Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий

ниху впрочем, не моё дело. Кушать хочешь?

— А давай лучше я тебя покормлю? — улыбнулась девушка.

— Вот выйдешь замуж, будешь каждый день кормить, — лучезарно улыбнулся Алексей. — А пока пользуйся дамскими привилегиями!

— А я хочу сейчас покормить. Можно? — и улыбка какая-то с грустинкой.

— Ну, если очень хочется, то можно! — засмеялся Холмесов.

Некоторое время они молчали. Алексей наблюдал, как порхают руки Ларисы, споро сооружая лёгкий перекус, и в груди у него что-то будто ворочалось, вызревало.

— Ну, садись, — девушка тряхнула каштановыми прядями.

— Ну-ка, ну-ка… — Алексей с видом шеф-дегустатора оглядел стол. — Тээкс… крабовый салат… а это что?

— Тоже салат такой, из тёртой свеклы и яблока. У тебя же в холодильнике яблоко валялось.

— Вери-вери мач! Тээк-с… бутерброды, ну-у, это и я так могу…

— А что бы ты возжелал? — в глазах девушки уже густел смех.

— Бланманже! — заявил Холмесов безапелляционным тоном. — И этот, как его…

— От акулы жареный пупок, — подсказала Лариса, уже едва сдерживаясь.

— Нифига! Этот, ну… а! Студень из лошадиных мослов!

И они разом расхохотались.

— Ешь давай, «бланманже»! — Лариса подвинула к хозяину дома тарелку. — И попробуй сказать, что невкусно!

— И попробую! — решительно возразил Алексей. — Очень даже вкусно!

И они вновь рассмеялись.

Некоторое время они кушали почти молча, перебрасываясь отдельными незначащими словами. Теперь роли поменялись — Лариса, подперев рукой подбородок, наблюдала за тем, как Холмесов поглощает её готовку.

— Будешь так смотреть, я подавлюсь, — посетовал Алексей, энергично двигая челюстями. — Или того хуже, попрошу добавки.

— Да на здоровье, — улыбнулась она. — Мне нравится смотреть, как ты ешь. Открою тебе маленькую тайну — очень многим женщинам нравится смотреть, как кушают их дети и мужчины…

— Спасибо, всё было очень вкусно, — Холмесов промокнул губы бумажной салфеткой.

— Посуду потом сам помоешь, — Лариса встала из-за стола. — Пойдём.

И что-то такое было в её тоне, что Алексей без всяких шуточек подчинился.

В комнате гостья не спеша расстелила на диване постельные принадлежности, торчавшие из подголовной тумбочки — он молчал. Закончив, Лариса так же основательно, неспешно принялась раздеваться. Просто и естественно, как будто жили они вместе лет двадцать. Стянув трусики, села на постель.

— Иди ко мне, Лёша.

…

— Ну вот, собственно…

Ладнев слегка повернул картину, чтобы свет падал под нужным углом, и отступил на полшага. Светлана разглядывала стеклянную пластину, под солнечными лучами будто приобретшую объём. Обнажённая женщина, задорно улыбаясь, закинула руки за голову и изогнулась маняще-грациозно.

— Слушай… и это я?!

— Ну а кто ж ещё-то, — улыбнулся в заметно отросшую бороду художник.

— С ума сойти…

Женщина обернулась и порывисто поцеловала создателя шедевра.

— О как! — засмеялся художник. — Есть хочешь?

— Есть? Есть не хочу, при моей профессии это вредно, — натурщица улыбнулась. — Если, разумеется, не хочу стать моделью для почитателей творчества Рубенса.

— Тогда кофе! Ох, чёрт… кофе кончился вчера… Слушай, есть отличный зелёный чай!

— Это подойдёт!

Они сидели на кухне, пили чай и болтали, и Степан ощущал, как по миллиметру разжимаются стальные челюсти, незримо плющившие его день за днём.

— … Да, чуть не забыл, — он выложил на стол купюры. — Грасиас!

Некоторое время женщина смотрела на деньги, не прикасаясь к ним.

— Я не возьму, Стёпа.

— Вот те на! Обидеть хочешь.

— Нисколько. Не заставляй меня… пожалуйста.

