вверх, выискивая то самое окно с бледно-розовым тюлем. Там, во дворце, ярко горел свет и хорошо видно все, что находится внутри. Лестницы, мраморные залы, холодные каменные полы… и ее маленькое, уютное окошко. Подобрав с земли шишку, Марк с точностью кинул ее в окно. Конечно, Мара в комнате в такое время.

Ее маленькая темная голова высунулась в окошко и тут же исчезла. Марк двинулся к дверям, которые вели прямо из дворца в сад, и вскоре оттуда выбежала Мара, держа в руках кулек фруктов в сахаре. Она обняла Марка и сунула ему в руки лакомства, но Марк удивился сам себе: сладостей ему совсем не хотелось. Он вообще не голоден, что странно после тяжелого дня в кузнице.

– Что-то случилось? – Мара нахмурила брови, разглядывая лицо друга. – Ты выглядишь… грустно как будто.

– Мне нужен совет. И я не знаю, у кого его взять, кроме как у Дауда.

Мара перевела озадаченный взгляд с Марка на своего телохранителя. Ему тоже полагалось выглядеть удивленным, но Дауд оставался собой – невозмутимой глыбой.

– Ну, спрашивай, – Мара дала добро и чуть отступила в сторону, будто давая Марку проход к ее личному стражу. Выглядела она в этот момент очень гордо, как будто совет будет давать не Дауд, а сама она, и совет окажется очень важным и полезным.

Марк нервно откинул пряди волос со лба и посмотрел в лицо Дауда. Да, смело заглянул ему прямо в глаза, чего боялся делать даже с обычными людьми. Дауд, в свою очередь, сосредоточенно глядел на Марка в молчаливом ожидании. Да. Дауд. Именно он нужен Марку. Не человек, зато мужчина, настоящий, сильный, спокойный и всемогущий. Пауза затягивалась, и Марк, не найдя лучших слов, произнес:

– У тебя есть какое-то оружие?

– Да.

Легче вести диалог не стало. Дауд сверлил его пронзительным невозмутимым взглядом, от которого у того Марка, которым он был несколько месяцев назад, затряслись бы коленки. Но теперь это другой Марк. Он глядел в глаза стражу так, будто пытался в них найти все ответы.

– Можно посмотреть?

– Нет.

– Можно! – Мара вмешалась сразу, не успел Дауд даже договорить свой ответ. – Показывай.

О да, Маре тоже жутко интересно. Желания посмотреть у нее оказалось не меньше, чем у Марка.

Дауд вынул из-за алого пояса не то палку, не то колбу. Он слегка тряхнул ее в руке, и палка мгновенно вытянулась в длинное черное копье с таким же черным наконечником, как и основание. Он настолько острый и тонкий, что неясно, где именно он кончался: наконечник тянулся и тянулся вверх тончайшей нитью, плавно переходя в древко. Марк завороженно смотрел