Опасные видения - Коллектив авторов

на спине, охотничьим ножом с шестью лезвиями на ремне и со значком, нашитым на голубую рубашку, – символе, что он состоит в Американской лесоводческой ассоциации или чем-то в этом роде. Он лежал на локтях, с травинкой в зубах, глядя, как пяток титанов фантастики (постарше и поутонченнее его) поливают друг друга пивом из квартовых бутылок на лужайке дома Деймона Найта. Джонатан Бранд любовался.

Великодушие не дает мне объяснить, почему Джим Блиш, Тед Томас, Деймон и Горди Диксон резвились столь неприглядным образом. Великодушие – и подозрение, что именно эта детская или природная невинность, не дай боже, и дарит им жизнерадостность для написания превосходных текстов.

Джон приезжал в Милфорд на 11-ю Ежегодную конференцию писателей-фантастов – на неделю дискуссий, семинаров и мастер-классов, где знатоки своего ремесла обмениваются идеями, сведениями о рынке и мокрыми рубашками во имя лучших достижений в избранной ими профессии.

Он произвел на участников большое впечатление. Его остроумие, знание жанра и самое главное – предложенная для рассмотрения на мастер-классе работа сделали его новым голосом, к которому стоит прислушиваться. Рассказ, который он подал для отзывов (поступок сродни с харакири), прочитали все присутствующие писатели, и их критика была жесткой. Как всегда. Оголенные «я» и неприкрытые предвзятости первосортных фантазеров не гарантируют, что творческую душу обласкают и не убедят уйти в подносчики кирпичей. Но Джона и его рассказ приняли на ура. Хвалили искренне и практически несдержанно. Он так хорошо себя показал, что я решил купить у Джона тот рассказ для антологии. Он внес пару мелких правок и штрихов – и вот текст перед вами.

Джонатан Бранд признает, что слишком долго пробыл аспирантом Технологического университета Карнеги. Живет один, каждый будний день в семестре ходит на учебу пешком, летом впадает в спячку, не пользуется телефоном, любит трамваи, ненавидит говорить или слушать, любит читать и писать, отказывается называть возраст, семейное положение, прошлые работы и вообще хоть что-нибудь, чтобы это предисловие показалось не просто анонсом о том, что Джонатан Бранд написал для сборника очень смешной, слегка безумный, дерзкий и бесспорно опасный рассказ.

Встреча с деревенщиной

Джонатан Бранд

Да я-то откуда знаю, с чего у старого бестолкового пентюха снесло крышу? Он старый. Он бестолковый. Он всем пентюхам пентюх. Как тут крыше не снестись? Но я все-таки поддержу местную полицию, дам показания о нашем разговоре, который произошел перед срывом милого патриарха. Кто знает – post hoc, ergo propter hoc?[152]

Ну хватит, хватит, я говорю серьезно. Что я, по-вашему, несерьезный? Да вы посмотрите на мои кредитки и дипломы. И бакалаврский, и магистерский, и десяток докторских – мой папа руководит кучей планет, там куча университетов. Я так, собственно, и попал на эту моднявую конференцию на вашей живописной планетке, то есть на коллоквиум Вселенской академии наук, Северо-Западно-Верхний Октант.

Так бы я о себе не сказал, что я большой ученый. Я-то больше по импровизации и наркотическому опыту, но есть вот у меня слабость к академической среде. Умеют эти яйцеголовые телеги толкать, ваша честь, офицер, сэр и так далее, – чтоб все одним предложением, без остановки, ни запятых, ни смысла, но ох – какие ритм, структура и баланс! А ведь то же самое и в дзюдо, не говоря уже об импровизации, не говоря уже о сексе – и это все ключевые элементы потока нашей жизни.

В каком это смысле – «говорить по делу»? Я же тут стараюсь предоставить контекст, резюме мира яйцеголовых, в рамках которого и произошло наше межличностное общение, – в смысле, мое, моей девчонки Пэтси и той престарелой деревенщины с бородой на сто процентов из человеческих волос, когда я, она и он выпивали в баре «Континуум» в отеле «Транс-Порт», в котором и проходит вышеупомянутый коллоквиум. Да я знаю, что вы знаете, ваше сиятельство, сквайр и/или мировой судья.

А теперь вам понадобилось что-то знать касательно Пэтси? Штука с Пэтси в том, что ее отец в первую очередь очень богатый, а еще он в строительстве, как и мой, и им обоим невтерпеж объединить династии, они мечтают возиться, тискаться, возиться и сюсюкаться с кудрявым наследничком, вот и откомандировали меня вместе с Пэтси в круиз – короче, совершенно неприкрытый сговор, чтобы наше знакомство дозрело и переросло в любовь. Курица раньше яйца, ха-ха. Да не переживайте вы так, шериф, законник, стрелок, не размахивайте длинной рукой закона, подхожу я к сути, подхожу. Я буду чрезвычайно благодарен, если/когда вы сами не слетите с катушек, мне одного раза в день хватает за глаза.

Ну и хорошо, если вы и правда в порядке, тогда хватит уже дергаться и я во всех подробностях и деталях вспомню точный разговор, предшествовавший тому, как дряхлый деревенский чудик психанул, а если конкретно, то лег на ковер и принялся его жевать, одновременно пуская пену изо рта и рыдая. Начало: он сам подходит ко мне в баре, представляется, – лицо у меня дружелюбное, я не отпугиваю скромных. Да как я вам сейчас вспомню имя сего старого крестьянина? Доктор Какой-то Там. Этот старикан – он вроде как интеллектуальный цвет своей планеты, просто-таки самый яркий в клумбе, то есть махина в теологии, музыке, хирургии, политике – а то и, может, в импровизации и сексе, уже забыл. По его словам, планета у него строго блюграссовая – то есть оптовый экспортер стеклянных бус и циновок, – но все-таки они там все скинулись, женщины расплавили свои золотые сережки, и этого старикашку отправили на коллоквиум. Прошу обратить внимание: я ничуть не насмехаюсь над этим похвальным желанием – то есть чтобы Университет Мухосранска прислал профессора на коллоквиум. Это все-таки, что ни говори, не вредно для Университета Мухосранска.

Ну и вот мы чешем языками, довольно-таки дружелюбно, я угощаю, а увидев, что он понимает в теологии, – а я любитель фольклора, – я говорю: «Ну, просветите меня, что ли, троньте мою душу смесью жалости и ужаса, поведайте какой-нибудь ваш наверняка красивый старый миф». Ну, седой музыкант/священник/хирург и не против, приступает к мифу о творении, а лучше этого, я вам скажу (прослушав не один и не два курса в прошлом – и о Прошлом, ха-ха), и не найти. Но тут на середине благородной повести, освященной веками, передававшейся из уст в уста династиями слепых бардов, у меня вдруг возникает отчетливое впечатление, что его планета – производства фирмы моего отца!

Вот так совпадение – и, забывшись в своем юношеском воодушевлении, я достаю рекламную брошюру моего папаши,