Цивилизация 2.0 Выбор пути - Вадим Бондаренко

всякого риска. Дети постарше — те иногда замирали на несколько минут, но только лет с десяти могли случайно войти в транс. Отделывались продолжительным беспамятством, до недели, но без инсультов или паралича. То ли сосуды ещё эластичнее, то ли генетически они даже до порога Первой Пещеры в таком возрасте дойти не способны. Но дальше — все, это практически гарантированная смерть.

Раугу было двадцать пять, когда он бросился меня вытаскивать, охотник рассказывал мне, что стоял у входа, боясь шагнуть дальше. Большая потеря крови и всего несколько секунд глубокого транса не успели ему сильно навредить. И больше он туда не совался…

В Пещере Предков собираются те, кто смог при жизни стать частью коллективной веры. Или коллективного страха, таких было намного больше. Остальные, прожив в Землях Вечной Охоты несколько дней или лет, пока не исчезала память о них, растворялись в небытии.

А что если попробовать увеличить число своих сторонников? Я всматривался в лица неандертальцев, сидящих у костров, ища Шенка. Прошло совсем немного времени, он точно где-то здесь!

Вот двое женщин у костра, дальше большая группа стариков… Не то!

Вот пятеро мужчин, ссутулившись, жмутся к едва виднеющиеся языкам пламени. Они уже практически исчезли, деталей уже не разобрать, но у меня возникло странное чувство, что я их где-то видел раньше… Не то, Шенк был намного крупнее их!

Парня я нашел совсем недалеко от огромного провала в склоне горы. Днём он уже не казался таким зловещим, но подсознательный страх все равно остался.

— Шенк, вставай. Пошли со мной.

— Дим? Ты умер?

— Надеюсь, что нет. И я хочу выбраться из этого места.

— Ты ел плохие грибы?

Странный вопрос… Но ответить не трудно

— Нет, Шенк. Я приготовил огненную воду, и пил ее вместе со всеми.

— Дим, если энн-ой съест плохие грибы, духи огня закрывают ему путь в Первую Пещеру. Ты делал свою огненную воду из таких грибов?

Фактически, дрожжи — это грибы. Поэтому киваю, соглашаясь.

— Ты не умер. Просто нужно было подождать немного, пока действие грибов исчезнет.

— Шенк, я не пытался пройти к Пещере. Меня просто ударили по голове, и вот я тут…

— Дай мне руку, Дим. Если ты стал одним из нас, я пойму это.

Протягиваю ему ладонь, и он крепко сжимает ее. Его пальцы обдают меня холодом, слегка погружаясь в кожу.

— Живой ты… Все, прости.

Шенк отдернул руку, но его вид стал получше, словно на холст добавили ярких красок.

— Ты считаешь меня другом, Дим. Спасибо.

— Ты смог восстановить силы?

Вот этого я и ожидал. Затея с часовыми была моей, и часть веры в мое дело по праву распространялась и на обычных людей. Тот же Заруг ни чего не мог сделать, не в силах пробиться через эту защиту.

— Смог, я чувствую себя так же, как и в первый день, когда здесь очутился.

— Тогда хватит болтать, пошли.

Я направляюсь к темной дыре входа. Шенк стоит на месте, не спеша следовать за мной

— Я пытался пройти, Дим. Прошел коридор, я уже видел вдалеке Первый Очаг, но он не приближался.

— С тобой не было меня. Идём.

Вход снаружи впечатлял своими размерами — его высота была больше пятидесяти метров, длинный разлом в скалах был практически прямым, он не изгибался, как это часто бывает в пещерах.

Отсюда видно весь этот мирок — он гораздо больше, чем мне казалось. Заснеженная тундра сменяется лесотундрой, хвойным, лиственным лесом и постепенно теряя деревья, степью. Но и за ней тянется едва различимая полоса пустыни. Замёрзшее море тоже теплеет, и вдалеке ничем не отличается от виденного мною в Крыму Черного.

Сторону денисовцев искажает граница, но и так могу разобрать обширные плоскогорья и равнины с большими реками, цепочки островов в теплом море.

Тысячи прожитых в самых разных местах жизней, тысячи воспоминаний. Интересное место, но оно не для живых…

Я сжал холодную ладонь Шенка, и мы пошли вперёд. Стало темнее, потолок опускался все ниже, превращая вход в практически круглый тоннель. На вид не больше сотни метров.

Сначала я подумал, что Шенк боится и передумал идти. Но нет, парень наклонился вперёд, и не выпуская мою руку, упрямо делал один шаг за другим. Он увязал все больше, я уже тащил его за собой, чувствуя как холод стал охватывать мою кисть, пробираясь все выше. Вот уже локтевой сустав замёрз, и я не могу согнуть руку…

Внезапно давление исчезло, и мы кубарем покатились на каменный пол. Шенк отпустил меня, с удивлением разглядывая уже привычные мне стены.

— Держись за меня, теперь будет легче.

Парень кивает, и мы проходим через ряды призраков стариков. Шенк снова начинает бледнеть, но пламя костра совсем рядом. С места вскакивает Арика, Сенг, на их лицах целая буря эмоций — радость, гнев, удивление и восхищение.

— Дим, я же просила тебя быть осторожным!

А она неплохо выглядит, для призрака — как живая, не отличить. Да и остальные мои союзники вполне материальны.

— Арика, я здесь оказался случайно.

— Знаю все! Ты совсем потерял голову, как и все остальные мужчины, но это ваша природа. Но зачем ты закрыл дорогу духам огня?

— Дим, мы пытались предупредить тебя, но ты не слышал!

— Кто тебе подсказал это сделать?

Вот оно что… Похоже самогон начисто заглушает все каналы связи с этим местом. Виновато склоняю голову, эти люди за меня переживали, приятно…

— Друзья, простите. Глупость совершил, но я не знал обо всем этом, правда!

— В этом есть и моя вина, я не хотела, чтобы ты становился на путь энноев, Дим. Боялась, что ты станешь таким же, как они — ее рука обводит ряды сгорбленных фигур, теряющихся во тьме. И все на этом закончиться, как было много раз до тебя. Потому и не рассказывала все, что знала.

С потолка сорвался очередной сталактит, с грохотом рассыпавшись на куски, очередная трещина пробегает по своду. Может, это память о землетрясениях?

— Судьба решила иначе, Арика. Сейчас я вернусь к людям, а вы подумайте, что мне рассказать при следующей встрече. И позаботьтесь о Шенке.

— С ним теперь ничего не случиться, Первый Очаг признал его право на веру.

— Хорошо. Арика, что происходит в Лантирске? Я могу вернуться?

Старуха снова фыркает, поражаясь моей глупости:

— Твое тело в порядке, если ты об этом. Иначе бы ты или сидел здесь эхом, или стал как мы.

— Эхом?

— Твой образ здесь неподвижен, пока ты жив. И помнит только то, что знал в нашу