Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

— Пусть ваше соединение принесет вам больше радости, чем вы можете себе представить… Пусть ваша любовь друг к другу только укрепится с течением времени!.. Пусть ваша любовь сияет ярче, а ваше общение становится богаче с каждым днём… Пусть вы оба будете благословлены счастьем на всю жизнь!..

Ольга сперва кривилась, потом её уже трясло, даже я посмотрел на эту тупую дрянь с некоторым сочувствием.

К императору подошёл камердинер, что-то шепнул. Император кивнул, дескать, ещё пару минут, и покину это место, главное уже сделано.

За нашими лицами он всё же следил внимательно, сказал с некоторым нажимом:

— Рад, что всё позади. Оля, передавай Совету Рода мои наилучшие пожелания там поймут, это был лучший выход. У нас слишком много врагов за кордоном, чтоб гавкаться ещё и внутри Отечества!

Она присела в реверансе, всё так же держа спину удивительно прямо, в глазах бешенство, но с усилием прощебетала:

— Спасибо, ваше величество. Я передам ваши слова.

Он кивнул, давая понять, что с нами всё, а так у него дела и ещё раз дела, улыбнулся нам уже не державно, а как бы отечески, и удалился во внутренние покои.

Ольга бросила на меня лютый взгляд и прошипела

— Не думай, что всё кончилось!

— Не думаю, — ответил я мирно, — У Долгоруковых один в поле не воин? Да, для этого ему нужно стать Вадбольским.

Она презрительно фыркнула и, больше не снисходя до общения с такой мелочью, гордо пошла в сторону группы ожидавшей её родни.

Я отступил и вернулся к своим, до этого мы с нею находились в центре зала, а наши партии, как Монтекки и Капулетти с обнажёнными шпагами, держались напротив друг друга.

Дальше был длинный и скучный процесс с получением подарков. Я сразу отстранился от этого действа, хотя моё тело кланялось и что-то говорило, а я прорабатывал варианты выхода из дворца, что уже окружен людьми Долгоруковых.

Не сам дворец, понятно, но на каждой улице и в каждом переулке, куда бы ни вели — к моему дому или выезду из города, ждут на этот раз не простые наёмники, а лучшие из лучших.

Из Долгоруковых никто не сдвинулся с места, когда я пошёл к выходу из зала, нужно алиби, они все здесь или почти все, а там, на весенних улицах Петербурга вовсе не Долгоруковы, Боже упаси, а просто посторонние люди. Много посторонних. И почти все с оружием, но Долгоруковых там нет, и никакого отношения к тому, что случится, они не имеют.

Уже проходя через холл, услышал сильный треск и звон бьющегося стекла. Все присутствующие вздрогнули и повернулись в сторону окна, там вдребезги разлетелось цветное стекло, словно снаружи швырнули камнем, хотя никакого камня вместе с осколками на пол не рухнуло.

Охрана, всё так же с приготовленными к стрельбе пистолями и винтовками, повернулась ко мне, все понимают, что охранять нужно именно меня, Рейнгольд наверняка дал строжайшие инструкции, а я лучезарно улыбаясь, вышел в услужливо распахнутые двумя дворецкими двери.

На улице редкая для Петербурга ночь, когда тучи не застилают небо, снег под лунным светом искрится мириадами крохотных радуг. Все во дворце, и прильнувшие к окнам, и те, что охраняют дворец снаружи, видели как гордый барон в одиночестве вышел на залитую светом фонарей площадь, отыскивая взглядом императорскую карету.

На месте кареты шикарный лимузин с вензелями императорского дома, рядом застыли двое в мундирах дворцовой гвардии.

Все почтительно ждали, когда барон приблизится, шофёр распахнул дверцу, бодигарды усердно закрывают его телами.

Погруженный в мрачные раздумья, судя по его лицу, барон молча опустился на правое переднее сиденье, весь из себя задумчивый и больше не обращал на спутников внимания.

Миновали площадь и ещё пару улиц, вдруг барон сказал тяжёлым голосом:

— Стоп. Дальше пройдусь пешком. Сопровождать меня не надо.

Все видели как барон вышел и, не обращая ни на кого внимания, побрёл по ночной улице, в благородной задумчивости не разбирая, где лужа с грязной водой, а где чистое место.

А дальше барон некоторое время двигался переходя из одного тёмного переулка в другой, еще более тёмный, наконец зашёл в темнейший, что оказался вообще тупиком и там остановился.

