Новый мир. Книга 4: Правда (СИ) - Забудский Владимир

— Фламини сдал тебя, Димитрис. Ты должен сам это понимать, — прокомментировала эту новость женщина, называющая себя Мей Юнг, незаметно вынырнув из темноты у меня за спиной.

Я покосился на нее краем глаза. Она по-прежнему говорила со мной на нашем родном языке, который я уже успел изрядно подзабыть. Это, конечно, навеивало ностальгию, но также усиливало ощущение абсурдности происходящего.

— Я не совсем в том виде, чтобы участвовать в чаепитии, — заметил я, увидев у нее в руках тонкий поднос, на котором стоял чайничек и две чашки.

— Не беспокойся насчет этого. Старые друзья могут попить чай в любом виде.

Присев на топчан напротив моего, моя бывшая одноклассница (если это и правда была она) поставила поднос прямо на пол между нами. По богатому аромату я сразу же узнал китайский крупнолистовой зеленый чай.

Не дождавшись ответа на ее комментарий, она дополнила его:

— Его интересовала безопасность собственной дочери. И он добился этого — увез ее, должно быть, в какое-то убежище. Перестрелка и ранение его телохранителя были нужны для достоверности, чтобы дочь не заподозрила замысел своего отца. Вот и все.

Я тяжело вздохнув, вспомнив странное выражение лица Робера при нашем прощании. Как бы мне не хотелось этого признавать, в душе я понимал, что Мей (или та, кто ею прикидывается), скорее всего, права. И, как бы это не было удивительно, осознание этого не вызывало во мне волну гнева по отношению к сенатору. Это был поступок отца, готовый на все, чтобы защитить свою дочь. И, как бы там ни было, но я был рад, что она сейчас в безопасности.

Корреспондентка на экране, тем временем, продолжала:

— В разных городах Содружества наций происходят протесты из-за похищения и, возможно, убийства Войцеховского, ставшего знаменитостью после своих шокирующих откровений. Самая крупная акция, в которой принимает участие больше тысячи человек, проходит сейчас в Сиднее, в здании бывшего Молодежного китайского театра, который теперь более известен как полевой штаб набирающего популярность Независимого союза отставников — контрактников, одним из предводителей которого являлся, или является, Войцеховский.

На экране появилась импровизированная протестная трибуна, которую соорудили перед зданием театра. За трибуной стоял Сильвестр Торнтон, нависая над ней с решительным выражением лица. По бокам от него были видны угрюмые отставники, среди которых промелькнули лица Чако Гомеса и Альберто Гауди.

— … вершина цинизма! — кричал Торнтон, колотя кулаком по трибуне. — Питер Коллинз! Димитрис Войцеховский! Сколько еще ребят будут цинично уничтожены, став жертвами борьбы за правду и гласность?! Вы думаете, что можете взять и заткнуть нас — вы, Гаррисоны, Чхоны, Окифоры и прочее отродье?! Думаете, нет человека — нет проблемы?! Ошибаетесь, сукины дети! Ведь нас — тысячи! И акция «Правда о войне», которой положил начало Димитрис, никогда не утихнет! Каждый день, начиная с сегодня, один из нас будет становиться перед камерами — и рассказывать свою историю о войне и военных преступлениях, послав к чертям ваши «военные секреты» и оговорки в контрактах! Каждый Божий день! И попробуйте заткните нас всех!

Дальше на экране появилась недовольная мина генерального прокурора Уитакера. Уже два раза на протяжении краткой пресс-конференции он делал вид, что не замечает вопросов о Войцеховском, которые задавали репортеры из не самых рейтинговых СМИ. Но когда вопрос настойчиво повторил Эдвард Грей, известный журналист из топового издания ThePress, прокурор не выдержал и разразился эмоциональной рефлексией:

— Почему вы спрашиваете это у меня?! Я еще раз повторяю — расследованием этого дела руководит Департамент специальных прокуроров! Они мне не подотчетны! Все вопросы — туда!

Затем на экране появилась студия центрального сиднейского телеканала SMT-1, где разгорались созванные мэром Самантой Келлер-Риз теледебаты, призванные снизить напряжение в городе и избежать необходимости силовых действий против протестантов.

