Кукла 1 - Мир

я показал ей «це кулак», а я настаивал на том, чтобы не убирать моё художество со стеночки… победило нежелание родителей возится с красками, чтобы убирать художества. О том, где я взял эти краски для рисунка, они почему-то не задумались.

— Не ходи… — проговорила Лина, все так же стоя на почтительном расстоянии от меня, в дверном проёме, и словно бы готовая в любой момент бросится бежать, прочь по коридору.

В другую комнату, куда угодно, но только подальше! И спрятаться, забиться в угол… не понимаю, чего её так пугает в этой двери? Или это детская травма? Та, застарелая, когда я первый раз сбежал сквозь угол, в который меня поставили?

Не, не она — она давно уже привыкла к тому, что я хожу сквозь стены. Более того, я её пару раз даже саму водил, пусть не сквозь стену, но сквозь дверь — девчонке было интересно, чем таким занимаются родители за закрытой дверью. Теперь знает. Больше не интересуется.

Не, это определенно не страх пред моей способностью ходить сквозь твердую материю. Хм, тогда что?

— Не ходи… — проговорила она вновь, опустив взгляд, и начав мять подол своего платьица. — Не надо.

Неужели боится оставаться одна?

— Не волнуйся, я скоро вернусь. — проговорил я, развернувшись к ней и улыбнувшись.

Но не увидев в её глазах хотя бы тени облегчения, подошел к ней поближе, и легонько приобнял. Она вздрогнула. По факту, это первый раз, когда я её вообще обнял за всю свою жизнь в этом мире! Она растерялась. Заплакала. И хныча, и канюча, неловко и нерешительно, обняла меня в ответ.

Разрыдалась громче. И тут уже я сам растерялся, не зная, как реагировать на подобный фонтан слез. Я же её просто обнял? Что не так⁈ Родители нас вон каждый день обнимают! Тогда… почему?..

Сестрица плакала минут пять, а когда, вроде как, отревелась, и я захотел вырваться из объятьев и наконец отправится в путь, вцепилась в меня мертвой хваткой, задействовав для этого не только свои тщедушные ручки, но и почти такие же ножки, и можно сказать повиснув на моём не менее тщедушном тельце.

— Не уходи, — проговорила она вновь, обжигая мне ухо своим горячем дыханием.

А сердце в её груди, что прижалось к моей, начало биться с ужасающей скоростью. Что-то она совсем не бережет своё физическое тело! Так и Кондратий в гости может прийти! А мне потом чини… Понимаю, она магическая кукла, и может не понимать важности физического тела, но все же…

— Не ходи…

— Так, — проговорил я, став серьёзным, и отодрал девчушку от себя, словно нашкодившего котенка.

Я сильнее её в десять раз, так что это не проблема и сравнение с котенком довольно верное. А её силенок недостаточно, чтобы она могла навредить себе, сопротивляясь мне, так что мне нечего сдерживаться и боятся покалечить беднягу. Хотя в будущем, когда мы оба станем старше, подобный трюк уже будет невозможным. Прочность костей и мышц уже будет не настолько велика по сравнению с силой, которую эти кости и мышцы могут выдать. И если преодолевать их сопротивление просто голой силой… будут переломы и растяжения.

— Сестрица, я скоро вернусь, — проговорил я улыбаясь, держа девчонку навесу перед собой, удерживая на вытянутых руках за её плечи.

Сестра вновь пустила слезу. Я поставил её на пол, утер выступившею влагу, второй рукой продолжая держать её на расстоянии от себя. Улыбнулся, глядя в её заплаканные глаза, и развернувшись, сделал шаг к нарисованной двери.

Сестрица, в тот миг, что я её отпустил, сделала шаг следом за мной… но тут же остановилась, замерев в нерешительности, словно бы боясь переступить некую черту, и преследовать не стала.

Вот и отлично! Умница девочка. — улыбнулся я не оборачиваясь, и, еще раз проверив как на мне сидит моя поклажа, шагнул в нарисованную дверь, проходя сквозь стену, и грань измерения.

Брат ушел. Опять. А у бедной Лины сердце ушло в пятки. И ноги подкосились, и она, не удержавшись, упала на пол прямо там, где стояла. Плюхнулась на попу, и словно бы не заметив это, продолжала смотреть в сторону нарисованной двери, за которой только что скрылся ей родной брад. Старший-младший, единственный… слез не осталось чтобы реветь.

В душе бедной девочки была лишь звенящая пустота. И страх. Всеобъемлющий, и всепоглощающий. Заполняющий собой все пространство её разума, лишающий возможность думать и что-либо делать. Превращающий обычно бойкую девчушку в кролика пред удавом. Жутким, страшным, голодным и злым.

— Почему… — проговорила она едва слышно, пересохшими губами.

Почему он туда ходит? — пронеслась первая мысль за долгое время после того как брат ушел за нарисованную дверь. — Почему опять? зачем… для чего?

Но ответов на эти вопросы у Лины не было. А задавать их брату она боялась. И не потому, что боялась, что брат не ответит или рассмеётся ей в лицо за её невежество, нее! Она боялась и боится самих ответов! Она уже знает, что некоторые вещи ей лучше не знать.

И если выстроить в шкалу уровень её страхов, то эта пугающая дверь будет на самом верху всей пирамиды. И ей страшно, очень страшно! Даже думать о том, что же там, по ту сторону. И почему брат регулярно — практически каждый день! А иногда и ночь! Ходит туда, как родители ходят на работу. Что же там? И… вернётся ли он оттуда?

— Нет! О таком лучше не думать, — проговорила девочка, и похлопала себя по щекам, опустив глаза на пол.

Поразглядывала узоры ковра, маленько упокоилась, и вновь взглянула на рисованную странными красками дверь. Вот только для неё, для её глаз, никакой двери на стене не было! Да и самой стены, по факту, тоже.

Там была мгла, беспроглядная, но словно бы живая темнота, уходящая в глубины бесконечности. И морда, ужасающего вида зубастая морда неведомого существа, без глаз и носа, но с многочисленными острейшими зубами, торчащими во все стороны. Настолько острыми, что девочке казалось, о них можно поранится, даже если просто начать их пристально рассматривать. От того, она старалась на них и не смотреть.

Но и другие части пасти выглядели не лучше! Губы существа, что словно щупальца или призрачный туман, копошились в такт несуществующему дыханию морды, расползались по стене, словно тянулся к чему-то, причем бесконечно, но при этом почему-то не дотягивались даже до пола