Мата Хари с большой высоты обозревает весь район, никого, кроме группы мужчин, что находятся в засаде впереди. Ага, увидели приближающуюся жертву, оживились, взяли винтовки и штуцеры наизготовку.

Десять человек, хотя хватило бы и одного, чтобы выстрелить в спину одинокому прохожему. Но этот проклятый барон доставил и так столько неприятностей, что пусть будет лучше десять, зато наверняка.

Открыли беспорядочную стрельбу, когда ничего не подозревающая жертва оказалась буквально в трёх шагах.

Странно, что не упал с первых выстрелов, а некоторое время принимал раскалённые пули в грудь и голову, лишь тогда рухнул на землю, некрасиво раскинув руки и ноги.

Вожак наёмников торопливо подбежал, с силой вонзил саблю в тело, вытащил, на лезвии ни следа крови, попытался отрубить голову, но тело барона начало странно съеживаться, скукоживаться, истаивать в размерах.

Вожак сказал перехваченным страхом голосом:

— И что скажем? Растворился прямо на глазах?

Я стоял за их спинами на расстоянии пяти шагов и не стал объяснять, что уже ничего не скажут. Открыл стрельбу сразу с обеих рук. Стрелять по-македонски трудно даже профессионалам, но на таком расстоянии не промахнусь, плюс моя аугментация помогает держать правильный прицел.

Грохот выстрелов затих через несколько секунд, тела ещё дергаются в предсмертных конвульсиях, я успел увидеть как дубль истаял до размеров детской варежки, а потом исчез, не оставив даже мокрого следа. Хороший был дубль, я вложил столько мощи, даже сумел вбить команду, что когда пройдёт пятнадцать минут, он велит остановить авто, дескать, желает пройтись пешком. Шофёр и бодигарды ожидаемо удивились, но, вышколенные слуги, всё выполнили молча, даже не знаю, проводили мою фигуру взглядами или сразу отправились обратно.

Мне пришлось торопиться, кое-где переходить на бег, да и то поспел только к развязке. Последнее, что видел их вожак, второго барона Вадбольского, но уже с перекошенной злобой мордой и двумя пистолетами в руках.

В переулок кто-то заглянул, вскрикнул, я заорал:

— Тут убитые и ранетые!.. Быстро зови полицию, жандармов!.. Всех зови!

Было желание оставить одного для жандармерии, но тогда не избежать неприятных вопросов насчёт того, как это сперва меня убили, а потом я вдруг появился за их спинами.

А заменил я себя приготовленным дублем в тот момент когда Мата Хари по моей команде разбила окно холла. Это заставило всех посмотреть туда, а я, оставив дубля, сам в режиме стелса вскользнул на выход с толпой гостей.

— Мата, — сказал я, — отслеживай здесь, загляни к Рейнгольду, на чём они остановились. А Шаляпин пусть мониторит Долгоруковых, ищет щели в их обороне. Или Шаляпин пусть остаётся, пошли туда Гавроша.

— Уже сделано, шеф!.. Лететь в дом на Невском? Приготовить ванну, пирожные в постель?

— Юмор у вас, нечеловеков, пока хромает. В каком состоянии у нас в стране телеграфия?

Она сделала вид, что безмерно изумилась такому резкому переходу, только что убил десять человек, это же негуманно, и тут же интересуется не адресом психолога, которому выложит всё, чтобы избавиться от тяжёлого терзающего душу и психику воспоминания, а каким-то допотопным телеграфом.

— Собрать материалы? — переспросила она.

— Узнай кто выпускает оборудование, стоимость, где заводы, запчасти свои или закупают…

— Уже ищу!

Покушения покушениями, для меня это теперь профессиональный риск, у императоров такой же, потому, не сбавляя охраны, должен заниматься делом. Человек стал царем природы ещё и потому, что с каждым его убийством сердце билось всё спокойнее и он мог заниматься делами племени.

С первого же дня, как попал сюда, напрягает связь, вернее, её отсутствие. Первый электромагнитный телеграф создал ещё Павел Львович Шиллинг в 1832 году. Годом позже придумали в Германии, Карл Гаусс и Вильгельм Вебер отличились, ещё через пять лет в Англии построил Кук, а ещё через три года, в 1840-ом запатентовал Сэмюэл Морзе.