Мийол-ученик 2 (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Ригар долил себе чаю из заварника, отпил. Мийол продолжал ходить по столовой.

— А потом всё пошло наперекосяк.

— Как? — спокойный интерес.

— Я уже хотел сделать предложение, то самое, когда… эх. Глубокоуважаемая спросила, как широко разошлась формула чар. А когда я ответил, что её знают только ты, Васька и Шак — ну, и ещё она теперь — просто взяла и сказала, что запрещает нам всем впредь распространять знание о Призыве Подобия Артефакта. И ничего не ответила на вопрос, чем это вызвано.

— А ты решил, что адвансар Сарекси, почти втрое тебя старше, станет отвечать на вопросы нахального малька?

— При чём тут нахальство?! Раз уж она признала меня личным учеником…

— Личным, — акцентировал Ригар, перебивая. — Всего лишь. Тебя разбаловало общение со мной и со Щетиной, который тоже ещё тот анархист… был. Ты забыл, что личное ученичество — это, по Тарзию, лишь вторая ступень из трёх, не подразумевающая особой доверительности. И довольно односторонняя. Неравноправная.

— Но ведь…

— А ещё, — снова перебил отец, ещё строже прежнего, — ты забыл, что Никасси выше тебя по статусу в достаточной мере, чтобы отдавать приказы без каких-либо объяснений. Или возомнил, что пребывание на одном уровне с ней даёт тебе какие-то преференции?

— Нет!

— Тогда что тебя не устраивает?

— …

— Дальше что было?

— … — Мийол продолжал молчать.

Вот тут Ригар не удержался и немного напоказ вздохнул:

— Ты какую эпическую дурость упорол?

— Я перешёл к предложению. Про исследование глубинной структуры пространства, про опыты по подтверждению гипотезы Щетины. Сказал, что сам не потяну, потому что… а она даже не дослушала и запретила заодно всё это тоже! Даже попытки!

— Позволь мне угадать. Ты снова спросил её о мотивах. А когда не услышал ответа, начал закидывать её догадками, отслеживая реакции через сигил.

— …

— Сынуля. Верни мне веру в людей, скажи, что этим всё ограничилось.

— …

— Так, — закрыв глаза, Ригар снова вздохнул. Уже не напоказ. — Давай-ка без вот этого. Что случилось потом? Вернее, как она отреагировала на твоё хамство?

— Это… я…

— Это было хамством, причём беспричинным, причём в адрес вышестоящего. Было?

— Но ведь я просто…

— Было или нет?

Мийол вздохнул, присел сбоку, гипнотизируя взглядом чайник.

— Было, — сдался он, потянувшись налить питья и себе.

— И что сделала глубокоуважаемая?

— Заморозилась. Ещё сильнее обычного. При этом она вывела на первый план затмевающее всё остальное презрение. И…

— И?

— Сказала, что если меня настолько не устраивает соглашение об ученичестве, его вполне можно аннулировать. В конце концов, новый статус пока ещё нигде не зафиксирован.

— А что сделал ты? Надо полагать, список уже утворённых дуростей показался неполным без ещё парочки? Более смачных?

— …

— Сын.

— …

— Настолько плохо?

— Я, — сказал, глядя мимо, Мийол, — оскорбил её семью.

— Насколько прямо?

— Не очень. Просто сказал, что, не будучи по крови Тамарен, никто не станет превращаться в живую ледышку без серьёзных причин… что даже ассистента не держать, делая всё лично — это совершенно не… и что я — мы — не такие, как вис-Чарши.

— Замечательно. И?

— Она сказала, что соглашение об ученичестве всё меньше устраивает её. И спросила, какой компенсации я пожелаю за то, что передал ей знания моей магической школы.

— Ещё того замечательнее. А что ты на это ответил? Нет. Не только что. Как ты ответил?

— …

— Сын.

— …я тоже постарался заморозиться. У меня неподалёку магоклон работал. Я перенёс в него основной фокус внимания, сделав живое тело как бы куклой…

— Отзеркалил, значит.

