Участковый (СИ) - Барчук Павел

По крайне мере, конкретно по этому очкарику сразу было видно — та еще гнида. Сто процентов любит строчить доносы начальству и все делает, соответственно уставу.

— Почему сидим, почему лоботрясничаем⁈ У вас что, преступления сами собой все раскрылись? Ворьё и жульё само себя поймало⁈– раздался со стороны входа густой, громкий бас.

В комнату вошел мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, с пузиком, любовно обтянутым форменной рубашкой. Судя по знакам отличия, полковник. Думаю, это и был начальник отделения. Тот самый Василий Кузьмич Безрадостный, упомянутый Семеновым. Иначе с чего бы всем присутствующим после его вопроса, заданного недовольным тоном, вытягиваться в струнку.

Чисто внешне, товарищ полковник казался суровым служакой, но стоило ему заговорить, как в образе строгого начальника проступали комичные черты. Виной всему были густые, как щетка, усы, которые, казалось, жили самостоятельной жизнью.

Полковник шел, стараясь по-военному чеканить шаг, но одна его нога почему-то слегка шаркала и подволакивалась. Из-за этого походка получалась немного раскачивающейся, как у морского волка на палубе во время шторма.

— Так, — он окинул всех суровым взглядом. — Чего вытаращились на меня, как клопы на свиней⁈ Общее построение. Короте́нько, на пять минут. Живо!

Естественно, так называемое построение, больше носило условный характер. Однако все, кто находились в комнате, резко вскочили с мест и выстроились в шеренгу.

Я встал рядом с Семёновым, стараясь держаться как можно скромнее и не выдать в себе тридцатилетний опыт ношения формы.

— Товарищи! — начал Василий Кузьмич. Его усы при этом взметнулись вверх, смешно растопорщившись во все стороны, — Сегодня к нашему дружному коллективу присоединяется новый сотрудник. Лейтенант Петров Иван Сергеевич. Выпускник школы милиции, бывший десантник. Из Москвы, между прочим! Рекомендации отличные. — Полковник посмотрел на меня. — Петров, выходи.

Я сделал шаг вперед, чувствуя на себе десяток взглядов. «Только бы не ляпнуть чего», — стучало в висках.

— Полагаю, с такими данными, Петрову самое место в оперативном составе, — продолжал майор. — Будет помогать в раскрытии преступлений. Есть вопросы?

Опера одобрительно закивали. Следователь в очках ехидно ухмыльнулся. Всем всё было ясно.

Молодого лейтенанта, прибывшего из Москвы, ждала относительно интересная работа с серьезными делами. Почти как в кино. Ну и, соответственно, быстрый карьерный рост, учитывая, как в этом городе обстоит дело с преступностью. Раскрывать кражу велосипедов или драку на бытовой почве — много ума не надо. Соответственно, вопросов ни у кого не имелось. Кроме меня.

Лилу чётко обозначила задачу: «Работать непосредственно с населением. Знать свой участок». Участковый — вот идеальное прикрытие для контроля за нечистью. Можно ходить, смотреть, слушать, ни у кого не вызывая подозрений. Значит, работа оперуполномоченным нам не подходит…

Я тихонечко вздохнул и мысленно пожелал красноглазой кураторше провалиться сквозь землю. Хотя, она, частично, оттуда и вылезла. Сейчас мне придется изображать из себя идиота, а я этого страсть как не люблю. Вернее, идиотом меня сочтут все присутствующие.

Начальник отдела уже открыл рот, чтобы объявить приказ, но я, пересилив себя, кашлянул и неуверенно сделал шаг вперед.

— Товарищ полковник, Разрешите обратиться?

В комнате повисла гробовая тишина. Все удивленно уставились на меня. Просить слово на общем построении, это было из разряда — добровольно пойти чистить сортиры.

Каждому, кто когда-либо работал в милиции, прекрасно известна простая истина — инициатива имеет инициатора. Как говорил мой начальник, уже бывший:" Марков, ты в органы не думать пришел! Все давно придумали за тебя! Просто выполняй!"

— Говори, Петров, — нахмурился Василий Кузьмич. Его усы настороженно замерли.

Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как краснею. Молодое тело работало отлично — кровь прилила к щекам, помогая мне изображать природную скромность.