На экране я видел Изабеллу Линнакер, посланницу Протектора, перед этим согласившуюся пойти навстречу мэру и отодвинуть срок, на протяжении которого улицы должны быть очищены от демонстрантов, еще на трое суток, а также давшую согласие принять участие в дебатах. Весьма кислое выражение ее очень красочно свидетельствовало, что о последнем решении она уже успела пожалеть. Политический ландшафт Сиднея был даже более шероховат, чем Содружества наций в целом. Но прибытие в город эмиссара Протектора, 37-летней девчонки, причем даже не местной, чья самоуверенность достигла таких высот, что она возомнила, будто способна легко совладать с 45-миллионным Гигаполисом, консолидировало очень широкий спектр сил, для которых она стала общим раздражителем. Узурпировав часть муниципальных полномочий, Канберра фактически указала Сиднею на его место. А такое гордым сиднейцам, убежденным, что их город — настоящая столица мира, никогда не нравилось.

Среди примерно сотни влиятельных людей, журналистов и экспертов, которые собрались в студии на затяжные 4-часовые дебаты, сложно было сыскать двух человек с одинаковым мнением. Но еще сложнее было отыскать того, кто с симпатией относился бы к гостье из Канберры.

— Мне неприятно комментировать абсурдные слухи, что официальные органы или лица на службе у Содружества якобы ответственны за похищение этого человека, — уклончиво ответила она на вопрос из студии, который касался, судя по всему, событий в Сент-Этьене.

— Но вы ведь не можете быть уверены, чем занимается СБС, верно? — мягко заметила ведущая, известная и опытная сиднейская журналистка англо-пакистанского происхождения Тара Улисс, не поддержав попытку гостьи уйти от разговора.

— Я — государственный служащий Содружества, личный представитель Протектора в этом городе. И я могу со всей ответственностью заявить — Протектор никогда не санкционировал бы действий спецслужб, связанных с похищением людей! — безапелляционно, с нечеловеческим апломбом, который был у нее, похоже, защитной реакцией на прессинг, отрезала Линнакер.

Быстро сообразив, что таким ответом она выставила себя круглой дурой, которой она вовсе не является, она поспешила поправиться:

— В смысле, да, СБС имеет право делать такие вещи в соответствии с Законом «Об особых полномочиях», если того требуют интересы безопасности. Но в таком случае правильно применять термин «задержание», а не «похищение».

— Так значит вы все-таки считаете, что его «задержали»? — с неприкрытой иронией спросила ведущая, усмехаясь.

— У меня нет информации, чтобы случай с Димитрисом Войцеховским как-то связан с действиями СБС. У меня нет такой информации, — открестилась Линнакер, и, осознав, что начинает выглядеть совсем блекло, перешла в атаку: — Я не удивлюсь, если окажется, что эти события — провокация, устроенная отдельно взятыми «оппозиционерами», которые, похоже, уже ничем не гнушаются во имя роста своей популярности. Удивительное совпадение, не находите, что в этом оказалась замешана дочь одного сенатора?

— Ну что вы, Изабелла. Не думаю, что вы и сами верите в то, что говорите, — заметила мэр, казалось бы, дружелюбно и примиряюще, но не без ноток снисходительности, которые намекали, что она, опытный политик, говорит с сопливой выскочкой. — Я не первый год знакома с Робером Фламини. Мы никогда не были друзьями, но имели много деловых встреч в тот период, когда он работал в сфере строительства. Это не тот человек, который обагрит свои руки кровью стольких людей, да еще и подставит свою единственную и любимую дочь под пули, ради сомнительного политического пиара.

Одарив студию многозначительным взглядом, мэр добавила:

— Признаюсь даже в том, что я грешна, и с шоу Барри Гоффманом знакома не понаслышке. Мы с дочерью смотрим его пятничными вечерами не первый год, как и миллионы жителей Сиднея. Так вот, этот аппарат, установленный в студии у Барри — это не фальшивка. Тому есть множество очень серьезных и достоверных подтверждений…

— Я это шоу не смотрела и не смотрю, — прохладно ответила Изабелла.