— Так это же твоя работа. Ты чего, мать?

Долгое молчание.

— Да… работа. Мне повезло с этой работой, не находишь?

Она чуть усмехнулась.

— Альтернативы имелись куда как похуже. Бананами торговать на улице, или кондукторшей в трамвае… Проститутка? В моём возрасте конкурировать с пятнадцатилетними сосками дело безнадёжное.

— Ты говоришь страшные слова. Зачем столько цинизма?

Теперь её усмешка стала жёсткой.

— «Не мы таки — жисть така». Не я развалила эту страну. Не я позакрывала заводы. Не я сделала так, что деньги все у бандитов-депутатов-манагеров, а честным людям в лучшем случае корка хлеба с барского стола.

Пауза.

— Было ли мне стыдно, когда первый раз вышла голой на подиум, пред очи толпы студентов? Нет. У нас на заводе каждый год была медкомиссия. И раздеваться приходилось перед какими-то мятыми тётками, а то и похмельными мужланами в белых халатах. Терпеть, пока мужлан щупает груди, на гинекологическом кресле растопыриваться перед ним… Не пройдёшь комиссию, к работе допуск не получишь. И чем ребёнка кормить? И никому в голову не приходило, насколько всё это унизительно.

Она блеснула глазами.

— Страшная я женщина, да, Стёпа?

Вместо ответа он легонько провёл пальцами по её щеке.

— Слушай, а ты правда не продаёшь свои работы? — перевела она тему.

— Эти — нет.

— А на что ж тогда жить художнику?

— Ну ты даёшь, мать! — засмеялся Ладнев. — На халтурку, естественно. Летом особенно хорошо идут карандашные портреты гуляющих граждан.

Она прихлёбывала чай мелкими глоточками, и Степан вдруг подумал — сейчас или никогда. Апрель перешёл свой экватор. Если после двадцатого ответа от тех богов не будет, то придётся всё бросать и целиком переключаться на козье-коровьи дела — да-да, и это очень непросто, успеть к Первомаю!

Вытащив из-за пазухи кулон, он нажал вызов. Несколько секунд ничего не происходило. Светлана, отставив чашку, с интересом наблюдала за манипуляциями хозяина квартиры.

— Что случилось, Стёпа? — голос Туилиндэ раздался словно со всех сторон.

— Туи, я тебя очень прошу, покажись.

Эльдар, облачённая в рабочий комбинезон, возникла посреди кухни мгновенно. Светлана откинулась на спинку стула, таращась на голограмму круглыми, как чайные блюдца глазами.

— Понятно, — оценила ситуацию Туилиндэ. — Ты изложи ей всё коротенько насчёт Конца света, Стёпа. Да, и руку с сердцем-то предложить не забудь впопыхах!

…

— Хм…

Лариса улыбнулась, не раскрывая глаз.

— В смысле?

— Да это я так…

Пауза.

— У тебя точно девушки не было лет пять, не меньше. Жадный такой…

— Это плохо?

Она наконец-то раскрыла глаза.

— Плохо, Лёша. Плохо.

Пауза.

— Молодые парни чёрт-те чем занимаются, всякие делишки себе изобретают. Кто-то преступления совершает, кто-то их раскрывает. Кто-то в офисе сидит, бумажками шуршит, кто-то по Гималаям лазает. А главного в жизни всячески избегают. Не хотят создавать семьи.

Пауза.

— И даже словечко мерзкое придумали — «перепихнуться»…

Вздохнув, девушка села на постели, свесив ноги. Посидев пару секунд, встала и принялась так же неспешно, как раздевалась, натягивать на себя одежду.

— Ларис…

— Пора мне, Лёша. Ты не сердись.

Помедлив, Алексей тоже встал, заскакал на одной ноге, надевая трусы и брюки.

— Ну ты даёшь, слушай. Пробегом мимо…

Он повернул уже одевшуюся гостью к себе лицом, крепко обхватив за плечи.

— Ты не сказала мне «да».

— Это ты про ваш схрон? Пусти, Лёш, — она мягко высвободилась.

Уже в прихожей, надев шапочку, Лариса вдруг решилась.

— Я,