Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

— Сэр Артур поедет с тобой, — произнёс он тем тоном, который когда-то заставлял целый ряд советников склонять головы и менять решения.

Я лишь улыбнулась, сдержанно и тихо, хотя внутри всё кипело. Артур — верный до фанатизма, преданный герцогу как пес. Он бы отчитался перед герцогом о каждом моём шаге, каждом слове, каждом взгляде. Мы с ним вызвали бы куда больше подозрений, чем если бы я поехала в город с самим Феликсом.

— Эва могла бы сопровождать меня, — осторожно предложила я, заранее зная, что он никогда не согласиться на этот вариант.

И действительно — герцог хмуро покачал головой.

— Ни слова больше об этом, Оливия. Эва не способна защитить даже себя. Как она поможет тебе?

А вот и ещё одно проявление характера давно знакомого мне Феликса — вежливый, спокойный, но непреклонный. Его забота была похожа на железную клетку, обитую бархатом, и чаще всего она простиралась только на тех, кого он считал «своими», — на близких, на семью. В прошлой жизни я тоже знала эту сторону герцога, хоть и проявились эти качества по отношению ко мне намного позднее.

В результате долгого, изматывающего спора всё же было решено: я поеду в город с полным сопровождением. Формально — под охраной и заботой, а на деле — под надзором.

Со мной должна будет поехать Эва, а одним из группы сопровождающих станет Рей.

Но настоящий замысел был совсем иным. Именно Рэй, укрывшись под плащом Эвы, должен был проводить меня в парк. Его присутствие не вызвало бы столько подозрений — в отличие от сэра Артура, чья верность герцогу была известна всем. Рей всё ещё мог выглядеть в глазах придворных «моим человеком».

Парень умел быть незаметным, он скромный, неприметный, сдержанный, он выглядел скорее молодым слугой, чем магом, чьё имя не раз звучало в коридорах дворца. К тому же многим было известно, что я сама приняла его на службу — и что маг прибыл в замок вместе со мной.

Я прекрасно знала — за нами всё равно будут следить.

Разведчики герцога могли оказаться повсюду: продавцы на площадях, уличные музыканты, газетчики, нищие у ворот и даже рыцари, появляющиеся «совершенно случайно» в самых неподходящих местах. Каждый из них мог оказаться глазами и ушами моего мужа.

Но и в этом крылась опасность — ведь каждый встречный мог оказаться не слугой герцога, а шпионом заговорщиков.

Поэтому каждое наше действие приходилось просчитывать с пугающей точностью.

* * *

По мощёным улицам, ещё влажным после ночного дождя, шла пара в длинных плащах с глубокими капюшонами, полностью скрывающими лица и фигуры. На первый взгляд — две девушки, служанки богатых и титулованных особ, отстроивших себе дома в лучшем квартале города.

Дом, из которого они вышли, выделялся среди прочих — не пышной отделкой, не золотом на окнах, а размером и тишиной, царящей вокруг. Двор, выложенный камнем, ровная решётка ворот, высокий фасад с большими окнами, согласно последней моде в строительстве, окруженный деревьями, что вообще считалось роскошью для узких улиц столицы.

Теперь же задняя дверь тихо закрылась за двумя фигурами, будто дом сам пожелал отгородиться. Силуэты людей скользили вдоль стен, словно тени, стараясь не задерживаться под взглядами редких прохожих.

Они шли быстро, почти бесшумно, минуя шумные улицы. На перекрёстках уже кипела жизнь — мальчишки разносили хлеб, торговцы расставляли корзины, где пахло рыбой и свежей зеленью, из кузницы слушался звон молотка.

Всё это создавало привычный утренний шум столицы, и на его фоне две фигуры в одинаковых плащах терялись, растворялись, становились частью ритма города.

Сквозь узкие переулки и арки они продвигались всё дальше — туда, где шум постепенно стихал, уступая место шороху листвы и журчанию воды. Каменные дома сменялись стенами старых усадеб, в воздухе чувствовался аромат влажной травы и холодного железа.

Впереди, за очередным поворотом, уже виднелась серая стена города — старая, крепкая, покрытая мхом, и вдоль неё начинался парк.

