Жена-беглянка. Ребенок для попаданки - Константин Фрес

Принял меня своей госпожой!

Выше себя.

Покорный и смиренный.

И вместе с тем брезгливый и презирающий.

Я не ответила ему ни слова.

Не могла.

Горло перехватил спазм, ком встал.

Я лишь кивнула Ивару и неспешно прошла мимо.

Вышла в сад и пошла по дорожке, не чуя под собой ног.

Слезы застилали глаза.

Но я старалась скрывать их, делая выражение лица неприступным и гордым.

Я шла мимо гостей, которые склонялись передо мной, и чуть кивала им головой.

Я их ненавидела.

Но чтобы выйти отсюда, мне нужно было, чтоб они не заподозрили о моих намерениях сбежать.

Казалось, пойми они что-то — всей толпой накинутся на меня и вцепятся в руки, в платье, в волосы, чтобы остановить.

Как собаки на дичь.

На лань.

Готовые растерзать, вырвать по куску кожи…

Я улыбалась направо и налево, а глаза мои были мертвы.

Впрочем, гости этого не замечали.

Или замечали, но думали — так надо.

Привыкшие жить во лжи, они считали ее естественной, как дыхание.

А мне с каждым шагом становилось все дурнее.

Я чувствовала, как эта ложь отравляет меня.

И мне не вынести.

Нет.

«Нужно уйти отсюда, — билось в моей голове. — Нужно уйти. Если я умру, то хотя бы не в этом гнезде порока! Не здесь. Где-нибудь в чистом месте!»

Кажется, меня шатало.

Я не видела ничего вокруг себя, только колышущиеся цветные пятна.

Гул голосов остался позади, и я поняла, что сад с гостями остался позади.

Я вышла на аллею, ведущую к бойкому ручью.

Пересечь мостик над ручьем — и я у калитки, ведущей на свободу.

Может, мне станет легче там, где нет гнилости этих людей?

На мост я взошла уже без сил.

Отчаянно цепляясь за перила.

Теперь слезы катились из моих глаз, и унять их было невозможно.

Глаза ничего не видели, и дыхание рвалось на судорожные рыдания и всхлипы.

Тоска сжала сердце так, что боль разлилась горячим ядом по всей груди.

И не унять.

Она сожгла дотла мою радость, мою любовь, мое ожидание ребенка.

Осталась только ядовитая горечь на языке.

В мыслях мелькнуло последнее сожаление.

Жаль, что так сложилось. Жаль, что не вышло ничего доброго из моего желания верить и любить.

А потом свет погас в моих глазах, и я, как подкошенная, упала через невысокие перильца в воды быстрого и холодного ручья.

Как жаль…

Глава 7

— Ну, вставай! Чего разлеглась-то? Удумала тоже, купаться… не рановато ли? Да ты не померла часом?

Старческий нудный голос тревожит меня.

Палка больно тычется в мой бок.

Я прихожу в себя медленно и чувствую только острый холод.

Меня трясет от него. Ноги облеплены тонкой рубашкой.

Это мне снится, что ли?

Вспоминаю ненавидящий взгляд Стаса и свое падение.

Я в больнице?

После операции?

Но почему мокрая? Или это мне тоже снится?

А потом вдруг другие воспоминания накатывают на меня.

Натан, Ивар, мое бегство через сад, падение в воду, и…

Беременность!

Я беременна!

Безо всяких ухищрений и болезненных процедур.

Просто беременна.

Естественным путем.

И ребенок все еще во мне.

Я хорошо знала признаки, когда плод отторгается.

Хорошо знала вяжущую, тянущую боль.

Сейчас ее не было!

Малыш все еще был во мне, несмотря на падение в воду и холод!

Мое тело — а точнее сказать, мое новое, молодое и сильное тело, — выдержало и этот стресс.

И сейчас не было ничего важнее, чем сохранить ребенка.

Изменил муж? Хотел убить? Ха! Плевать!

Пусть теперь поищет меня!

Я с трудом уселась и отодвинулась дальше от воды, лижущей мне босые ноги.

Мысли мои неторопливо перемешивались, сводя с ума.

Вера-Ника. Ника-Вера.

Обоих мужья предали.

Обе бежали от боли и слез.

И только я нашла утешение. Бесценный дар судьбы.

Я — это кто? Уже не Вера, и конечно не Ника.

Я прижала руки к животу, ощупывая.

— Беременная? — ахнул все тот же старческий голос. — Да ты безумная! Плавать в ледяном ручье!

— Ничего, — хрипло ответила я. — Я закаленная.

Понемногу приходила в себя.

Зрение вернулось.

Мир перестал расплываться бесформенными цветными пятнами.

А я затряслась в ознобе.

Потому что сидеть на берегу, в траве, в одной мокрой рубашке, было невыносимо холодно.

Ноги замерзли до синевы.

И губы тоже. Тряслись так, что я не могла и слова вымолвить.

Все тело колотило и сводило судорогами.

Платья на мне не было.

Никакого.

Последнее, что я о нем помнила — это как Ивар его вспорол, чтоб я не задохнулась.

Потом, видимо, его смыло волной в ручье.

Будь оно на мне, я б непременно потонула.

Выходит, Ивар меня дважды спас…

— Али ты не купалась? — не отставала назойливая подозрительная старуха. — Али тонула?

Тонула.

Скорее всего тонула.

Как, каким образом я выплыла — не помню.

Я не должна была выплыть.

Даже без платья.

Потому что сознания в моей голове не было ни на грош.

Где-то вдалеке залаяли собаки.

Этот лай я б отличила от любого другого.

Охотничьи псы Натана… С отменным чутьем. Неутомимые.

Ищут меня, наверное.

Я так и подскочила, хотя сил в моем теле было как у хомячка.

— Это тебя ищут? С собаками? Беременную? Что ты наделала, если сам герцог тебя ловит?

Я перевела взгляд на спрашивающую.

Древняя старушенция, едва стоящая на ногах, как и я.

Только она от старости.

Опирается на клюку, и похожа на взъерошенную сердитую сову.

Одета в обноски.

Волосы под стиранным платком седые, редкие, не очень чистые.

Старая нищенка, одним словом.

— Спрячь меня! — выдыхаю я, и старуха от меня отшатывается.

— Только неприятностей мне не хватало! — орет она, маша в мою сторону клюкой.

— Спрячь!

— Иди в преисподнюю, дьяволово отродье! — бормочет она испуганно и семенит прочь.

Я решительно двигаю за ней, заливая холодной водой, катящейся с моей рубашки, глинистую, гладко утоптанную тропинку.

— Я шла сюда за покоем! — брюзжит бабка, шустро отступая прочь от ручья.

Все дальше в кусты.

В темную прохладную зелень.

— Думала — сяду у ручья, буду смотреть на воду… Пока не усну.

Хорошенькое дело!

— Ты что, пришла сюда умереть?! — изумилась я.

Мои босые ноги скользили по траве и глинистой почве.

Но я от старухи не отставала.

И она меня не гнала.

Наверное, чуяла, что