Догоняя рассвет - Рэдрик Нанн

Рю вновь опустил глаза в листы, чтобы не выдать оторопи, вызванной словами девушки.

– Считаешь, ложь оправдает твои ожидания?

– В творчестве нет правды или лжи, – с уверенностью возразила ему Изабель. – Мое творчество рассказывает миру о подвиге «стали» и его главы. Верить или нет – выбор, который стоит уже не передо мной. Я не против правды, у меня есть собранные факты, но не вижу ничего плохого в том, чтобы ради замысла приукрасить действительность.

Решительность суждений Изабель убедила Рю в том, что она целиком отдавала отчет идеализации настоящего положения дел, а ложь ее рукописи не была подлой.

Отец хотел бы такой громкой славы. Но чего хотел сам Рю?

– Что-то еще? – девушка приподняла подбородок, не отводя от Рю внимательного взгляда.

Да, много чего еще он желал сказать Изабель, но робость, причастная к его любви, помешала заговорить открыто, и вместо тысячи слов, томившихся в его душе, Рю проронил лишь:

– Нет, ничего.

И, стыдливо пряча глаза, покинул библиотеку, не дав Изабель шанса окликнуть его.

* * *

За окнами дворца Мореттов сгустился лиловый сумрак, кутая зеленые окрестности тьмой. В комнате, чуть озаренной скучным синеватым светом, Амари следила за надвигающейся с севера огромной тучей, не в силах до конца осознать серьезность борьбы, в которую вступила баловства ради.

Она признала мощь врага, и это отнюдь не воодушевляло.

Амари повидала всякой жестокости и не страдала неуверенностью в себе, в мировоззрении, в завтрашнем дне, но прибытие в Иристэд словно выбило твердь из-под ног, заставив сомневаться в привитых убеждениях.

И в реальности всего, что Амари знала прежде.

В ее королевстве – Балисарде – существование вампиров заканчивалось на голых домыслах. Но теперь, когда герои страшных баек ворвались в действительность, можно полагать, что в других краях кровососы выбрали более скрытное, никому незримое устройство жизни.

Казалось, только Иристэд на целом контенте знал о черной тени зла, змеившейся над человечеством призрачной вуалью. Здесь о вампирах говорили как явлении весьма заурядном.

Но кто поверит правде, вышедшей из спрятанного в скалах городка? Иристэд окружил себя стенами, жил на сыре и вине местного производства, торговал с ближайшими деревнями и не привлекал внимания императора ни праздным весельем, ни историями о демонах. Ни Аклэртон, ни Балисарда не обременяли себя созданием организаций, подобных «Сынам алой стали», – нужды в защите охотников на вампиров у них попросту не стояло.

Если уж на то пошло, о сравнительных достоинствах и недостатках Аклэртона и Балисарды можно написать отдельную книгу: один язык, одна вера во Всевышнего, одна и та же привычка писать нескончаемые законы, одни и те же кровопролитные войны династий. Но расхождения неминуемы, ведь речь о государствах, поднявшихся на разных исторических перипетиях. Люди Аклэртона в большинстве своем известны суровыми, будто высеченными из камня лицами. Они поражали твердостью характеров и дисциплиной, несли учение о честности и храбрости в бою. В столице куда ни глянь – везде потомки завоевателей, что привели империю к величию.

Балисарда же восхваляла все, что радовало глаз. Их культура, основанная на воспитании эстетического суждения, требовала приятный облик, отменный вкус и высокую цену прекрасного. Мужчины здесь выглядели зачастую смазливо, как принцы из дамских романов, а убивали со спины, не глядя жертве в лицо. Не пачкаясь в крови. Впрочем, такими людей и взращивали в королевстве – томными, гордыми, обладателями мягких манер и изящности в каждом движении. Здесь в целом стремились к красивым титулам и роскоши, пока имперцы неодобрительно смотрели на титулованных не по заслугам и богатых.

Амари довелось увидеть и Аклэртон, и Балисарду – она знала, о чем судила. А владение акцентами обоих государств стало достоинством, делавшим Амари ценнее других приверженцев ее тайного ремесла.

Поэтому она оказалась в Иристэде. И теперь, находясь во дворце Мореттов, смятенно металась от одной мысли к другой, растеряв былую убежденность в реальности и даже правоте своего дела.

Она сомневалась во всем.

Иристэд и Моретты открыли глаза на многие вещи. К тому же судьба дала Клайда – духовного наставника, указавшего путь в мир, насыщенный вкусом полноты жизни, попробовать который Амари пока остерегалась в силу возложенных на нее обязанностей.

Клайд…

Пастор был очень хорош собой, рассудителен и благороден. Его умные глаза врезались в память, наполняя сердце каким-то странным трепетом. Амари не имела права требовать от Клайда любви, потому что сама не могла обещать чистой и безмерной любви в ответ. Все, что она могла дать взамен, если пастор поступится принципами, – мимолетную романтическую интригу. Цену, несоизмеримую его жертве.

Оставить все как есть – справедливый исход…

Отчетливый стук в дверь спугнул все размышления. Амари распахнула комнату и столкнулась в коридорной тьме с белым лицом Лироя. Он с порога бросил ей платье, пахнувшее сиреневым мылом, и скривил рот в улыбку, говорившую о новой затее в его голове.

–Переодевай свой дорогой костюм, – Лирой выделил ироничной интонацией слово «дорогой» так, будто хотел в чем-то уличить Амари, – на площади уже горит костер.

Он не приглашал ее на Ночь пламени – он знал, что Амари пойдет. Ей импонировала проницательность Лироя – душу и правда тянуло к празднику, отпустить все гнетущее. Но однажды эта проницательность могла причинить вред. Амари следовало помнить об этом и быть начеку.

Как и помнить о затаившихся в городе демонах.

Она закрылась, чтобы сменить грубый костюм на белое платье с широким кружевом по линии открытых плеч. И пусть новое обличие казалось крайне непривычным глазу, легкость образа неожиданно поселила легкость на сердце.

Амари вышла к Лирою, и он любезно предложил ей руку – угодливые жесты давались ему с необъяснимым очарованием.

Толпы людей стягивались к центру Иристэда, где темный мрак улиц озарял гудящий огонь. Красочное зрелище: алые искры уносились ввысь в почерневшее небо, костер посреди площади зазывно плясал, приглашая присоединиться к празднику. Музыканты на сколоченных плотником деревянных подмостках играли танцевальный мотив – на фоне льющихся веселых нот едва был различим далекий рокот надвигавшейся грозы. Ее приближение чувствовалось в тяжелом запахе, таилось в жарком воздухе, в каждой подрагивающей хвоинке кипарисов.

Но раз уж вампиры не спугнули гуляний, могла ли гроза нагнать страху?

– Жди здесь, – Лирой оставил Амари наблюдать за танцами со стороны и исчез, растворившись в тени.

Похоже, его навыки скрытности ни в чем не уступали навыкам Амари. Не успела она дать мысли развитие, как невзначай уловила разговор двух гвардейцев. Притулившись к стене незнакомого здания, Амари тут же обратилась в слух, ведь беседа так удачно представляла для