Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

Пока мы с Рене в сторонке обсуждали детали нашего поединка и подробно разбирали каждый эпизод, авиаконструкторы тоже общались со своим министром. Итогом этого общения стало согласие Артура Антоновича на открытие частной школы гражданских пилотов, при полной поддержке министра. Однако Анатра «мужик не промах», на ходу подмётки режет. И дело выгодное начинает, «дав себя с трудом уговорить» и субсидии с преференциями «на развитие» от министерства получит. Вот, сразу видна «Одесская выучка»…

Одного курсанта моему «шефу» министр авиации тут же «сосватал», посетовав, что «юноша из хорошей семьи» давно о небе мечтает, но в силу обстоятельств пока не может осуществить эту мечту. И поступление в школу пилотов гражданской авиации, которую откроет Анатра, поможет эту проблему решить. Меня соглашение об открытии школы тоже касалось. С удивлением узнаю, что Артур Антонович на должность нештатного инструктора рассматривает мою кандидатуру. Принять меня в штат компании по французскому законодательству он не имеет права, как иностранного подданного, но как «инструктора-консультанта» вполне. Чем-то это напоминает моё «временное» исполнение обязанностей старшего преподавателя в Парижской Консерватории.

Четыре месяца, пока длились репетиции и шёл сам мюзикл в Театре Елисейских Полей, я считался старшим преподавателем Консерватории и даже зарплату за это получал. Но с нового года вновь числюсь только ассистент-аспирантом у своего профессора, хотя обучение по факту окончено. В мае жду формального экзамена и аттестации на учёную степень. Мне-то она в Союзе мало чем пригодится, но раз уж так получилось, то пусть будет. Не отказываться же теперь? Кто ж знал, что получу предложение от Шуберта и разрешение на гастроли от родного государства.

Но я оказался «тоже не промах». Поняв, что Пьер Кот отчего-то сильно заинтересован в обучение «нужного» курсанта, а Эмилю Девуатину не с руки отказывать своему министру и всё упирается в школу пилотов Анатры, внаглую вытребовал себе право пройти обучение пилотированию на «Девуатин 500» под руководством Рене Фонка. Эмиль немного поворчал, но под «мягким» нажимом своего министра согласился и в целом все остались довольны. Разве что за израсходованный бензин платить придётся опять мне и продолжительность полётов не более одного часа в день. Всё-таки у самолётов свой регламент испытаний и мои «покатушки» как-то в этот регламент не очень-то вписываются. Но сорок часов общего налёта мы всё-таки согласовали. Хм… а нафиг мне теперь ехать в Америку? «Нас и здесь неплохо кормят» ©

* * *

Знакомство с моим первым курсантом состоялось через неделю, и мне стали понятны «некоторые обстоятельства», что препятствовали его обучению профессии лётчика. Альберт принадлежит к древнему австрийскому аристократическому роду Виндишгрецов. В его родословной было столько титулованных родственников, что я только диву даюсь, как он их всех помнит. По его рассказам выходит, что в его роду основным занятием мужчин было озаботится рождением наследника и героически погибнуть на очередной войне. Во всяком случае, из близких родственников по мужской линии у Альберта на сегодняшний день оставался только двоюродный дядя, после Великой Войны эмигрировавший в южную Америку.

Дядя, как и отец Альберта, служил военным лётчиком, но ему повезло больше: отец моего курсанта погиб на второй год после начала войны, а вот дядя ни разу не был даже ранен, хотя дважды был сбит. После окончания войны и запрета для Австрии иметь свой воздушный флот, он эмигрировал в Мексику и основал там своё дело. Альберт собирается работать в его почтовой авиакомпании, но столкнулся с тем, что в Европе не смог пройти обучение и получить свидетельство пилота. Его просто отказались принимать и в школу гражданских пилотов Анри Фармана, и на курсы пилотов у Луи Блерио. В европейские военные лётные училища австрийскому подданному путь был закрыт, в самой Австрии и Германии таких школ не было вообще. Поступить в какое-либо итальянское гражданское лётное училище даже и пытаться не стоит, учитывая ту взаимную кровавую мясорубку, через которую прошли эти страны.