И только внимательный наблюдатель заметил бы, что шаги идущих слишком разные, движения слишком уверенные. Это не прогулка, не случайное утро двух подруг.

* * *

Я шла быстро, укутанная в плащ до самых щиколоток. Я не стала переодеваться в грубое платье горожанки, не сняла украшений, даже оставила кольца на пальцах. Пусть так.

Грабители в столице в этом районе — редкость, а случайные взгляды прохожих вряд ли задержатся на паре фигур в серых плащах.

Зато те, кто должен увидеть — увидят. Колдунья у стены, шпионы заговорщиков, наблюдатели, что прячутся в тенях, — все они будут внимательны к мелочам.

Рей шёл рядом, опустив голову под глубокий капюшон женского плаща. Издали он легко мог сойти за молодую служанку — хрупкая фигура, невысокий рост, мягкий силуэт. Но стоило приглядеться внимательнее — и тайное бросалось в глаза.

В его движениях не было ни тени неуверенности: чеканный шаг, ровная спина, сдержанные движения. И даже напряжение в плечах выдавало мужчину, не привыкшего держать корзину для покупок в руках.

Мы двигались быстро, старались не останавливаться. С каждым поворотом улицы шум рыночной площади отдалялся, уступая место размеренному эху наших шагов. Где-то вдали звонили колокола утренней службы, и на миг мне показалось, что все это ужасно опасно.

Из аккуратного, опрятного домика у дороги вдруг вышла пара — мужчина и женщина, с книгами в руках. Я почти не обратила на них внимания. Мысли уже витали впереди — за перекрёстком, где виднелись первые деревья парка и каменная стена.

Я шла, не замечая ни прохожих, ни уличного шума. Всё внутри было напряжено: какие слова сказать колдунье? Что можно говорить, а о чём стоит умолчать? Какую роль сыграть? Притворяться наивной глупышкой не имело смысла — те, кто стоит за этим, наверняка и так знают, какая я.

И вдруг внутреннее чувство заставило меня поднять глаза.

А женщина, вышедшая из дома, резко повернула голову — и наши взгляды встретились.

— Селия… — сорвалось с моих губ почти беззвучно.

Я не ждала, что она услышит. Но Селия передала книги мужу, быстро, решительно, и уже через пару мгновений стояла передо мной, перегораживая дорогу.

Рей остановился позади, едва заметно переминаясь с ноги на ногу — нервное движение выдавало его волнение.

Селия смотрела на меня с искренней радостью, а я, с трудом заставив себя улыбнуться в ответ, пыталась привести чувства в порядок. И лишь усилием воли удержала лицо спокойным.

А ведь я давно отстранилась от своей семьи. На письма мачехи я отвечала сдержанно — сначала отстранённо, почти холодно. Я не хотела её советов ни о том, как обольстить супруга, ни о том, как вести себя при дворе, чтобы получить больше возможностей.

Позже я отказала и в помощи мужу сестры, когда мачеха намекнула, что в моих силах поспособствовать продвижению господина Форша во дворце. Я была рада, что он там не задержался надолго.

Единственное, чего я не отвергла, — это просьба о деньгах. Герцог щедро выделял мне средства на содержание, и я каждый месяц отправляла часть отцу, в знак уважения, и моей заботы о семье.

Мачеха часто писала о невзгодах Селии — её слабом здоровье, бедственном положении их молодой семьи. В такие месяцы я отправляла больше, делая короткую пометку: для сестры.

Когда в моей жизни наступало затишье, я часто думала о Селии. Хотелось верить, что жизнь дала ей второй шанс, что она не повторила моей судьбы и её брак с Форшем оказался счастливым.

Всё же, как бы я ни старалась, в моей душе оставалось глухое, не отпускающее чувство — тревоги и недоверия. Сначала мы соревновались, недолюбливали друг друга, а потом и вовсе, чувство ненависти поглотило нас. Казалось, что такие чувства не должны легко угасать.

Здесь, во дворце, я всё чаще вспоминала не нашу последнюю встречу в храме, ту, что произошла в этой жизни, а ночь в темнице, из далёкого прошлого.