Вернуться затемно (СИ) - Рог Ольга

Игорь выводит каракули в тетради, а у меня сумбур в голове. С трудом удается сосредоточиться на том, что мелет учитель.

— Туманов! К директору! — раскатистый голос в распахнутой двери.

Мы обменялись взглядами. Его — «все будет нормально» и мой — тревожный. Смотрю в спину удаляющемуся парню и волнение по нарастающей. Нас так просто в покое не оставят.

— Серебрякова?! — окликнула учитель математики. — Ты куда собралась? Или звонок для тебя лично прозвенел уже?!

— Мне прямо здесь обоссаться?!

Маргарита покраснела и, кивнув: «ну, иди», снова повернулась к классу. Раздаются смешки среди ребят, но мне фиолетово! Увидев двух полицейских у приемной директора, пытаюсь прорваться в кабинет.

— Игорь! — мой крик застывает в воздухе.

Тумана выводят в наручниках. У парня каменное лицо и только ярко пылающие ненавистью глаза, выдают в нем живого человека.

— Девушка, не подходите к задержанному! — меня оттаскивает за руку один из стажей порядка.

Туман оборачивается и смотрит прямо в глаза мужику, который меня держит. Чувствую, что больше нет преграды, и подлетаю ближе.

— Игорь, — обнимаю его, прижавшись вплотную.

— Лиль, это чушь полная. Не трогал я Петровского! Мне верь, поняла? — все мышцы у него напряжены. Туман не может обнять в ответ. Склонившись, оставляет поцелуй на лбу.

— Я сама Никиту закопаю, — как-то пытаюсь этими словами дать понять, что буду на его стороне в любом случае.

За свободу в чувствах есть расплата. Изнутри рвется плач, который нелегко сдержать. Забежав в женский туалет, плещу водой в лицо. Капли сползают, рисуя линии. Сколько так стою? Даже лицо высохло. Вы хотели войны? Вы ее получите!

Глава 14

Туман

Что они мелют? Якобы я сломал Петровскому руку и еще два ребра. Очень надеюсь, что это — правда и Никитос, говнюк этот, сейчас загибается от боли. В серебряных глазах страх за меня. Он — лучшая награда за весь гребанный цирк с конями. Даже не сомневаюсь, что ее папаша подсуетился. Только бы оружие не нашли в квартире. Сто пудов старик из него валил кого-то…

— Вот показания Никиты Петровского, что ты его подкараулил в подъезде и жестоко избил, — мне следак тычет писулькой, сыпля статьями УК РФ про тяжкие телесные. Я и без него все знаю. Зря распыляется.

И конечно камеры не работали, и все соседи дрыхли одновременно с берушами в ушах — это и плюс и минус.

— Требую адвоката, — улыбаюсь, как родному.

Следователь дергается. Психованно орет, чтобы меня увели в камеру. Со мной не церемонятся. Каждый толчок в спину я запомню. Металлический лязг задвижки и две пары хищных глаз. Подсадные суки. Заточку бы ночью в печень не принять. Ладно, разберемся! Молча прохожу и заваливаюсь на свободную шконку.

— Ты че, сопляк! Совсем рамсы попутал? — рядом возникает плотное и дурно пахнущее тело. — За неуважение к старшим наказывать тебя будем, — оборачивается к своему кенту, ища поддержки.

Приблатненная шестерка. Не одна ходка. На костяшках «Барс» и завитушки. В бесцветном мире есть только синий. Ненавижу синий! Первый раз в бетонной клетке, а уже все внутри выворачивает так, что блевать хочу. Я просто смотрю и слышу вялый стеб, и пустую браваду. Угрозы не это! Напугать человека, который всю сознательную жизнь был с чудовищем — нереально. Сегодня я старику благодарен ... Вдоволь поржав, шавка отходит потрещать со вторым. Второй — куда опаснее. Подмороженный взгляд убийцы. Отпивает из побитой эмалированной кружки, противно швыркая. Матерый, привыкший пальцы гнуть в обратную сторону другим. На вопли мои никто не придет. Даже с моей подготовкой двое задавят массой.

Фиксирую все. Сопоставляю и сверяю, записывая в память. Стройная цепь событий вырисовывается логически. Лиля. Силюсь не улыбаться, едва прикоснувшись к сладкому имени. Девочка даже слишком смела. Много понимаю из недосказанного. Встречал ли я таких цельных людей раньше? Не помню. Дело даже не в ее миловидности и красивых глазах. В ней будто мудрость и печаль всего мира.