Мать Альберта приходится дальней родственницей нынешнему французскому министру авиации и, приложив немало труда, сумела убедить последнего «помочь мальчику» получить профессию. На моё недоумение по поводу того, что такое обучение можно было бы пройти в той же Мексике на базе дядиной авиакомпании, Альберт только с досадой махнул рукой. Видимо, «не всё спокойно в Датском королевстве», и у дяди есть веские причины для того, чтоб быть против такого обучения единственного племянника. Но в семейные тайны я посвящён не был, а проявлять излишнее любопытство посчитал излишним.

С Альбертом мы сдружились. Он на два года старше меня, но оказался отличным компаньоном, несмотря на весь его апломб и некоторый налёт «аристократического флера». Порой он просто ставит меня в тупик некоторыми своими высказываниями и суждениями. Для него на первом месте «рыцарство и честь», даже и не знаю, как такой «древний мамонт» смог уродиться в это беспринципное время. Мне отчего-то казалось, что теперь таких людей «уже не делают», но я оказался неправ. Мой товарищ по всем вопросам имеет своё суждение и, не стесняясь его высказывает. Совершенно не заботясь о том, к каким последствиям это может привести.

По этой причине за прошлый месяц мы дважды ввязывались в драки в кафешках в Ле Бурже, куда заходили перекусить после полётов. Дело в том, что мы с Альбертом немного внешне схожи, как бывают похожи близкие родственники. Оба среднего роста, белобрысые и синеглазые. Да ещё и одеты в одинаковую лётную форму, что делает нас почти что близнецами. Так что наши «оппоненты» особенно не разбирались, кто из нас являлся зачинщиком конфликта. Я-то обычно веду себя вежливо и культурно, но вот «мой родственник» относится к персоналу и посетителям с пренебрежением урождённого аристократа, как к прислуге, недостойной его внимания. К тому же предпочитает разговаривать исключительно на немецком языке, хотя и французский знает неплохо.

Такое отношение «истинного арийца» провоцирует неизбежные стычки, и мне постоянно приходится «разруливать» конфликты. Но дважды эти «разборки» заканчивалось мордобоем с посетителями. А учитывая, что Альберт тоже неплохо знаком с боксом и убегать «с поля боя» считает ниже своего достоинства, то оба раза «мы победили», что и зафиксировали полицейские протоколы. И только благодаря связям Анатры эти «инциденты» не получили продолжения, и мы отделались только штрафами. Но кафешки в Ле Бурже для нас теперь «закрыты», и Альберт предупреждён, что третьего «китайского предупреждения» больше не последует, он будет просто отчислен с курсов пилотов.

В свободное от полётов и занятий вокалом время занимаюсь «рационализацией», пытаясь скрестить «ужа и ежа» и превратить списанную самолётную радиостанцию, выданную мне «на опыты», во что-то более удобоваримое с моей точки зрения. Но фиг там! Это в моё время почти все радиодетали имели миниатюрный вид, а их выбор был обширен. Сейчас эти современные «диоды», «триоды» и «пентоды» имеют очень скудную номенклатуру, но при столь внушительных габаритах, что поневоле проникаюсь уважением к инженерам, умудрившимся так компактно запихать громоздкие радиолампы в корпус радиостанции. И где взять привычные мне радиодетали понятия не имею. В продаже их нет.

Так что вся «рационализация» свелась к замене перегоревших радиоламп и смене корпуса станции с деревянного на алюминиевый. Всё крепление осталось на прежнем эбонитовом основании. Вот не знаю, изобрели уже или ещё нет печатные платы. Они бы существенно облегчили и саму станцию, и её сборку, но в парижских магазинах ничего подходящего не обнаружил, а «изобретать» что-то своё? Нет уж, лучше «тут проволочкой подкручу, а тут верёвочкой привяжу» ©

Неправильный я попаданец. В прошлом был «пользователем» радиостанции, а не её изобретателем. И без современных мне технологий прогресс вперёд не подвинешь. Но станцию назад всё-таки собрал и немного до ума довёл. Вес уменьшился почти на четверть за счёт замены одного только корпуса. Анатра, впервые увидев разложенные на рабочем столе «внутренности» радиостанции, некоторое время постоял в молчаливой задумчивости, раскачиваясь с носков на пятки, посмотрел на это непотребство, а потом обречённо махнул рукой: — Всё равно выбрасывать хотел!