Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Сильвестр дёрнулся, как от пощёчины. Он никак не мог ожидать, что государь приговорит его к смерти. Прежде Иоанн столь суровую кару не использовал.

— Государь… — он упал на колени, пополз к нему. — Каюсь, государь, каюсь! Бес попутал, не ведал я, что творил…

Царь скривился от отвращения, все остальные ничуть не скрывали своего презрения к малодушию Сильвестра. Зрелище и впрямь было жалкое.

— Государь! Владыка! — взмолился расстрига.

Но решение было окончательным и обжалованию не подлежало. Царь сделал свой выбор.

— Никита! Уведите его, — приказал Иоанн. — Завтра казни быть. Макарий! Ступай с ними. Исповедаться ему потребно.

— Слушаюсь, — кивнул я, и мы с Леонтием потащили рыдающего Сильвестра прочь.

В застенки Кремля. Позади нас мрачно вышагивал митрополит, глядя, как мечется в наших руках его бывший протеже.

Глава 5

Сильвестра определили в одиночную камеру в Беклемишевской башне, сдали под роспись тамошним стрельцам, закрыли наедине с Макарием. И хотя исповедь бывшего священника мне тоже было бы очень интересно послушать, особенно имена и фамилии, которые могли бы там прозвучать, тайну исповеди митрополит Макарий наотрез отказался нарушать. Ничего, я и без этого найду всех негодяев.

Но на данный момент моя работа выполнена, так что я со спокойной душой поднялся обратно во двор Кремля. И Леонтий тоже, вслед за мной. Там нас уже поджидал один из царёвых слуг.

— Государь видеть тебя хочет, — сказал он. — Сейчас же.

Отправились за ним, куда деваться-то. Дядька, правда, остался ждать за дверями, и я прошёл к царю один. Тот сидел в кресле с задумчивым и печальным видом, в полном одиночестве. Царицы и её брата уже с ним не было. Даже писец исчез вместе со всеми письменными принадлежностями.

— Государь, — поклонился я.

— Ну что, доволен? Искуситель… — проворчал Иоанн. — Заставил-таки грех на душу взять…

— Справедливость это не грех, — сказал я.

Да и не заставлял я никого. Просто убедил. Да и аргументы у меня железобетонные, не поспоришь.

— Живёшь сейчас где? Там же, за Яузой? — спросил вдруг царь.

— Да, государь, — сказал я.

— Здесь тебе светлицу выделят, — лениво бросил Иоанн. — Чтобы не мотаться туда-сюда лишний раз. Подворье московское… Не заслужил пока.

Или же свободных подворий просто не было. Жилплощадь в центре Москвы во все времена — дефицит.

— Благодарствую, государь, — поклонился я.

Тот махнул рукой, мол, пустое.

— Рядом будь. До новых указаний, — сказал он.

— Слушаюсь, — сказал я.

Он жестом отпустил меня, пребывая всё в той же задумчивости, и я поспешил уйти. Ни награду за выполненное задание, ни дальнейшие указания я с ним обсуждать не стал, видя, в каком он состоянии. Да и право жить и столоваться в Кремле само по себе можно считать наградой. Хоть и весьма специфической.

Всё тот же слуга проводил меня до моего нового обиталища. Царский терем это не только покои царя, это и кухни, и чуланы, и людские, и гостевые комнаты. Самому царю много не надо, а вот тем, кто всё это великолепие обслуживал — очень даже.

Мне досталась весьма скромная светлица, квадратов на десять. Обставлена простенько, кровать с периной, длинный сундук в углу, красный угол с лампадкой и образком, лавка, пюпитр, несколько пустых полок. Непохоже, чтобы отсюда кого-то выгнали, чтобы поселить меня, но смутное подозрение всё равно оставалось.

— Так, а человека моего куда? В людскую? — спросил я у слуги.

— Про него ничего не сказано, — ответил тот.

— Значит, дядька, со мной поживёшь, — сказал я. — Тащи с конюшни сумки наши тогда.

— Добро… Я вон, тут, на сундучке, аккурат мне места хватит… — забормотал Леонтий.

