Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

втрое больше, и броня, за счёт развития ремёсел в городах Альянса, у них более качественная. Брони им хватает не только на рыцарей, но, и чтобы поставить в строй тысячи латников. Зато лучников почти нет, считают это оружием трусов. Классическая ставка на ближний бой, тяжёлый сокрушающий удар.

Солнце на мгновение скрылось за облаком, и по полю пробежала тень, словно предвестник грядущих событий. Я ощутил внезапный холодок, пробежавший по коже — не от ветра, а от мысли о том, что скоро это мирное место превратится в ад.

— А вот в этом, — я обвёл их взглядом, — и кроются наши способы воздействия на ситуацию. В их предсказуемости и наших знаниях. В том, что они будут делать то, чего мы от них ждём.

Мейнард и Эрик одновременно уставились на меня. Я почувствовал, как в воздухе повисло напряжение — не враждебное, но заряженное ожиданием.

— Ростислав, не томи, стратег хренов, — прорычал немец. — Ты уже что-то придумал?

Его голос звучал раздражённо, но в глазах мелькнуло что-то похожее на надежду. Я невольно улыбнулся, чувствуя, как внутри разгорается знакомое чувство — азарт перед важной партией.

— Да, — кивнул я. — Придумал.

Ветер усилился, принося с собой запах свежей зелени и отдалённый звук колокола из деревни. Время словно замерло в ожидании.

…

— Итак, — подытожил Эрик, вставая и отряхивая штаны. Сухая земля осыпалась с его одежды, образуя маленькое облачко пыли у ног. — Три человека с тремя разными причинами оказались в одном месте и в одно время. Ну что, джентльмены, поможем не особо любимому нами Ордену победить? Или хотя бы не проиграть с разгромным счётом.

Мы переглянулись. Ответ был очевиден. Мы были частью этой армии (куда не хотели вступать), и её поражение означало нашу смерть или, в лучшем случае, позорное бегство по фальшивым документам Эрика. Так что, как ни крути, мы болели за Орден.

Следующие дни мы посвятили подготовке.

Пока большие армии только стягивались к границам, а весенняя распутица мешала им начать активные действия, мы методично работали.

Эрик, с его поразительным талантом находить общий язык с кем угодно, уже знал по именам половину жителей Хайбарга. Он договорился с крестьянами, что пока их поля стоят под паром и сельскохозяйственные работы не начались, мы наймём их для «особых земляных работ по приказу командования».

Я наблюдал, как он общался с местными — легко, непринуждённо, словно всю жизнь прожил среди них. Его речь становилась проще, жесты — более открытыми, а в глазах появлялось выражение искреннего интереса. И люди тянулись к нему, доверяли, не подозревая, что за этой маской дружелюбия скрывается холодный расчет. «Мастер социальной инженерии», — подумал я с невольным восхищением.

Мужики, измученные зимним бездельем и весенним безденежьем, охотно согласились. Лишняя монета никому не мешала.

От крестьян пахло землёй, потом и простой, честной усталостью. Их загрубевшие от работы руки были сильными и умелыми, а лица — открытыми и доверчивыми. Мы отдельно переговорили с фермерами, которым принадлежали огромные Ржаные поля, раскинувшиеся к северу от деревни.

— Возможно, а мы ничего не утверждаем, но существует вероятность, что на ваших полях случится сражение сил Ордена и сил Альянса. Понимаем, вас это пугает и огорчает, — сложил руки в треугольник Эрик, — Поля существуют для того, чтобы сеять и пахать на них.

— Да что вы, господа военные, — усмехнулся один из них, кряжистый старик с лицом, похожим на печёное яблоко, и мудрыми, выцветшими глазами. — Мы к знаем, в каком мире живём и к этому привычные. Что ваши, что те, из Альянса, все одно — потопчут. Так всегда было. Компенсаций нам никто не платит, да мы и не просим. Своё возьмем опосля. Мой дед ещё рассказывал, как после битвы у Кровичей, что была при его молодости, они на поле столько потом трофеев, оружия и доспехов насобирали, что потом можно было десять лет не работать.

От него пахло курительным зельем и чем-то терпким, землистым — может быть, той самой землёй, которую он обрабатывал всю жизнь. Его руки, покрытые сетью морщин и старыми шрамами, спокойно лежали на коленях, а в глазах читалась вековая мудрость человека, пережившего не одну войну.

— Но… Солдаты собирают трофеи. Разве не так?

— Оно, конечно так. Да только когда битва большая, всё ты не соберёшь. Армии уйдут, а на поле много чего останется. Оружие, части доспехов, монеты из прохудившихся кошелей, да мало ли чего ещё. Что мародёры не подберут, то и наше. И мы-то никуда не торопимся, всю землицу переберём. Так что мы, как бы жутко это ни звучало, всегда в наваре. Война одних разоряет, а других кормит.

Он засмеялся, и его смех был похож на скрип старой телеги — надтреснутый, но по-своему уютный. Я невольно улыбнулся в ответ, хотя внутри ощутил холодок от этой циничной, но жизненной правды.

От этой циничной, но по-своему логичной правды жизни стало не по себе. Эти люди смотрели на войну, как на стихийное бедствие, вроде засухи или наводнения — неприятно, но можно переждать и даже извлечь выгоду. В их глазах не было страха — только спокойное принятие неизбежного и практичный расчёт. Я почувствовал странное уважение к этим простым людям, сумевшим найти способ выживать в мире, где их жизни ничего не значили для власть имущих.

ачили для власть имущих.

Глава 24

Ржаные братья

Однажды, когда мы с Эриком и Мейнардом размечали колышками поле, из лесочка вышли два парня и подошли к нам.

Одеты они были как странствующие торговцы, но ни товара, ни даже пустых мешков у них с собой не было. Ещё и не местные. Ну, ясен красен, чьи-то шпионы. У Ордена была своя разведка, но они действовали официально, зная, что население относится к ним лояльно, с уважением. Значит шпионы Альянса. Их выдавала не только слишком чистая одежда и добротные сапоги, но и руки без мозолей, выговор со слегка чужим акцентом, и то, как их взгляд профессионально «сканировал» горизонт, а не искал покупателей.

Я почувствовал, как напрягся Мейнард рядом со мной, его инстинкты солдата сработали мгновенно. Его рука незаметно сместилась к поясу, где обычно висел меч, хотя сейчас там был лишь широкий боевой нож скрытого ношения. Я едва заметно