Вперед в прошлое 4 - Денис Ратманов

таймере: 13.01.2026. Я подарил миру полгода спокойной жизни.

— Все хотел спросить, — проговорил Илья, — а что там, в будущем?

— Там хорошо. Семь лет будет трудно, а потом почти у всех будут машины, и квартиры, и что хочешь. Гопники переведутся, бандитов перестреляют, по улицам можно будет спокойно ходить, а не вот это вот: «Ты с какого района». Поступить в универ можно будет бесплатно, если есть мозги. Но нам тогда будет по тридцать лет.

— Круто! — Илья сел рядом, скрестив ноги по-турецки.

— И вообще то, что сейчас — это ненормально, — продолжил я. — Ну, что на одежду надо копить, и не все могут купить колбасу. Но три года будет еще хуже. Перестанут платить зарплату, появится много наркоманов, которые колются в вену… Я боюсь это все забыть. Помнишь, я давал тебе письмо? Вот там написано, что и когда будет. Но нужно повспоминать и описать подробнее.

— А я? Что там со мной? — спросил он.

— Все хорошо. Женишься. Будешь военным, как и я… Хотя теперь, наверное, не будешь. Зачем? Это ж моя ошибка, из-за которой нас убило.

— То есть ты изменил наше будущее?

— Надеюсь. Войны бы не хотелось, но это сильно глобальная цель. А еще в Москве в октябре будут стрелять по Белому дому. Вот если бы на это повлиять, все бы изменилось. Правда не факт, что к лучшему.

— А что там будет? — заинтересовался Илья.

Пришлось подниматься, сосредоточиваться, копаться в памяти. Забавно, что еще не случившееся воспринималось как что-то, произошедшее очень и очень давно.

— Ну смотри. Вот есть Ельцин. А есть Верховный Совет и депутаты. Они повздорили, и Дюрекс стал рван: Ельцин незаконно разогнал Совет. А Совет разогнал Ельцина. Ну и сошлись одни против других. Дебилы вышли на площадь и давай голой жопой на танки прыгать, останавливать их. Короче, полегло там больше ста человек.

— А кто победит?

— Рван Дюрекс, то есть Ельцин. Но мы в это лезть не будем. Потому что там почти вся Москва за Ельцина топила. Народ за типа демократию. Многим потом стыдно было. Но — потом, спустя много лет.

— А что такое Рван Дюрекс? — спросил Илья.

Я сказал одним словом, и друг покатился со смеху. Отсмеявшись, спросил:

— Так ты тренировку проведешь?

Меня снова сковало от неуверенности. Там будут Димоны, которые надо мной прикалывались, и Рамилька… Черт! И как Илье объяснить, что они мне неприятны! Глаза бы не глядели.

Он подумает, что я слился… Но ведь так и есть! Я сливаюсь, и все усилия меня-взрослого пойдут прахом.

— Проведу. Но вечером. Захвачу жвачек — привез всем.

— И пацана того приводи, — предложил Илья. — Клан должен развиваться.

— А если он вам не понравится? — засомневался я.

— Хм… Давай его сперва ко мне. Часа в четыре сможешь?

— Смогу… Тогда я пойду. В четыре встречаемся здесь. Фу-у-у, ну и пекло!

— Договорились. Жду тебя вечером. Точнее — вас.

Глава 4

Новенький

Из подвала я вышел радостный, бодрый и уверенный в своих силах, но, чем дальше уходил, тем меньше оставалось уверенности. Будто там стены подпитывали, а тут я снова один тащу неподъемный груз. Разозлившись на себя самого, я пнул попавшийся под ноги камень.

Ссыкло! Тебе в руки, считай, волшебная палочка попала, а ты трясешься.

Страшно? А ты возьми и сделай.

Не хочется напрягаться? Так все равно возьми и сделай! И увидишь, какой это кайф — мочь и уметь.

Сперва — домой немного вздремнуть, потом — к Яну. Забрать его и привести в подвал. Спрашивается, нафига, когда он совсем мелкий, даже младше Борьки? Что с ним делать? А что делать, когда школа начнется, его ж туда могут и не взять. Если все-таки возьмут, учиться он будет в классе с Борькой, хотя на год его младше. Да на какой год — на полтора. Борис декабрьский и в школу пошел в без четырех месяцев восемь, Ян — в шесть, потому что умный, а кога у него день рождения, я не знаю.

Но не пойти в школу ему нельзя.

Опыт Павла Романовича подсказал, что кто-то из взрослых должен оформить опекунство. Но кто? Маме нас троих хватает, а других взрослых я и не знаю. Каретниковы? Так это им незачем, их собственный сын уже взрослый, и они вон как весело живут: гости, походы, курорты.

Когда я вернулся домой, Борька уже проснулся и на кухне наворачивал мамины блины, а Наташка еще спала. Часы показывали ровно двенадцать. Желудок зарычал, извещая о том, что он пуст, потому я тоже цапнул блин, налил себе компот из банки в холодильнике. Холодненький, из алычи, смородины и абрикос, ка-айф!

— Ты где был? — спросил Борис с набитым ртом.

— Где надо, — огрызнулся я, но сам себя остановил и сказал: — Сегодня к нам на тренировку придет новенький. Он… у него ожог на пол-лица, и ему одиннадцать лет.

Борька аж взвыл:

— Ну нафига нам мелочь?

Начинается. Что ж, придется объяснять и убеждать:

— Для нас с Ильей мелочь — ты, но мы ж тебя взяли. А это сирота, ему жить негде и есть нечего. И никто его ничему не учит. Если мы его не примем, его на улице убьют. Будь человеком.

Наш разговор подслушала Наташка и встала на сторону Борьки.

— Опять ты тащишь в компанию всякий мусор. То Каюка в дом приволок, теперь вообще непонятно кого.

Я не нашелся, что ответить. Точнее, старый я впал в ступор и разозлился, что она мешает моим планам, а новый попытался найти доводы:

— Если бы не Юрка, бабушке пришлось бы очень тяжело. Кстати, ты заметила, что он становится человеком? А то помер бы под забором, как Вичка.

— Ну знаешь… Сколько тех бездомных помирает, что их, в дом тащить? Это может быть опасно.

Она, конечно, права, но Ян — теперь моя, моя…

Зона ответственности.

— А если ты узнаешь, что конкретно этот человек из-за тебя умер, каково тебе будет? — припечатал я, довольный собой: во какой мощный аргумент нашел!

Сестра фыркнула, но ничего не сказала. Спасибо, в позу не встала «или он, или я». Ненадолго воцарилось молчание, я похрустел «хворостом», сев напротив брата за стол, еще похрустел. И еще.