Вороньи сказы. Книга первая - Юлия Деулина

колдовской добыть, то ли души убиенных помощи искали – вот и думай. Думала я, правда, недолго. Поднялась и накрепко решила камень этот разворотить. Пусть он Князя болотного, думаю, пусть на меня серчает, а больше такого не надобно тут. Пригодилось мне опять моё Тёмново колдовство – прокляла я камень этот так, чтобы раскололся весь, рассыпался. Ох и тяжко было! Заклятый камень, да как бы не самим Князем Омутов-то! От мысли этой мне, конечно, чуть горделиво стало, ну как я его разломаю! Только первая трещинка в нём наклюнулась, а из неё – скок! – огонёчек. И пошли из этого камня огонёчки сыпаться, разноцветные всякие, который красный, а который и вовсе белый. Тумана натянуло так, что ног не видать, только огоньки в нём пляшут. Слышу – болото стонет, воет, и давай в тумане мелькать что-то чёрное да большое, да мелкое, и пищит и рыкает, и булькает. Не по нраву Князю пришлось, что камень его разрушила. Вся болотная нечисть поднялась ко мне – и пыри, и кикиморы, и болотницы, вода вокруг забурлила. Глазки у них горят, да не похоже, что в этот раз не тронут. Ну всё, думаю, конец, ножом не отбиться от такого. Давай заклятия ограждающие читать да Тёмном тварей стращать, а их только больше становится. Огоньки вокруг меня вертятся, вроде защитить хотят, но не по силам им, душам измученным. Ладно, думаю, Морива-смерть их найдёт теперь уж, да и меня заодно. Жалко только, что пожила так мало, не все тайны мира сведала, да и путь мне в темна-навь. Вот уж первые морды оскаленные рядом показались, жабьи, большие, а зубья как у вепря, а когти, как у рыси на перепончатых лапах – пыри, значит. Хотели на меня броситься, да вдруг дудочка в темноте заиграла. И мелодия такая весёленькая, ну чисто на празднике. Только пыри от этой мелодии как завизжали, как кинулись в разные стороны. Чувствую, меж ног кикимора проскочила, а рядом другие – и все наутёк. А огоньки знай себе пляшут. Сыграла песенка, и никого не осталось из тварей болотных.

Вокруг туман, лучинка из него ничего и не выхватывает. Дудочка затихла, и тишина такая настала, что громом сердечко моё бьётся. Вижу – в тумане голубой огонёк горит повыше других.

– Ау! – кричу. – Есть кто тут? Кто на дудочке сыграл? Покажись!

– Есть, – слышу голос молодой. – Только, коли покажусь тебе, не пугайся.

– Да после такого разве страшно будет! – ему в ответ кричу со смешком, а у самой сердце к хребтине жмётся.

Туман расползаться начал, и вижу я его: молодой паренёк, меня постарше с виду, волос медовый, а заместо глаза одного дырка как у черепа и в ней огонь голубой горит. И руки – не руки, кости!

– Ой, – говорю, и назад от него, ногою в болото!

А он ко мне подался – ловить. Тут я пуще прежнего давай дёргаться, чуть вместе с ним в болото не свалилась. Схватил меня рукою костяной, да говорит:

– Осторожней, девица! Я тебе зла не сделаю, смотри сама, хотел бы зла, уж не стал бы нечисть прогонять!

– А… ежели сам кровушки моей хочешь!

– Ах, вот что подумала, девица… – вытащил меня из болота, отпустил. – Наведар меня звать, я пастух огоньков. В болотах, в лесах их ищу и к дорогам вывожу, чтоб Морива быстрее их нашла.

– Знаю про тебя! Мне наказали тебя беречься… – и смотрю ему в глаза-то: один зелёный, человечий, а один огненный.

– Про меня всякое сказывают, всё больше дурного, потому как, смотри, красавец я какой. Видно, что не Светл в макушку поцеловал. Хочешь – бойся, а из болота я тебя выведу. А то, ишь, работу мою отнимаешь!

И смеётся. А огоньки вокруг него уж крутятся.

Я как отдышалась с первого-то впечатления, меня тут же любопытство разобрало. Вопросы с губ полетели: кто таков, почему таков, откуда? А он волосами трясёт, смеётся:

– Ты бы хоть назвалась, а то так и буду девицей звать! Оттуда я, девица, таков я, девица…

– Прости, Наведар, есть за мною беда, как интересное что-то встречу, вперву очередь думаю, как бы побольше разузнать. Зовут меня Враной. Спасибо тебе, что от нечисти болотной спас!

И кланяюсь ему в ноги.

– Ну будет тебе! Ты тут доброе дело сделала, души томящиеся спасла, это мне тебе кланяться надо. Пойдём, Врана, провожу до дороги, да и души выведу.

Достал он дудочку из-за пояса, чёрную, будто костяную, как руки его, поднёс к губам – и полилась мелодия звенящая да манящая. Огоньки тут же за нами двинулись, покачиваясь.

Он всё играл шёл, а я уж молчала с расспросами-то, потому как делом он занят. Вывел к дороге, подальше от деревни, тут и огоньки в травку сели.

– Заберёт их Морива к рассвету, всех развезёт по нави – кого в светлу, кого в темну… А тебе, Врана, доброго пути!

– Стой, – говорю. – Ничегошеньки про тебя я и не сызнала!

А он мне улыбается.

– Ну раз больше не боишься, хочешь, погуляем с тобой как-нибудь под солнышком, я под солнышком краше. Пойдёшь утром из деревни, возьми дудочку и наиграй вот…

И сыграл простенькую такую мелодию. Я легко её повторила. И успокоилась как-то: ну раз под солнышком, так всё не так жутко. А он поклонился мне – и в туман нырнул болотный, только я его и видела.

Всё любопытство моё, как верх берёт – так и нету во мне страха. Ну ладно, думаю, сразу не съел, так, может, зря Хлад жути нагонял. Нагадал он что ли, что я Пастуха встречу? Всё думаю, чего речь про него вообще завёл. Если нагадал – так гадание на будущее, какой бы ты колдун знаткий ни был, это ученье неточное. Это как глядеть на страницы ещё не написанные, по былому додумать можно, что будет, но может и по-другому выйти. Другое дело на уже написанное в Уложении гадать, это вот точно, да только когда Хлад про Пастуха речь завёл, я даже и не знала, что в Сорках окажусь. Углядел он там в моей судьбе что-то смутное, вот и распереживался. А я всё же попробую, не каждый день с таким нечистым-то встречаешься, надо знания хватать, пока дают.

Как и чему Пастух меня учил

Села писать, а сердце всё колотится и руки трясутся. Но попробую толком рассказать, что недели последние со мною творилось, уж запомнила так ярко, что