Сломанная корона - Андрей Львович Астахов

набекрень париках пошли вприсядку вокруг хохочущих дамочек, а те, подобрав свои юбки, открывали взору кавалеров уже не только лодыжки, но и детали анатомии, расположенные гораздо выше колен. Сама Гризельда, под руку с двумя молодыми напудренными пижонами, скакала по залу как взбесившийся мустанг, издавая возбужденное счастливое ржание. А я внезапно почувствовал, что выпитый фирменный коктейль Гризельды уж слишком сильно ударил мне в голову – верно, все дело в том, что я с полудня ничего не ел и принял чуть ли не литр пойла на голодный желудок. Меня начало тошнить, голова кружилась. Я и сам не заметил, как оказался на балконе, а рядом со мной был Джармен, и в его глазах были участие и озабоченность.

- Тебе плохо, радость моя? – спросил он.

- Мне хорошо, - сказал я и поразился, как же сильно заплетается у меня язык. – Идем… плясать!

- Я что-то не хочу.

- Твоя маманя обидется. У нее днюха сегодня, а мыкосим от общего веселья. Пошли?

- Что ты сказала?

- У-у-у, да ты оглох, да?

- Умоляю, Марика, больше не пей, ладно?

- Заметано, - я едва не свалился, наступив на шлейф собственного платья, чертыхнулся и пошел в зал. По дороге остановил слугу с подносами и потребовал стакан воды. Лучше бы я не пил воду – разбавленное вино поднялось кверху, и в горле у меня закипела кислота.

- Марика? – Джармен обнял меня за талию.

- Где тут можно… блевать? – осведомился я, чувствуя, что ноги у меня стали совсем ватными, а голова будто вращается на шее, как флюгер под ураганом. Нет, я явно не подрасчитал свои силы! Хрупкая конституция Марики не выдержала таких возлияний.

- Пойдем, я помогу тебе, - сказал Джармен, но было поздно. Я организовал такой энергичный фонтан из своего пищевода, что по полной оросил и свое платье, и роскошный дублет Джармена из зеленого шелка.

- Ох! – сказал я, покачиваясь и пытаясь удержаться на ногах. – Как плохо! Прости, я… не хотела.

- Мама, мама! – ворчал Крейг, вытирая свой облеванный дублет платком и одновременно поддерживая меня, чтобы я не свалился. - Сколько раз говорил ей, что нельзя смешивать в коктейлях вермут и коньяк!

- Хороший… коктейль, - выдал я, и тут в моей голове неожиданно и отчетливо зазвучал пьяный голос Марики.

- Леша, - сказала вампирша, - я тебя люблю! Ты должен знать… С Джарменом я ни разу не испытала оргазм. А с тобой у меня он случался постоянно. Однажды я испытала его три раза подряд. Я тебя люблю. Ты мое сокровище! Я за тебя всем им глотку перегрызу!

- Марика, ты нажралась, - сказал я.

- Ага, - Марика перешла на хриплый страстный шепот. – Я хочу любви. Сейчас, здесь, прямо в этом зале.

- Это… невозможно.

- Ты мне отказываешь?

- Это невозможно. Это… непристойно.

- А мне плевать! Давай займемся любовью, Осташов. Доставь мне удовольствие.

- Это не… возможно, - в третий раз повторил я, ухватившись за портьеру одной рукой и за Джармена другой.

- Что невозможно? – спросил Крейг, заглядывая мне в глаза.

- Невозможно заниматься любовью в таком состоянии, - выговорил я (с трудом, надо сказать). Джармен решил, что эти слова относятся к нему.

- Милая, ты права, - со вздохом сказал он. – Давай я отнесу тебя в твою комнату.

Я не успел ничего сделать. Крейг подхватил меня, взвалил на плечо и понес, словно мешок, через весь зал, сопровождаемый аплодисментами, гиканьем и непристойными пожеланиями, будто именины Гризельды внезапно превратились в свадебное застолье.

- Хорошей ночи! – орали пьяные гости, увязавшись за нами вереницей. – Джарми, покажи красавице, на что ты способен!

- Сынок, не опозорь нашу семью! – кричала вконец опьяневшая Гризельда. – Марика, дай ему все, что он пожелает! Ураааа! Ураааа!

Я уже был не в состоянии что-то говорить, а уж тем более сопротивляться. Я вырубился окончательно. Помню только, Джармен втащил меня в тихую прохладную комнату и уложил на кровать. Когда моя голова упала на подушку, накатил новый приступ тошноты, и я благополучно домарал уже испорченное платье. Я еще видел, что Джармен смотрит на меня, качает головой, а потом он вышел из комнаты, и я только слышал его голос. Звуки стали неестественными, будто мне воды налили в уши, а потом появились служанки, Соня и Джема. Последнее, что сохранила моя помрачненная убойным коктейлем леди Гризельды память – это то, что девчонки меня раздевают. Я еще что-то пытался сказать и все, конец фильма.

Что со мной было, что мне снилось – в упор не помню. Несколько раз я просыпался с чувством похмельного жара и ужасной жажды. Потом я все-таки заснул окончательно и пришел в себя только ближе к полудню, совершенно больной и с чувством отвращения к себе. Первое, что я сделал, когда почувствовал, что могу двигаться и соображать – это нашел на прикроватном столике кувшин с водой и напился, а потом, доковыляв до зеркала, глянул на себя. Вид у меня был на редкость потасканный.

- Марика, - сказал я, - ты плохо выглядишь, реально.

- Я и чувствую себя отвратительно, - отозвалась шипящим шепотом вампирша. – В голове будто петарды взрываются.

- Сейчас немного придем в себя и свалим отсюда. Хватит с меня свекровкиных именин!

Оценив те изменения, которые внесло в мою внешность тяжелое похмелье, я начал искать, во что одеться. Мой вчерашний гардероб, измятый и заблеванный, служанки унесли, и ничего взамен не предложили. Я так понял, чистую одежду служанки должны были принести мне после пробуждения по велению Гризельды и по моему хотению. На столе я увидел колокольчик для вызова прислуги, но звать девчонок не собирался. Теперь, несколько вернув себе способность соображать и оглядевшись, я убедился, что Крейг вчера принес меня отсыпаться в ту самую гостевую комнату, где накануне дня рождения Гризельды я переодевался в вечерний туалет. Так что искать мои вещи не пришлось – они были в платяном шкафу, аккуратно сложенные и заботливо вычищенные служанками. Даже не могу сказать, сколько времени у меня заняло одевание. Одно было ясно – за время моего пребывания в этом мире я еще ни разу так безобразно не напивался, даже в тот день, когда мы с Тогой и Хатчем чудом