Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

Андрей Николаевич, — зачем ты держишь эту книгу? Ведь ты же не понимаешь в ней ни строчки!»

«Я извиняюсь, товарищ профессор, — с достоинством парировал Изя, — но вы не правы!»

«Не прав? — завелся будущий академик. — Тогда вот тебе три задачки — попробуй решить хотя бы одну до моего возвращения! У тебя есть два часа!»

В читалке Колмогоров задержался дольше, чем планировал, а когда вернулся за пальто, протянул номерок другому гардеробщику, совсем забыв про Изю. Но тот сам напомнил о себе, робко окликнув:

«Товарищ профессор! Я их решил…»

Колмогоров недоверчиво хмурился, проглядывая исчерканные листки, но вскоре его брови изумленно поползли вверх — щуплый отрок действительно справился с задачами, а третью, самую сложную, решил невиданным ранее и весьма изящным способом.

«Тебе кто-то помог?» — зоркие глаза математика глянули с подозрительным прищуром, словно в амбразуру.

«Я извиняюсь, — был вежливый ответ, — но я решил всё сам!»

«Сам⁈ Тогда вот тебе еще три задачки. Если решишь хотя бы две из них, возьму к себе на мехмат в аспирантуру. У тебя на всё про всё четыре дня!»

На пятые сутки Колмогоров появился в гардеробной Ленинки — у того самого сектора, что обслуживался Изей Гельфандом, и выпалил, едва сдерживая нетерпение:

«Ну, и как дела?»

«Мне кажется, я их решил…» — мальчик протянул вырванные из тетради листы, исписанные мелким почерком.

Профессор долго проверял, скользя взглядом по строчкам, по формулам, а затем негромко сказал:

«Извините меня, пожалуйста, за то, что сомневался в авторстве тех первых задач. Ни в этой библиотеке, ни за ее пределами никто не мог подсказать вам решение нынешней третьей задачи: до сегодняшнего дня математики считали ее неразрешимой! Одевайтесь, я познакомлю вас с ректором МГУ…»

Вот так Изя Гельфанд стал аспирантом, не будучи студентом, и даже не доучившись в десятом классе. Сам Колмогоров, мировая величина, вспоминал: «Было такое чувство, что я общаюсь с высшим разумом…»

Мне ли негодовать на замашки Израэля Моисеевича?

Суббота, 28 октября. Утро

Москва, Ленинские горы

Гельфанд, пожилой и щуплый, со своей непременной усмешкой математического демона, весьма живо отреагировал на мое появление.

— Рад, ра-ад! — пропел он, обеими сухонькими лапками тряся мою руку. — Вы, Андрей, весь этот год заполнили приятной новизной, а уж до чего меня взбодрила гипотеза Гельфанда-Соколова, словами не передать, только уравнениями, хе-хе! Спешу отчитаться, коллега… Вашу работу, где вы формулируете, что последняя теорема Ферма является следствием гипотезы Таниямы, и доказываете это положение, я проверил и буквально сегодня отправил в «Доклады Академии Наук». С чем вас и поздравляю!

— Спасибо… — мой голос слегка осип.

Одно дело — идти к успеху, и совсем иное — ощутить, что долгий, мучительный процесс дал первый ощутимый результат.

— Пожалуйста! — в улыбочке Израэля Моисеевича снова блеснула хищная акулья составляющая. — Андрей, знакомиться с вашей работой было сплошным удовольствием — очень красивая упрощенность! И я, признаться, испытываю предвкушение… Вы готовы представить доказательство Великой теоремы Ферма?

— Да, — вытолкнул я, и облизал пересохшие губы. — Доделаю, проверю и перепроверю — и вышлю. Возможно, сразу после «ноябрьских».

— Отлично! — Гельфанд хлопнул в ладоши, и энергично их потер, словно согреваясь. — Признаюсь, Леонид Витальевич показывал мне ваши письма. И самое первое, с описанием метода внутренних точек… Ох, Андрей… — он задумчиво покачал головой. — Я буквально объедался вашей математикой! По сути, вы описали первый эффективный полиномиальный алгоритм, основанный на непрерывной трактовке задачи линейного программирования… А это высота! Большая высота! А во втором письме, на пятьдесят страниц, вы развернули целую программу поиска эффективности и перечислили группы возможных полиномиальных алгоритмов. Третье письмо было самым подробным — на семидесяти страницах! Развитие оптимизации в конусе центрального пути… — со вкусом вымолвил Гельфанд. — Кстати, мои поздравления! Вы получили высокую оценку даже от нематематиков — работы по алгоритмам засекретили! А что касается Великой теоремы… — На меня уставился хитрый глаз. — Ищете славы, Андрей? Вы ее таки найдете!

Воскресенье, 29 октября. День

Московская область, Внуково

Прямо от шоссе к госдаче вела асфальтированная дорога, упираясь в ворота. Обе створки были раскрыты — охрана с обслугой ждала приезда министра.

Черный «ЗиЛ» прошелестел, въезжая во двор, и замер, как будто породистый выученный конь — осеннее негреющее солнце гуляло по черному лаку, словно по атласной коже вороного.

Гость, невысокий седой человек из тех, кого числят в небрежной строке «…и др. официальные лица», выбрался первым, застегивая пиджак, и тонко улыбнулся:

— Ваш лимузин, Андрей Андреевич, отражает ваш характер — все окна закрыты, и даже занавески задернуты.

Громыко, покидая салон, кисло поморщился:

— Тут вокруг дачи народных артистов… Ильинского, Орловой и так далее. Оч-чень уж любопытная публика! И, как выражалась моя бабушка, «сплетнявая». М-м… Как мне обращаться к вам?

— Зовите меня Густав, — коротко улыбнулся гость.

Министр вытянул руку к госдаче:

— Прошу.

Шагнув за порог, он хотел было пройти в кабинет, но, помешкав, расположился в довольно скромной гостиной, обставленной мебелью с бирочками «Управделами ЦК КПСС».

— У меня всегда были два противника — время и невежество людей, которых поднимали к вершине власти обстоятельства, — суховато проговорил хозяин. — А вы, Густав, из тех, кто много видел и много знает, но надежно хранит информацию в себе. Как сейф.

Гость скупо улыбнулся.

— Я, Андрей Андреевич, не одну и не две расписки о неразглашении подмахнул. Вот и берегу секреты…

Громыко шутливо поднял руки, и указал на кресло.

— Присаживайтесь… — Он сел напротив, и вздохнул: — Нет, Густав, выпытывать у вас совсекретные сведения я не стану, у самого ими голова набита. Меня интересуют ваши наблюдения, ваши суждения… Скажу больше: на вас мне указал «мудрый Вас-Вас».

— О-о! — усмехнулся Густав. — Отличная рекомендация.

— Ну, можно и так сказать… — протянул хозяин дачи. — И… Знаете, мне бы хотелось, чтобы наш с вами разговор был построен по типу «кухонной беседы», чем увлекается диссидентствующая интеллигенция. Мне нужна откровенность и прямота!

— Хорошо! — решительно кивнул гость. — Я вам очень обязан уже тем одним, что посвятили в некоторые аспекты… м-м… «послезнания». Об эмоциях, которые я испытал, умолчу. Главное — «Объект-14» помог мне убедиться, что многие мои выводы оказались верными — это приятно, это бодрит… Так что бы вы хотели услышать?

Министр иностранных дел задумчиво потер щеку.

— После