Опасные видения - Коллектив авторов

Спустил оттуда охапку дощатых знаков, стянутых брезентовыми ремнями. Развязав, карлик отнес их к клеткам. Снова забрался по лестнице и начал развешивать таблички над прутьями.

В тусклом свете уличного фонаря я мог разглядеть только поблекшие рисунки, написанные много лет назад в традиционном стиле ярмарочных вывесок: цветы и картуши с какими-то буквами. Подойдя поближе, я оказался на краю их поляны. Девушка обернулась и увидела меня. Карлик вешал последнюю табличку, а она стояла у лестницы, придерживая ее одной рукой, и глядела на меня не мигая. Может, дело в ее защитной позе, пока над ней возилась крошечная фигурка, но показалась она куда старше, чем когда только появилась со своим зверинцем на городской окраине. В бледном свете ее волосы стали чуть ли не серыми, а голые руки выглядели морщинистыми и натруженными. Пока я приближался и миновал первую клетку, она следила за мной глазами, словно заставляя себя проявить интерес к моему появлению на сцене.

На стремянке вдруг поднялась суета. Вывеска выскользнула у карлика из пальцев и упала у ног девушки. Размахивая короткими ручонками, карлик соскочил с лестницы. Поднялся с земли, кружась, как юла, чтобы восстановить равновесие. Отряхнул шляпу о сапоги и нацепил на голову, потом полез по стремянке обратно.

Девушка придержала его за руку. Сдвинула лестницу вдоль клетки, с трудом удерживая на прутьях.

Подчиняясь порыву – более-менее из сочувствия, – я сделал шаг к ним.

– Вам помочь? – спросил я. – Может, я достану до крыши. Если дадите табличку…

Карлик помялся, глядя на меня скорбными глазами. Казалось, он готов согласиться на помощь, но так и стоял со шляпой в руке, словно ничего не мог ответить из-за каких-то негласных обстоятельств, некоей разделяющей нас границы, такой же формальной и непроницаемой, как между самыми строгими кастами.

Но девушка пригласила меня жестом к лестнице, отвернувшись, когда я приставил ту к клетке. Она наблюдала в тусклом свете, как вдоль берега пасутся лошади.

Я поднялся, принял табличку, протянутую карликом. Приладил на крышу, придавив двумя половинками кирпича, лежавшими там для этой цели, и вплотную прочел надпись на покоробленных досках. Стоило мне разобрать слова «чудеса» и «зрелищный» (очевидно, таблички не имели никакого отношения к животным в клетках и наверняка были украдены на какой-нибудь другой ярмарке или найдены на помойке), я заметил внезапное движение в клетке подо мной. В соломе кто-то рылся – и низкое бледное создание укрылось в свою нору.

От этого ворошения соломы – животное то ли прыснуло от страха прочь, то ли пыталось меня предупредить, этого я сказать не мог, – повеяло сильным и смутно знакомым запахом. Когда я спускался, он витал вокруг – приглушенный, но не дававший забыть о себе. Я взглянул в конуру, чтобы приглядеться к животному, но оно забросало вход соломой.

Карлик и девушка кивнули, когда я отвернулся от лестницы. Враждебности не чувствовалось – карлик и вовсе будто готов был меня отблагодарить, его губы двигались в немой гримасе, – но они почему-то будто не могли пойти со мной ни на какой контакт. Девушка стояла спиной к уличному фонарю, ее лицо, смягченное темнотой, теперь выглядело маленьким и бесформенным, как у недоразвитой девочки.

– Ну вот и готово, – сказал я отчасти в шутку. И с некоторым усилием заставил себя прибавить: – Очень славно выглядит.

Когда они не ответили, я покосился на клетки. У пары конур сидели их обитатели, но их бледные формы было не разобрать в слабом свете.

– Когда открываетесь? – спросил я. – Завтра?

– Мы уже открыты, – ответил карлик.

– Уже? – Не зная, не шутит ли он, я хотел показать на клетки, но, очевидно, его слова надо было принимать за чистую монету.

– Понятно… открыты с этого вечера. – Поискав, что бы еще сказать – а то они словно были готовы стоять со мной бесконечно, – я продолжил: – А когда уезжаете?

– Завтра, – тихо ответила девушка. – Нам надо уезжать с утра.

И словно по сигналу, они оба перешли небольшую арену, сдвигая ногами в сторону обрывки газет и прочий сор. Когда я ушел, озадаченный целью этого жалкого зверинца, они уже закончили и стояли между клетками в ожидании первых посетителей. Я помедлил на берегу, возле пасущихся лошадей, чьи безмолвные силуэты выглядели столь же нематериально, сколь у карлика с его хозяйкой, и подивился, что за странная логика привела их в город, где в полном разгаре другая ярмарка – чуть ли не бесконечно крупнее и веселее.

При мысли о зверях мне вспомнился любопытный запах у клеток: отчего-то расплывчато неприятный, но напоминающий что-то знакомое. Сам не знаю почему, но я убедил себя, что этот-то знакомый запах и есть ключ к разгадке странного появления цирка. От лошадей рядом со мной приятно веяло отрубями и потом. Они опустили головы к траве у кромки реки, словно пряча от меня в своих сияющих глазах какой-то секрет.

Я вернулся к центру города, чувствуя облегчение при виде сияющего чертового колеса над крышами. Карусели и галереи, тиры и туннель любви – все это был знакомый мир. Даже ведьмы с вампирами, намалеванные на доме ужасов, были кошмарами из предсказуемой части вечернего неба. И напротив, та молодая девушка – молодая ли? – и ее карлик казались выходцами из неведомого края, пустой реальности, где ничего не имеет смысла. Вот это отсутствие всякого вменяемого мотива и растревожило меня в них больше всего.

Я блуждал в толпе под навесами и внезапно, повинуясь порыву, решил прокатиться на чертовом колесе. Я ждал в очереди с молодежью, а кабинки взмывали высоко в вечерний воздух, словно бы зачерпывая в звездное небо ярмарочные музыку и свет. Я разделил кабинку с молодой девушкой и ее дочерью, и уже скоро мы плыли в сиянии над расстилающейся под нами ярмаркой. Все две-три минуты поездки мы перекрикивались с девушкой и ее ребенком, показывая друг другу знакомые достопримечательности городка. Но когда мы остановились наверху, пока внизу сходили пассажиры, я впервые заметил тот мост, где гулял ранее. Проследив глазами вдоль русла реки, я нашел единственный уличный фонарь, светивший над пустырем у складов, где разбили свой цирковой лагерь белолицая девушка с карликом. Когда наша кабинка сдвинулась вперед и приступила к спуску, в промежутках между крышами различались и тусклые очертания двух фургонов.

Спустя полчаса, когда ярмарка начала закрываться, я вернулся к реке. По улицам прогуливались под руку люди, но ко времени, когда у меня перед глазами показались склады, я остался почти один на мощеной мостовой, что вилась между коттеджами. Затем показался уличный фонарь – и