Царёв слуга ушёл, не удостоив меня никакими больше объяснениями, а я принялся располагаться на новом месте. Не зная, в общем-то, чем ещё заняться. Статус мой здесь по-прежнему был для многих непонятным и неопределённым, о характере моей службы знали ещё далеко не все, поэтому держались настороженно. А как узнают — будут держаться ещё настороженнней.

Среди дворцовой челяди тоже хватает изменников. Тех, кто просто берёт копеечку за подслушанные разговоры, я даже не считал, этого во все времена хватало. Но были и те, кто служил во дворце исключительно по приказу своих настоящих господ. И именно они могли в самый неожиданный момент выкинуть какую-нибудь пакость вроде яда в кубке вина. Или впустить в терем тех, кого пускать не следовало. Или чёрт ещё знает что.

Контрразведкой и обеспечением безопасности первых лиц государства я никогда не занимался, так что всё приходилось изобретать с ноля, пользуясь только общими знаниями и паранойей.

Например, регламент царских поездок однозначно требовал доработки. И пусть охраной непосредственно августейшей особы занималась избранная тысяча и царские рынды из их числа, дело своё они делали весьма скверно. Так, что любой желающий мог, например, кинуться государю в ноги, когда тот выходил из церкви. А если могли кинуться с челобитной, то что мешает кинуться, например, с кинжалом?

Хотя, возможно, я смотрел на всё со своей колокольни жителя двадцать первого века. Это для меня нападения на главу государства — просто ещё один акт терроризма. А для местных государь — это помазанник божий, и обычному человеку не так-то просто решиться на преступление такого масштаба. С другой стороны, психопаты были и есть во все времена.

Через полчаса Леонтий, загруженный нашими сумками, ввалился в комнату. Я лежал на лавке прямо в одежде и обуви, размышляя о том, как нам обустроить Россию. Только не абстрактными теориями вроде «выгнать всех мигрантов» или «отнять всё и поделить», а вполне конкретными шагами, часть из которых уже выполнена.

Но в первую очередь нужно было закончить эту маленькую победоносную войну, пока она не переросла в затяжное противостояние с половиной Европы. Без этого никакое дальнейшее развитие было невозможно, но я, даже как приближённый царя, не мог повлиять на ход войны, находясь в Москве.

— Никит Степаныч… Кормить-то будут нас, не сказывали? — вдруг спросил меня дядька, отчего-то смущаясь.

Я посмотрел на него, пытаясь припомнить хоть что-нибудь по этому поводу.

— Не сказывали, — хмыкнул я. — Голодными всё равно не останемся, не переживай.

Но и принимать пищу из рук незнакомцев, особенно здесь, в Кремле, я не стал бы даже в голодный год. Византийская традиция травить соперников была ещё жива, в отличие от другой, не менее весёлой традиции ослеплять врагов. Так что я поднялся и отправился искать здешнюю кухню. Самое полезное место в любом дворце. Не только потому что там можно набить брюхо, но и потому, что все слухи неизменно стекаются именно туда.

Все слуги до единого приходят туда и общаются с поварами и между собой. Обычные слуги, разумеется, а не номинальные вроде того же боярина Вешнякова. И вот среди этих обычных слуг, стольников, чашников, конюхов, поваров, истопников, водоносов, и нужно было искать информацию. По крупицам, по чуть-чуть. Но иногда и там можно найти настоящие бриллианты.

Естественно, кухня располагалась внизу, на первом этаже, и для того, чтобы накормить не только царскую семью, но и целую ораву челяди, в ней круглосуточно что-то варилось, жарилось, парилось, томилось, запекалось и кипело. Целый взвод поваров трудился без устали, и это в самые обычные дни, когда никаких пиров не планировалось. На праздники, скорее всего, выходил удвоенный штат.

С кухни доносились громкие голоса поварих и соблазнительные запахи свежей еды. Я немедленно направился туда, чувствуя, как урчит в пустом животе.

Моё появление восприняли настороженно, видно, бояре с саблями на поясе к ним заглядывали нечасто, но без лишних вопросов налили мне большую тарелку рассольника. Тут же можно было и присесть в уголке, среди прочих оголодавших, и я, с любопытством рассматривая дворцовую челядь, устроился за столом поудобнее.

Отовсюду слышались обрывки разговоров.