Безумный барон - Виктор Гросов

— Логическая ошибка, — снова этот бесстрастный голос Искры в моей голове. — Применение высокоструктурированной энергии против хаотической сущности с высоким потенциалом поглощения. Эффективность атаки вдвое снижена. Он не просто не наносит урон. Он ее лечит и усиливает.

Инквизитор, похоже, тоже это понял. Но было поздно. Он попал в ловушку. Он не мог прервать поток, потому что «Генерал» уже «присосался» к его силе, выкачивая ее, как насос. Он был прикован к монстру невидимой цепью своей собственной веры. Я видел, как бледнеет его лицо, как его иссушенное тело начинает трястись от напряжения. Еще немного, и тварь высосет его досуха, а потом, зарядившись его мощью, обрушится на наш лагерь. И тогда нас уже ничего не спасет.

На холме, где расположился командный пункт Легата, царило оживление. Я видел, как орловские командиры что-то оживленно шепчут Голицыну. Их замысел был прост и очевиден. Сейчас погибнет Инквизитор — главный свидетель и судья. Его смерть, естественно, повесят на меня. Скажут, что это я своими «чернокнижными» экспериментами пробудил эту тварь. А потом они добьют ослабленных тенями Рокотовых. Идеальный расклад. Двух зайцев одним выстрелом. Легат колебался. Он, как прагматик, понимал всю выгоду такого исхода. Смерть фанатичного и неудобного Инквизитора решила бы для него кучу проблем.

И в этот момент Искра снова заговорила со мной. Ее голос был лишен всяких эмоций, это был чистый, холодный расчет.

— Анализ ситуации. Вероятность самоуничтожения объекта «Инквизитор Валериус» — очень высока. Это устраняет ключевую угрозу для твоего выживания. Рекомендация: бездействие. Наблюдать. Сохранять ресурсы для последующей конфронтации с ослабленным противником.

Она предлагала мне просто стоять и смотреть, как умирает мой злейший враг. И с точки зрения логики, она была абсолютно права. Его смерть решала для меня все проблемы. Суд прекратится. Главный обвинитель мертв. Я останусь единственным, кто может справиться с тенями, а значит, моя ценность для Легата возрастет в разы. Это был мой шанс. Мой счастливый билет.

Я смотрел на маленькую фигурку в черной рясе, которая из последних сил сдерживала натиск тьмы. На человека, который хотел сжечь меня на костре. На фанатика, который был слеп в своей вере.

И я понял, что не могу. Не могу просто стоять и смотреть. Не потому, что я вдруг его полюбил. А потому, что его смерть здесь, сейчас, от рук этой твари, сделает меня тем, кем он меня и считал. Монстром. Чудовищем, которое принесло в этот мир хаос. Если он умрет, вся Империя будет уверена, что это я его убил. И тогда за мной придет не один Инквизитор. За мной придет вся имперская машина. И она меня раздавит.

Я должен был его спасти. Не ради него. Ради себя.

Я принял самое безумное решение в своей жизни. Оно родилось не из благородства, а из холодного, как лед, расчета. Спасти Валериуса — значит спасти себя, но только если это спасение будет оформлено не как акт отчаяния, а как сделка. Как контракт, где на одной чаше весов — жизнь верховного пса Империи, а на другой — моя собственная.

Развернувшись, я одним прыжком спрыгнул с невысокой наблюдательной вышки, приземлившись в мягкую золу. Пыль взметнулась, окутав меня серым облаком.

— Ратмир! Кривозубов! Держать строй, что бы ни случилось! Не лезть! Это приказ!

И, не дожидаясь их ответа, игнорируя недоуменные возгласы, я побежал. Не к Инквизитору. Бежать на помощь сейчас означало бы лишь разделить его судьбу. Нет, я побежал к источнику власти. К тому, кто мог дать мне то, что было нужно — легитимность. Я несся к командному пункту Легата.

Я был похож на сумасшедшего. Растрепанный, перемазанный пеплом, с горящими глазами. Гвардейцы, охранявшие периметр штаба, инстинктивно выставили копья, преграждая мне путь. Я даже не замедлил шаг.

— Прочь с дороги! Именем Легата! — заорал я, вкладывая в голос всю свою волю, и они, опешив от такой наглости, на мгновение расступились. Этого хватило.

Я ворвался в круг штабных офицеров, где, склонившись над картой, стоял Голицын, и остановился прямо перед ним, тяжело дыша. Воздух вокруг него был спокойным, почти безмятежным, защищенным мощным магическим куполом. Контраст с хаосом, творившимся в паре сотен метров, был разительным. Он посмотрел на меня с холодным, аристократическим удивлением, смешанным с неприкрытой досадой. Я нарушил его порядок. Я испортил ему такой удачно складывающийся пасьянс.

— Что вам угодно, барон? — его голос был спокоен, но в нем звенела сталь. — Разве я не приказал вам заниматься обороной своего сектора?

— К черту оборону! — заорал я, и мой голос, сорвавшийся от напряжения, заставил вздрогнуть даже его невозмутимых адъютантов. — Ваш Инквизитор сейчас сдохнет! И его смерть не остановит эту тварь! Она поглотит его силу, станет вдвое мощнее, и тогда, через десять минут, сдохнем и все мы!

— Это прискорбно, но это его выбор, — холодно, почти безразлично, ответил Легат, даже не моргнув. — Он — фанатик, который решил умереть за свою веру. Я не могу ему помешать.

— Это не выбор! Это самоубийство, которое вы ему позволили совершить! — я ткнул пальцем в сторону поля боя, где фигура Валериуса уже заметно осела под натиском монстра. — И вы прекрасно знаете, что его смерть повесят на меня! Орловы уже потирают руки. Но сейчас речь не об этом. Речь о том, что я могу его спасти! Но я не буду делать это бесплатно!

На его холеном лице, наконец, отразилось искреннее удивление. Он не ожидал такого. Он ожидал мольбы, оправданий, но не ультиматума.

— Ты… ты требуешь плату? Сейчас? В такой момент? — в его голосе прозвучало недоверие, смешанное с невольным интересом.

— Да! — я смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда, вкладывая в этот взгляд всю свою волю, всю свою ярость, все свое отчаяние. Это был мой единственный шанс перевернуть доску. — Я спасу вашего драгоценного Инквизитора, который только что пытался отправить меня на костер. Этот акт доброй воли снимет с меня часть подозрений, не так ли? Но взамен я требую две вещи. Не просьбы, граф. Требования.

Я видел, как сжались его губы. Орловские командиры, стоявшие рядом, подались вперед, их лица исказились от гнева. Но я не обращал на них внимания. Я говорил только с ним.

— Первое: с этой секунды и до тех пор, пока угроза не будет полностью ликвидирована, я — не технический консультант. Я — абсолютный