Владимир, Сын Волка 2 (СИ) - RedDetonator

— А просто написать мне статью ты не мог, Вольфыч? — нахмурился Константин Эдуардович.

— Я хочу помочь тебе, а не подставить, — усмехнулся Жириновский. — Это ведь бросок перчатки в лицо психиатрии и психологии! Этой статьёй ты вызываешь всех этих почтенных профессоров на дуэль — всех разом! Если сумеешь обосновать мои наработки и опрокинуть научное сообщество на спину, то академика тебе дадут с разбега и с оттяжечкой!

— А эти данные точны? — спросил Гаськов, внимательно читая текст.

— Если бы я знал, — пожал плечами Владимир. — Но я склоняюсь к мысли, что я прав, а они ошибаются.

— Кризис воспроизводимости… (1) — прошептал генерал-лейтенант.

— Возможно, это назовут «кризисом Гаськова», ха-ха-ха! — рассмеялся Жириновский. — Если сможешь продавить научное сообщество и потребуешь воспроизведения некоторых общепризнанных исследований, на которых основывается современная психологическая наука, то поднимется такой шум, что твою статью будут бурно обсуждать и, само собой, осуждать, даже на Западе! У них, я думаю, точно такая же проблема.

— Но почему ты даёшь мне это? — с недоумением спросил Гаськов. — Ты бы сам мог…

— А мне лишний шум не нужен, — усмехнулся Владимир. — Да и кто я такой? Так, соавтор одной методологии и никому не интересный партийный функционер. А ты — ты уже фигура Академии наук. Тебя, как минимум, прочитают и даже послушают.

— Но зачем это тебе? — спросил Гаськов.

— Как это, зачем? — удивился Жириновский. — Тебе что, не хочется вернуть советскую науку на верный путь? Да, это уничтожит карьеры многих именитых учёных-теоретиков, но не надо было, мерзавцы поганые, фальсифицировать исследования! И, кстати, слово «кризис» — это я сугубо для тебя пометку сделал. В самой статье об этом не пиши — так будет дороже смотреться. Лучше просто поставь вопрос — «а как же так, дорогие товарищи⁈»

Насколько известно Жириновскому, грядущий кризис воспроизводимости касается СССР и постсоветской науки в меньшей степени, потому что долю в 70–75% в ней занимает прикладное направление, с которым этот кризис не может случиться просто в силу объективных причин.

Это значит, что основной удар придётся по советской психиатрии, психологии, биологии, физике и, в значительно меньшей степени степени, по медицине.

— Ха-ха-ха… — посмеялся генерал-лейтенант. — Хорошо, я займусь статьёй. Спасибо тебе, Вольфыч.

— Пожалуйста, — пренебрежительно махнул рукой Владимир. — Свои — сочтёмся. Лучше расскажи, что ты в ГДР учиняешь — даже до Москвы долетают пух и перья. Орлов мне сообщил, что ты там с Хоннекером вась-вась, методику внедряешь, а также ущемляешь добрых христиан…

— Всё — правда, — довольно улыбнулся Константин Эдуардович. — Я даже прислушался к твоему совету по одностороннему открытию границ — знаешь, как спокойно стало работать?

— Примерно представляю, Эдуардыч, — покивал Жириновский. — Был массовый исход всякой либеральной мрази?

— Колоннами пошли, да, — подтвердил Гаськов. — Пришлось усиливать границу, чтобы не потерять контроль, но как только уехала основная масса желающих, стало так тихо и спокойно…

— Наверное, в ФРГ были очень рады? — предположил Владимир.

— Знаешь, скорее нет, чем да, — покачал головой генерал-лейтенант. — СМИ, само собой, до сих пор смакуют весь процесс исхода недовольных, а вот их власти загадочно молчат. Похоже, что они ещё не знают, как к этому относиться, потому что это, с одной стороны, хорошо, с идеологической точки зрения, а с другой стороны, плохо, тоже с идеологической точки зрения…

— Как думаешь, они решатся выделять специальные пособия для восточных немцев, чтобы они не разочаровались в их Германии мечты? — с усмешкой спросил Владимир.

