Из Искр и Пепла - Дженна Вулфхарт

зарево. Мы приближались к городу. Кален послал нескольких своих воинов патрулировать улицы и препятствовать Оберону в возвращении своей земли. Если я закричу достаточно громко, они меня услышат?

Я снова перевела взгляд на Оберона. Я не могла рисковать разбудить его. Не раньше, чем я буду уверена в успехе побега.

Перво-наперво мне нужно было освободиться от веревок. Они врезались в кожу каждый раз, когда я двигала руками, и запястья пульсировали так же сильно, как плечо. Оберон забрал Клинок смертных – тот поблескивал на его поясе вместе с горсткой других маленьких клинков. Мой меч тоже пропал.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Если бы я только могла добраться до этого клинка…

Лошадь заржала. Храп Оберона оборвался.

Напрягшись, я закрыла глаза и опустила подбородок, притворяясь спящей.

– Нет, – простонал Оберон. – Оставь меня в покое. Дай мне исцелиться.

Я боролась с желанием взглянуть на него. С кем он сейчас разговаривал? С лошадью?

Но затем снова воцарилась тишина, и я рискнула приоткрыть один глаз. Голова Оберона свесилась на грудь. Его язык высунулся между приоткрытых губ, а лицо блестело от пота. Он выглядел таким… маленьким. Как я могла когда-либо считать его ужасающим?

Верно. Мне нужно было действовать быстро, иначе он снова повел бы нас в сторону города. И я не думала, что по пути будет еще одна остановка, – не тогда, когда мы были так близко. Не сводя глаз с его лица, я обхватила веревку руками, попыталась дотянуться пальцами до узла. Боль пронзила меня, как стрела, и я воспользовалась моментом, чтобы вздохнуть сквозь стиснутые зубы.

Кровь окрасила руки, когда я впилась ногтями в веревку. Я потянула за узлы, медленно вытягивая каждую нитку. Мгновения тянулись мучительной пыткой. В любую секунду Оберон мог проснуться и положить конец моей тщетной попытке бегства. Я едва успела распутать один из узлов, когда моя лошадь топнула копытом.

Я застыла, сердце бешено колотилось в груди.

Оберон моргнул. Я закрыла глаза и опустилась на землю, но было слишком поздно. Он уже увидел меня.

– Ты проснулась, – пробормотал он. – Выпьешь еще валерианы.

Что ж, если мы больше не притворялись, то я не видела причин сдерживаться. Вероятно, это был мой единственный шанс сбежать. И я должна была хватать его за рога.

Я открыла глаза и поднялась на ноги, пока Оберон изо всех сил пытался принять устойчивое положение. Его лицо теперь стало желтовато-серым, как будто смерть пожирала его изнутри. Что-то мешало ему исцелиться.

Я бросилась к нему. На лице Оберона появилось испуганное выражение как раз перед тем, как мое плечо ударилось о его. Я отбросила Оберона в сторону, но пронзившая меня боль криком вырвалась из моего горла. Мучительная пульсация затмила разум, когда Оберон замахнулся кулаком мне в лицо. Я отшатнулась в сторону. Его кулак рассек пустой воздух, и Оберон качнулся вперед, застигнутый врасплох.

Я замахнулась и пнула его в спину. Он рухнул на землю, ударившись щекой о песок. Клинок вылетел у него из-за пояса и заскользил по земле. Я бросилась к нему, даже не задумываясь. Это был не Клинок смертных, но это было лучше, чем ничего.

Мои пальцы сжали рукоять как раз в тот момент, когда Оберон неуклюже поднялся на ноги. Он посмотрел на меня и рассмеялся.

– Ты понимаешь, что эта штука ничего мне не сделает? Во всяком случае, не от тебя. Смертные слишком слабы, чтобы убить королей фейри.

– Не думаю, что я здесь слабая. И, как ты хорошо знаешь, я смертная только отчасти.

Мышцы вокруг его ввалившихся глаз напряглись.

– Ты права. И именно поэтому я должен это сделать.

Он повернулся ко мне спиной, волочась по песку к своей лошади. На мгновение я застыла в неуверенности. Насколько я могла судить, у меня было три варианта.

Я могла ударить его в спину этим ничтожным клинком. К сожалению, Оберон был прав. Это почти не причинило бы ему вреда.

Или я могла бы убежать, пока он отвлекся. Но я не знала, как далеко смогу уйти со своим измученным болью телом.

Третий вариант, вероятно, был лучшим, но мне пришлось бы двигаться быстро, если я хотела избежать еще одной пропитанной валерианой тряпки.

Напряженно выдохнув, я перевернула лезвие в своих руках и перепилила веревку. Оберон сделал шаг к своей лошади. Первые мотки веревки порвались надвое. Он сделал еще шаг, и слезы решимости обожгли мне глаза. Еще одна часть веревки порвалась. Я продолжала пилить, а Оберон продолжал идти, и я так сильно стиснула зубы, что у меня заболела челюсть.

Щелчок. Наконец, последние остатки веревки освободили меня, как раз в тот момент, когда Оберон добрался до кожаной сумки, притороченной к спине его лошади. Он полез в карман. Со скоростью, о которой я и не подозревала, я подбежала к нему сзади и приставила лезвие к его шее.

– Не двигайся, – прошипела я ему на ухо.

Глава XLVII

Тесса

С такого близкого расстояния я могла разглядеть капельки пота на затылке Оберона. Он сглотнул, прижавшись к клинку.

– Убери руку из сумки, – приказала я.

К моему удивлению, он действительно послушался. Оберон осторожно вытащил пальцы из сумки и отвел руку в сторону.

– Ты стала тише обычного смертного. Ты знаешь, что это значит, не так ли?

– Это ничего не значит. Ты просто слишком слаб, чтобы услышать меня.

– Интересно, хватит ли у тебя сил убить меня этой штукой? Сомневаюсь в этом.

Я сузила глаза.

– Что ж, тогда, возможно, мне стоит попробовать.

– Послушай себя. Вся эта ярость, – он издал горький смешок. – Ты думаешь, что я опасен, и все же в твоих жилах течет кровь бога. Бога Смерти.

Я переступила с ноги на ногу.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать – отвлечь меня, чтобы придумать способ обезоружить. Это, должно быть, означает, что ты боишься меня больше, чем хочешь признать.

Я сильнее прижала клинок к его горлу. Кровь очертила острие стали. Я могла бы ударить Оберона прямо сейчас, но этот клинок его не убьет, а мне нужно было выяснить, где он спрятал ожерелье. Если оно попадет не в те руки, мир будет обречен.

Оберон поднял руки и медленно повернулся ко мне лицом. Я стиснула зубы, крепко прижимая клинок к его коже, но блеск в глазах Оберона нервировал меня.

– Опусти оружие, Тесса Бэрен, – сказал он спокойно, как будто мы обсуждали не что иное, как утреннее солнце.

– Где ожерелье?

– Какое ожерелье?

– Ты знаешь, какое. То, в