Отвлекает скреб в двери. Створка квадратного портала в другую реальность открывается и на пол летит белый клочок бумаги. Шестерка сразу подлетает и хватает, чтобы принести своему «барину». Шелест. Отборный мат, из которого что-то про «подставу» и «щенка не трогать». Закрываю глаза. Теперь можно и поспать. Старик дотянулся…

Глава 15

По бегающим глазам матери и порывистым жестам определяю, что в ее голове торнадо из хаотичных мыслей.

— Мам, не темни! Отец звонил? — спрашиваю напрямую.

Мама кивает, грызет нижнюю губу. Делает вздох, набирая в легкие смелости.

— Виктор просил вернуться. Говорил, что мы все погорячились. Предлагает съездить вместе в отпуск на Мальдивы или в Испанию. Говорит, что любит меня, — последнюю фразу едва слышно выдает.

У отца кличка «Валет» не потому, что он игрок. Отец — шулер, мастерски играющий свою роль, ловкий манипулятор. Что мы можем против человека во власти? Домохозяйка, всю жизнь смотревшая ему в рот, и два подростка, еще не закончившие школу. У Тумана есть связи в криминальных кругах, но этого может быть недостаточно. Если ли бы не один толковый финансист, знающий о делишках мэра, о его слабостях и предпочтениях… Кстати, о них!

— Мамуль, собирайся! И одень, что-то красивое!

— А мы куда? — пискнула моя блондинка, прикрыв рукой рот.

У мамы не очень с аналитической частью, но все в порядке с интуицией. А ее интуиция сейчас вопила, что ничем хорошим наша выползка не закончится.

Правильно ли я поступаю, разрушая окончательно розовый картонный домик родительницы? Ответ на это я знаю точно! Сама жила в выдуманном мирке, где все были хорошими и друг другу улыбались. Счастливое завтра не только от нас зависит. Ты можешь убиваться изо всех сил, строя ячейку общества, ты можешь по десять раз на дню показывать свою заботу… Но, если ты для того товарища — только средство, удобная ширма или красная дорожка к трамплину… Кому такого счастья отсыпать? Хаты с краю горят первыми. Моя полыхнула адово. Я ведь могла сказать ей раньше, но, как говорится: благими намерениями.

Мама всю дорогу молчала, кидая болезненные взгляды. Как женщина, она уже чувствовала, что проиграла в этой битве.

Частный сектор за городом. Тишина, в противовес от гудящих транспортом улиц. Небольшие уютные коттеджи. Напротив одного из которых мы остановились. Кованые решетки ворот. Сквозь них видно ухоженный участок у дома, покрытый газоном, детские качели.

— Лиля, — мама хватается за горло. — Что мы здесь делаем?

— Ждем, — философски говорю, вытянув ноги.

Мама кивает и озирается по сторонам, вздрагивает, увидев знакомую машину, подъезжающую к дому. Ворота автоматически отъезжают и авто, шурша покрышками, въезжает на участок.

— Папа! — из дома выбежал мальчишка лет пяти и прыгнул в распахнутые руки Виктора Серебрякова.

Не смотрю в ту сторону. Все там мне известно. Мама потерянно пытается пригладить прядь волос. В уголках глаз блестят слезы. Она сглатывает накатившую боль.

— За что он так со мной? — ее глаза невидяще ищут точку опоры.

— Мам, не ищи смысла там, где его нет. Он просто — козлина! Все еще веришь в его басни про любовь?

Мне горько это говорить. Невыносимо сейчас ждать ее реакции.

— Я должна …

Не знаю, кому она должна осталась. Просто иду за мамой следом. Ни разу Людмила не сбилась с шага. Мы, утопая каблуками в щебенку, переступаем на асфальтированную дорожку. Услышав шаги, отец поворачивается и замирает.

— Познакомишь с братишкой? — я первая подхожу и присаживаюсь на корточки перед мальчонкой, который хлопает глазками, не понимая, кто эти тети.

— Что … Почему вы здесь? — обретает речевую функцию папенька.

Моя мама — воспитанная женщина. Она не кричит и не бьется в истерике, не ищет кирпич побольше, или кусок арматуры.

— Как тебя зовут, малыш? — спрашиваю глазастенького, жмущегося к отцу.