Кукла 7 - Мир

Он не знает ответов на этот вопрос, но с того момента прошло точно ни одна сотня лет.

Теперь он, хех, человек-муравей. С усиками. С усами-антенками, позволяющими улавливать пространство вокруг и контролировать свой, хах, муравейник целиком. С четырьмя ногами, и двумя многосуставными руками. И высотой тела в вертикальном состоянии больше двенадцати метров! Если кончено в этом иллюзорном мире высота привычных объектов осталась той же, а не тоже, исказилось, как и всё вокруг.

От него прежнего, от того славного полковника, что берег своих людей, и заботился о населении городов страны, практически ничего не осталось. Того человека, что умирал тысячи, и сотни тысяч раз, прикрывая своих ребят своим телом. Что раз за разом придумывал новый план, новый способ как выжить! Или… наоборот — путь, как умереть быстро и без мук, просто… потянув время, чтобы пожить чуть дольше до повторения петли.

Бегства, крысиные бега, прятки, массовый и дружный само подрыв… фантазия у него богатая, да! И он… попробовал казалось бы все, на что только мог! Не что бы выжить, но что бы… хоть как-то продержатся! И не ясно даже в ожидании чего.

Чуда не произошло. И от его прошлого, того славного, и толкового вояки, и действительно него человека! Не осталось ничего, и даже жалкой тени. Только… маленькая крупинка, жалкая песчинка, некий… осколок или даже тень от осколка личности, старательно хранимая где-то в глубинах пустого сознания.

И эта крупинка постоянно доставляет ему массу боли! Горит огнем! И приносить ежечасные страдания! Бесконечная пытка в этом аду! И это не уколы совести, и что-то такое, с осуждением поступков, это просто… банальное желание сожрать эту последнею крошечку хлеба, и не трястись над ней, ежечасно смотря голодными глазами.

Но именно эта чувство, этот голод, эта боль и желание заставляет его мыслить! Держат в сознании и позволяет по-прежнему осознавать себя! Не становясь таким же пустым и безмозглым существом как все вокруг! Не быть тем, кто что-то делает, просто потому что что-то делает! Просто потому, что волны прибоя в голове, колыхнули эту слугу пойти туда, а того, мотнули сюда, третьего же обошли стороной. И он уже сотню лет торчит без движения

Да, удержание этой части самого себя в своей голове — это муки! Сплошные страдания! И ежечасные усилия над собой! Но в то же время — эта пытка делает его живым! А он… он еще пока хочет пожить, хоть и не знает зачем.

Наверное, из-за того, что смерть тут невозможна, и только все вернет к истокам. Наверное от того, что он привык балансировать в таком состоянии, проторчав в нем в этом месте уже не одну сотню лет, как минимум.

Возможно из-за того, что какое-то чувство ответственности за СВОИХ еще осталось, и пусть все вокруг него, все жучки в этом гигантском муравейнике, теперь уже давно бездушные монстры и враги, что регулярно жаждут сожрать своего начальника, видя в нем ДОБЫЧУ и намек на человека. Но полковник все равно имеет некую ответственность за них.

Впрочем, он бы убил их всех, чтобы избавить их от мучений! Вот только это бесполезно — он лишь добавит им мук своими действиями. Ему, не освободить бывших людей от участи вечных пустых марионеток, вечных заложников этого места, скитающихся по этим коридорам без цели и смысла.

И нет смысла устраивать борьбу все против одного, нет смысла хоронить их в коридорах муравейника, замуровывая проходы. Нет никакого резона во всем этом! Так что он просто сидит один, в комнате без входа. А весь муравейник существует там, сам по себе, отдельно от него. Его это все устраивает, его никто не беспокоит, к нему никто не ходит, и он ежедневно, вот уже сотни лет, занят лишь одной мыслью — плотоядным пожиранием «взглядом» оставшегося кусочка самого себя, ежечасно сдерживаясь от желания убить этого человека, что продолжает жить где-то внутри его тела или же души.

— Какой большущий муравей! — прозвучал звонкий детский голос, прорезав собой вековую тишину этого мрачного подземелья с единственным обитателем этой большой пещеры, — Братец, мы кажется куда-то не туда зашли.

Люди! — словно бы очнулся бывший полковник от дремы. — Целые! ЖИВЫЕ! Сожрать!!! ЖИВЕЕ!!! — затопила все собой одна единственная мысль и из угла рта ручьем потекла слюна, — Как давно я не ел человеков!

— Да нет, туда, — грустно проговорил маленький человечек в глухом шлеме на голове, а попытка полковника положить тушки этих двоих маленьких людей прямо себе в рот, чтобы даже не вставать со своего «трона», закончилась ничем — пространство вокруг них даже не дрогнуло, хотя он приложил достаточное количество сил для действия, и весь пол вокруг фигурок, стал словно бы кучкой битого стекла, с нанесенным на грани разнообразным изображением.

Почему⁈ — взревел монстр, и сжал каменные подлокотники кресла, на котором сидел вот уже не одно столетие, силясь подняться.

Но оказалось, что он, сам ОН, и его кресло, стали едиными целыми. Слились… в монолит!

Плевать!!! — взревело существо, и вырвав кусок плоти со воей спины, все же встал, — Тут два человек! Целых ДВА! Не один, не половина, не кусочек! А два ПОЛНОЦЕННЫХ! Хоть и меленьких, ЧЕЛОВЕКА! Два вкусных милых маленьких человечка! Надо съесть! НЕМЕДЛЯ! Надо сожрать употребить! Посмаковать…

Осколок старой личности в душе шевельнулся, и резанул по жажде жрать людей словно мечем, временно дезориентируя. Нет, это не привело к тому, что желание съесть двух маленьких миленьких вкусненьких нежных сочных детей куда-то делось, однако напомнило о том, сколь приятно было смаковать столетиями, даже столь маленький осколок, как остался у него в его душе.

А каково тогда будет С ЦЕЛЫМИ и ПОЛНОЦЕННЫМИ Людьми⁈ Да еще и с двумя?!! Можно же не убивать сразу! Можно и попытать, и помучить… да тут все бессмертные! Это можно растянуть на века! Зачем сразу тащить в рот и поглощать, переваривать⁈ Тогда ведь от них в лучшем случае останется только пустая оболочка! Ну, может еще что на внутренней стороне налипшее на фантике будет. Но скорее — одно сплошное ничего!

— Убьём его? — поинтересовался первый ребенок более звонким голосом у второго, откуда-то доставая копье, и сквозь прозрачное забрало с интересом смотря на гигантского антропоморфного муравья, возвышающегося над человечком на два десятка метров.

И во взгляде нет ни страха, ни сомнений, только некий слабый интерес, небольшая скука, и возможно еще какие-то уже давно забытые полковником Ивановым эмоции. А еще, из осколка его старой личности, пришло