— Да. И…

Мийол замолчал. Ригар подождал немного, ничего не дождался и сказал:

— Позволь мне ещё разок угадать. Ты с предельной, вполне оскорбительной вежливостью из свежеустановленной бесчувственности — или, лучше сказать, полной контролируемости — сказал, что если ей привычнее чисто деловой формат общения, услуга за услугу и добро за добро, то ты не посмеешь настаивать на привычной тебе манере и всемерно постараешься перенять ту, которую показывает и предпочитает глубокоуважаемая. И что вопрос достойной компенсации за один из наименьших секретов школы Безграничного Призыва ты смело оставляешь на глубокоуважаемой. На её совести, чувстве соразмерности и деловой этике.

— …

— Что, так хорошо угадал?

— …слова были немного другие.

— Но смысл именно такой, угу. И что она?

— Понадеялась, что я действительно перейму её манеру общения, пообещала подумать о достойной плате за Призыв Подобия Артефакта, попрощалась и удалилась.

— И насколько она при этом была обижена?

— Не знаю. Эта её заморозка отлично прячет… всё.

— Надо полагать, — Ригар даже вздыхать не стал. Просто прибег к собственным практикам по самоконтролю. — Надеюсь, ты хотя бы понимаешь, что упорол пачку эпических дуростей?

— Да.

— Точно понимаешь?

— Да.

— Что-то не похоже. Впрочем, тяжесть последствий выяснится позже. Ты поймёшь, как и что, когда посмотришь на действия куратора, а не на её слова и эмоциональную маску. А пока, для закрепления материала и ради полноценного понимания… для начала: с чего ты вообще решил, что глубокоуважаемая радостно побежит туда, куда ты её поманишь?

— … — Мийол старательно спрятался за пиалой.

— Видимо, ты решил, что раз с кланами Мутного залива всё срослось, то и в Лагоре всё тот же праздник всеобщего согласия продолжится?

— Нет.

— Решил-решил. Может, не осознанно, но всё же опыт условно успешных политических игрищ точно ударил тебе в голову… и, видимо, вышиб оттуда что-то важное. Скажи-ка, сынуля мой мощный, давно не осеняемый крылом птицы обломинго… почему бы это успех в Мутном заливе и его окрестностях не удалось повторить с мэтром Никасси?

— Не знаю.

— Скорее, думать не хочешь.

— Я честно не знаю.

— Ладно. Давай немного упростим. Вот есть первый подмастерье: Райвеза Выдумщица. Вот второй: Никасси Морозная. Почему первая поспешила тебе довериться — именно довериться, тут двух мнений быть не может! — а вторая как-то не очень?

— Да мне-то откуда знать? — Мийол нервно хохотнул. — Или ты хочешь, чтобы я разложил по коробам мотивы аж самой Выдумщицы? Да ещё с мотивами Морозной сравнил? Той самой Морозной, с которой я провалился, как… то есть не смог понять, почему…

— М-да. Наверно, мне тоже кое-какие успехи в голову ударили. Я как-то даже подзабыл, что тебе лишь семнадцать. Что ж… по части мотивов двух названных персон и я полного расклада не дам. В конце концов, я знаю Райвезу только с твоих слов. Но одну критичную разницу я тебе назову и так…

Ригар вздохнул, после чего выдохнул:

— Отчаяние.

— Отчаяние?

— Оно самое. Выдумщица отчаялась гораздо сильнее и глубже, чем твой куратор. Готова была цепляться даже за самые сомнительные шансы. Решать судьбы — свою и чужие — не броском монеты, но по едва ли не случайным поворотам судеб. А мэтр Никасси… не ко времени ты решил колоть ей в глаза её же характером, позаимствовав мою проницательность. Но в целом всё верно. Я вряд ли ошибся, когда оценивал причины её превращения в… Морозную.

И, прикрыв глаза, он словно бы прочёл с листа уже недавно звучавшую цитату:

— …не может стать медиумом тот, кого в детстве хоть кто-то любил. Так странно устроен этот печальный дар — умение видеть чужие мысли и испытывать чувства, способность входить в чужие внутренние миры. Если малышу есть, на кого положиться, если он знает, что его защитят и поддержат, не ждёт ежеминутно окрика и пинка, если он счастлив, — он никогда не узнает, каково это. Зачем счастливому человеку становиться тонкой мембраной, тугой струной? Оставаться человеком куда приятней.

— Не вижу в этом даре ничего печального, — сказал Мийол упрямо. — Или нелюдского.