— Хотел бы попросить… если это возможно… — я запнулся, глядя в каменное лицо начальника и мысленно представляя, что последует за моими словами, — Может быть, мне дадут участок? Участковым уполномоченным хотелось бы.

Тишина стала не просто гробовой, она напоминала застывшее желе. Такое чувство, будто даже мухи после моего заявления зависли в воздухе, прекратив жужжать.

Через минуту кто-то из коллег, не сдержавшись, тихо пробормотал:«Видать, в десантуре парню башку отбили». Следователь в очках скромничать не стал, высказался вслух:

— С неба звезд не хватаете, товарищ Петров? Поближе к народу тянет? Странно, странно…

Полковник тоже, мягко говоря, пребывал в тихом офигевании. Он смотрел на меня так, будто я только что признался в любви к марксизму-ленинизму на языке суахили. Василий Кузьмич замер, его глаза округлились, а усы, казалось, от удивления растопорщились еще сильнее. Он медленно, как бы проверяя реальность происходящего, провел ладонью по лицу и несколько раз моргнул.

— Участковый? — Наконец, произнёс начальник,– Погоди-ка…

Полковник поднял правую руку, мизинцем прочистил ухо, тряхнул головой, а потом переспросил:

— Мне же сейчас не послышалось? Повтори. Хочешь быть участковым? Петров, ты понимаешь, что это такое? Это не задержания, не борьба с преступностью в чистом, так сказать, виде. Это — бумаги. Кипы бумаг. Это — объяснительные с пьяницами, которые ночью орут песни или в рабочее время устраивают посиделки в парке. Это — скандалы между соседями, кто у кого украл старую кастрюлю. Это — настойчивые старушки, которые приходят жаловаться, что кошка на них посмотрела косо. Ты уверен?

— Хочу работать с людьми, товарищ полковник, — выдавил я сквозь зубы, продолжая изображать идеалиста. Давалось мне это, прямо скажем, с трудом.

Не то, чтоб я не любил свою работу. В прошлом имею в виду. В некотором роде, даже привык к ней, втянулся. Многих удивлял тот факт, что я к пятидесяти четырем годам еще продолжал нести службу и что дальше участкового не поднялся. Но тут вот какое дело…

Ментом я был хорошим. Чего уж скромничать. И по началу отлично пошел по служебной лестнице. Однако имелась одна очень серьезная проблема. Не получалось у меня прогинаться под решения и распоряжения высших чинов, особенно если эти решения противоречили моим принципам.

Еще лет за двадцать пять до моей смерти, вышла ситуация с одним генералом. Я ему прямо в лоб сказал все, что думаю конкретно о его личности и о его методах работы. Он выслушал, проникся и пообещал, что до конца своей службы я выше участкового никогда не поднимусь. Мужик оказался ответственным. К обещанию подошел серьезно и слово свое сдержал.

Собственно говоря, из-за этого и жена ушла. Сказала, что идейные придурки хороши для государства, но не для бабьего счастья.

Если бы у меня была возможность отмотать время назад, я бы, наверное, в той ситуации повел себя немного иначе. А, может, не повел. Не знаю.

И вот время отмоталось, жизнь начата с чистого листа. А мне снова — добрый вечер, держите должность участкового. Да еще по своей же инициативе, потому что так распорядилась красноглазая стерва, уверяющая, что она наполовину демон, а наполовину ангел.

— Это ответственно дело. — Продолжил я, стараясь, чтоб мою физиономию не перекосило от «радости». — Участковый должен знать свой участок идеально. Чтобы каждый двор, каждый подъезд. Чтобы люди тоже знали меня в лицо и доверяли. Вы говорите, борьба с преступностью… Но она ведь с малого и начинается. Прежде, чем человек пойдет грабить или убивать, он сначала знаки подаёт. С ним еще можно на этом этапе поговорить, уберечь от неверных шагов.

Краем глаза я видел, как у Семёнова вытянулось лицо и отвисла челюсть. Он смотрел на меня как на ненормального. Впрочем, чего уж скрывать, реакция остальных была приблизительно такой же.

Полковник покачал головой, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Он тяжело вздохнул, его усы грустно поникли.