— Я надеюсь, что они пойдут на это, — ответил Гаськов. — Будет кое-какая нагрузка на их бюджет — всё-таки, уже восемьдесят семь тысяч человек покинули ГДР. Но это ерунда, ничего у них это не пошатнёт, но вот социальное напряжение вызовет, а это очень важно. Уже раздаются первые робкие голоса: задаются вопросы в духе — «а с какой это стати мы должны кормить всех этих беглецов?» Раньше многие западные немцы были положительно расположены к идее объединения Германии, но дискурс, постепенно, должен измениться.

— Изменится, обязательно, — согласился с ним Жириновский. — Даже если власти ФРГ будут выплачивать что-то сверх минимальных подъёмных и пособий по безработице, многие уехавшие неизбежно разочаруются, в том числе из-за холодно-равнодушного отношения местных.

— Считаю, что задачу по стабилизации ГДР я уже решил, — произнёс Константин Эдуардович. — Осталось только закрепить достигнутые результаты и зацементировать этот успех. Как закончу в Берлине, вернусь в Москву — буду заниматься чем-нибудь новым.

«Одно простое, но решительное действие и в ГДР почти полностью прекратилось протестное движение», — подумал Владимир. — «Жаль, что с другими странами такое не провернёшь. Нет похожих ситуаций».

В Соцблоке уже нарастает хаос — Польша стабильно бастует, потому что власти, проводящие свою Перестройку, ввергли экономику в коллапс и это уже не исправить. Польская Народная Республика обречена.

В Румынии, пока что тихо, но напряжение растёт — Орлов говорит, что экономическая ситуация там не лучше, чем в Польше, поэтому в КГБ прекрасно понимают, к чему это должно привести.

Югославия тоже в глубоком кризисе — с 1987 года там происходит бардак, вызванный рыночными реформами. Этим активно пользуется Слободан Милошевич, стремительными рывками консолидирующий власть в своих руках и устраняя своих политических оппонентов политическими методами.

В Болгарии тоже демонстрации, причём вызванные действиями Компартии Болгарии — уже несколько лет идёт «Возродительный процесс», то есть, ассимиляция болгарских турок, которым такое, естественно, не нравится.

Генсек Тодор Живков очень сильно не нравится Горбачёву, потому что выступает против «демократизации» и «гласности». Он так и не провёл ожидаемых Москвой реформ, даже не начал их, обоснованно считая, что это против идей марксизма-ленинизма.

«Болгары будут вспоминать его правление с ностальгией», — припомнил Жириновский. — «Оппозиция строила свою кампанию на том, что он якобы развёл в Болгарии коррупцию, но в 90-е выяснилось, что „коррупция Живкова“ — это новый стандарт минимального коррупционного уровня, а настоящая коррупция лишь набирает обороты и дальше будет только хуже».

В Чехословакии, пока что, тишина, но это тоже не очень надолго.

Блок планомерно рушится, причём следует ожидать цепной реакции.

В прошлой жизни Директора этот процесс прошёл относительно бескровно, за вычетом Югославии. Но Югославия — это уникальный эпизод, кровавость которого обусловлена комплексом предпосылок, отсутствующих во всех остальных социалистических странах.

— Чего так погрустнел, Вольфыч? — спросил генерал-лейтенант Гаськов.

— Ситуация в мире меня тревожит, — честно ответил Жириновский. — С сопредельными странами всё как-то тревожно, с Ираном непонятно и тревожно, в союзных республиках тоже всё не слава богу, отчего тоже тревожно…

— Да нормально всё с миром, Володь, — улыбнулся Константин Эдуардович. — Есть трудности, есть недоработки, но у меня есть стойкое убеждение, что если мы с тобой с Афганом справились, то и со всем остальным справимся — и об Иране можешь вообще не волноваться, потому что уже идёт переговорный процесс. Большой войны не будет.

— Так я не о большой войне переживаю — сейчас её просто никто не потянет, что очевидно всем, а об Афганистане, — покачал головой Владимир.

— Насколько мне известно, прекращение поддержки Ираном афганских душманов — это главная позиция нашей стороны, — ответил на это генерал-лейтенант. — Наш МИД сильно влияет на Хуссейна и держит его на крючке обещанием помощи в послевоенном восстановлении иракской экономики.

«У самих экономика на нитке висит…» — с недовольством подумал Жириновский. — «Никаких уроков не извлечено, никаких выводов не сделано».