Крафтер II - Иван Ладыгин

надпись: «За верность, ярость в битве и тишину в мире». — Только кристалл треснутый… Намёк?

Краев разгладил пергамент на столе. На нём был изображён портал — спираль из пламени, поглощающая город.

— Напоминание. — Его палец с намертво вросшим в кожу перстнем-печаткой ткнул в рисунок. — Даже герои не вечны. Особенно те, кто играет с огнём, не зная его имени. Зачем ты тогда в одиночку попёрся против целой армии⁈

За спиной послышался шум шагов — кто-то шлялся за дверью кабинета. Главный Клинок Севастополя махнул рукой, и перед дверью вырос полог тишины. Я благодарно улыбнулся. Плюм, сидевший у меня на плече в виде ворона, клюнул воздух, словно пробуя на вкус ауру нашего собеседника.

— А что мне оставалось? Я чувствовал, что смогу…

— Ты закрыл портал, — перебил меня Краев, — но так и не ответил на главный вопрос — как? И почему он блокировался?

В его голосе зазвучали нотки любопытства. Или провокации.

— Вы, будучи матерым клинком, не знаете ответ? — прищурился я.

— Не знаю. Потому и спрашиваю! — раздраженно пробурчал мужчина. — Эта информация сильно помогла бы нашему ордену.

— Не сомневаюсь. — согласился я и слукавил. — Вот только, если бы я это знал, то обязательно поделился бы этим знанием с вами… А так… Думаю, мне просто повезло.

— А я думаю, ты лжешь, барон…

— И что ты предлагаешь? — тяжко вздохнул я. — Заковать меня в кандалы и пытать? Вряд ли у вас получится. А если и получится, то нашей «дружбе» сразу придет конец. Да и говорить-то нечего… Не я закрывал портал. Не я его блокировал.

Плюм на моем плече одобрительно закивал головой, мол, конечно не ты.

И ведь я не врал…

Краев рассмеялся. Протяжно. С чувством.

— Напротив. Ты слишком полезен. — Он поднялся, его тень накрыла стену с гобеленом, где изображалась битва с драконом. — Но помни: трещины бывают даже в алмазах. И когда-нибудь ты можешь оступиться. Это не принесет пользы ни людям, ни стране. Жалко будет.

Он повернулся к окну, за которым шумел Севастополь, и провёл рукой по стеклу. След сложился в руну — «Наблюдение».

— Орден за заслуги перед Отечеством третьей степени твой, — сказал он, не оборачиваясь. — Носи его… бережно.

Я сжал награду в кулаке. Холод металла смешался с теплом легкой тревоги. Плюм нелепо моргнул и каркнул.

В этот миг телефон Краева зазвучал как погребальный колокол. Вибрация, низкая и навязчивая, заполнила пространство кабинета. Краев вытащил его медленно, будто извлекал нож из раны. Экран, покрытый паутиной трещин, светился тусклым зелёным — как глаза ночного хищника.

— Да, — бросил он в трубку.

Голос в ответ прорычал что-то гортанное. Я успел расслышать лишь обрывки: «…он здесь? проведи… переговорная…». Краев не моргнул, но пальцы его сжали телефон так, что рубины в корпусе затрещали.

— Прошу пройти со мной, — произнёс он, и это прозвучало как приговор. — С тобой хотят поговорить.

Он открыл дверь и мы двинулись к дальнему углу коридора, где между каменными химерами зиял проход, скрытый за тяжёлым гобеленом с вышитыми сценами пыток. Ткань, истлевшая по краям, пахла плесенью и ладаном. Краев откинул её жестом, будто срывал покров с тайны, и перед нами открылась лестница.

Ступени, вырубленные в скале, вились вниз спиралью. Стены пульсировали тусклым багровым светом. Знаки подавления магии — перечёркнутые круги, змеи, кусающие собственные хвосты, глаза с рассечёнными зрачками — дышали ненавистью к силе. Воздух густел с каждым шагом. Казалось, мы спускались не в подвал, а в горло гигантского существа, решившего нас переварить.

Плюм, сидевший у меня на плече в облике ворона, клекотал всё громче. Его перья взъерошились, превратившись в иглы, а когти впились в кожу так, что выступила кровь.

— Спокойно, — прошептал я, но питомец лишь зашипел, уставившись на стену.

Там, между рун, виднелись царапины. Следы когтей. Чьих-то. Или чего-то.

Я стиснул зубы. Магия в жилах закипала, пытаясь прорваться сквозь подавление, но руны давили, как гири на груди. Каждый шаг отнимал силы. Даже дыхание стало тяжёлым — будто вместо воздуха лёгкие наполнялись ртутью.

Лестница оборвалась внезапно. Последняя ступень переходила в узкий коридор, стены которого были покрыты чёрным шёлком. Ткань, холодная и скользкая, шелестела, словно шептала проклятия. На полу — лужицы воды, но при ближайшем рассмотрении я понял: это не вода. Жидкость была гуще, темнее и пахла медью.

— Здесь, — Краев остановился у двери из морёного дуба, окованной железными полосами. На ней висел замок в виде сплетённых змей.

Он приложил ладонь к центру, и змеи ожили, зашипев. Их пасти разомкнулись, выпустив ключ — обломок кости с вырезанными на нём иероглифами. Краев вставил его в скважину. Дверь открылась беззвучно, выпустив волну воздуха, который пах… книгами. Старыми, прокопчёнными, пропитанными тайнами.

Плюм вздрогнул и превратился в крошечного дракончика, спрятавшегося за моим воротником. Его беспокойство витало в воздухе осязаемой пеленой.

— После вас, — Краев сделал шаг в сторону и нахмурился. Было видно, что происходящее ему самому не нравилось.

— Всё-таки пытать будете? — усмехнулся я, начертив средним пальцем на внутренней стороне ладони редчайшую руну антиподавления. Как-то раз она помогла мне одолеть младшего бога из моего мира.

— Нет. — уверенно бросил клинок. — Но те, кто строил это здание, явно страдали от безвкусицы и страсти к излишней конспирологии… Ненавижу этот этаж…

И я его понимал. Когда я вошел внутрь, дверь за мной захлопнулась. Комната была похожа на гроб, обтянутый свинцом. Стены, покрытые пластинами магически инертного металла, поглощали даже звук дыхания. Единственный источник света — ржавый светильник в форме когтистой лапы, сжимавшей тусклый кристалл. Его мерцание бросало на стол узорчатые тени, словно паук плел паутину между нами. Воздух был густ и горек, как полынь. Это была смесь, выжигающая любые попытки колдовать.

Инквизиторы сидели напротив, разделённые со мной столом из чёрного дерева, испещрённым царапинами от ножей. Женщина — высокая, гибкая, как клинок. Её глаза, цвета грозового неба, вспыхивали миниатюрными молниями, когда она ловила мой взгляд. Волосы, заплетённые в тугой жгут, напоминали удавку. На ее шее висело ожерелье из клыков, оправленных в серебро.

Мужчина казался её противоположностью: массивный, словно вырубленный топором из скалы. Лицо — неровное, с шероховатой кожей и глубокими морщинами, будто трещинами в граните. Глаза, серые и неподвижные, словно каменные шары, не моргали.

У этих двоих были кольца, как у