Тафгай - Владислав Викторович Порошин

— Ты Иван кругами не ходи, ничего он не загибал, — брякнул с третьей парты наш местный отличник и любимец всех учителей.

— Спокойно, я сейчас говорю с революционной прямотой, — я показал рукой на портрет Маркса. — Базаров — это нигилист, революционер, чернокнижец, то есть разночинец. Он имеет четкие суждения, режет лягушек и собирает гербарий. Природа, по его мнению, это мастерская, а он в ней сборщик, то есть кузнец.

— Работник, — подсказала мне нужное слово литераторша.

— Да, работяга! — Я показал большой кулак мировому империализму. — Так чего же он шашни с Одинцовой разводит, когда они остаются наедине? Я вас люблю, хоть я бешусь, хоть это труд и перекур напрасный.

— А что ты предлагаешь? — Пристал как банный лист отличник с третьей парты.

— Взять её, и с пролетарской страстью вовлечь в революционную борьбу и близость женской и мужской противоположностей, — я пару раз махнул кулаком стараясь выбрать выражения попристойнее. — Отсюда моё предложение такое — роман Тургенева «Отцовское детство» переписать, так чтоб в нём Базаров ежедневно в вечерние и утренние часы перевоспитывал Одинцову, наставляя на путь истинный, и издать его на всех языкам миллионным тиражом.

На этих словах раздался спасительный для русской классической литературы звонок, а то я себя знаю, мог бы и до Достоевского дойти и прочих Островских докопаться. Виктория Тихоновна устало улыбнулась и сказала, что на следующем уроке будем писать сочинения по «Отцам и детям».

— Зачем ты устроил этот цирк? — Спросила меня преподавательница, когда я ей помогал нести в учительскую парочку «тяжёлых» книжек.

— От скуки помираю, — признался я. — Мне бы сейчас железо в зале потягать, штангу от груди пожать, ноги прокачать, плечевой пояс. Готовиться нужно к чемпионату по хоккею.

— Так это про тебя была сегодня статья? — Улыбнулась Виктория Тихоновна. — Подожди здесь, — сказала она, забрав книги и войдя в кабинет для учителей.

Через десять секунд литераторша действительно появилась с газетой «Автозаводец», на которой был мой портрет с перекошенным лицом, как будто я разрывал пасть крокодила, и большой заголовок «Чемпион».

— У меня муж редактор этой многотиражки, — пояснила женщина появление странной газеты. — В конце статьи написано, что ты увольняешься. Это правда?

— Каждый должен заниматься своим делом и, несмотря ни на что, двигаться к своей мечте, — ответил я, грустно улыбнувшись.

Глава 24

Вот чего я точно не ожидал, что вечером в среду 15 сентября окажусь на самолёте фирмы «Кукурузник», который может взлететь с любого колхозного поля. Есть у машины и официальное название АН-2. Приходилось мне как-то в будущем летать на таком легендарном биплане, с юношеской командой на соревнования ни то в Березники, ни то в Соликамск. Ощущения замечательные, особенно после посадки, когда урыгалась вся хоккейная команда. Вот и сейчас несколько раз тряхануло, и что-то заскрежетало за бортом, а у меня на лбу выступила нервная испарина.

— Потерпи Иван, — перегнулся из переднего кресла начальник «торпедовского» коллектива Михаил Дмитриевич Бузуев, невысокий, уже плешивый мужчина лет пятидесяти. — В последний момент тебя вписали, так что лучшие места уже заняты.

Я с небольшой завистью посмотрел на горьковское «Торпедо», которое дремало, читало и играло в карты на лучших местах в самолёте. А тренера Александра Прилепского так вообще пригласили в кабину пилота.

— Да я в высшую лигу готов хоть у туалета лететь, — пробурчал я, зажимая нос. — Кстати, вы как раз сюда меня и посадили.

— Не выдумывай, нет тут туалетов. И потом это пока не высшая лига, — улыбнулся Бузуев. — Через день, 17-го, стартуем на первом турнире имени космонавта Павла Беляева в Череповце. Осознаешь высокую ответственность? Ты вообще представляешь, как тебе повезло?

— Только время Дмитрич может показать, кому на самом деле повезло, — ответил я и отвернулся, чтобы немного поспать и успокоиться.

Некоторые люди зря недооценивают роль прессы в жизни общества. Вот написали про меня в «Автозаводце» статью. Конечно, всё в ней переврали, но про главное сказали, что команда ведомая фрезеровщиком четвёртого разряда обыграла лучшую пятёрку горьковского «Торпедо». Потом ещё было много всякого спорного, про уровень любительского спорта, про значимость физкультурной работы на местах, интервью с физоргом Самсоновым, который меня, оказывается, с детских лет на руках качал. И в тот же день в общагу прибежал взмыленный начальник команды мастеров Михаил Дмитриевич. Даже не дал, как следует Ольге Борисовне осмотреть палец.

— Быстрей, быстрей, — твердил он, помогая мне закидывать в сумку все, что попадалось под руку.

— А как же вечерняя школа? У меня же сегодня сочинение по Базарову! — Усмехался я мысленно про себя. — Пятёрка можно сказать первая в жизни сорвалась!

— И ещё у Ивана на три дня бюллетень, — добавила, покраснев растерянная врачиха.

— Что? — Замер на месте Бузуев. — Со школой мы вопрос решим положительно, — пробормотал он, затем подошёл ко мне, похлопал по плечам, груди, пощупал бицепс, трицепс и мышцы бедра. — Здоров, как бычара, — выдал начальник «Торпедо» свой профессиональный вердикт. — И потом у нас свой врач в команде, Тамара Михайловна Иоффе, единственная женщина среди всех спортивных медицинских работников. Всё, присели на дорожку. Ничего не забыли?

— Коньки и клюшку надо бы прихватить, вдруг в хоккей играть придётся, — пожал плечами я.

В самолёте, когда я уже настроился на эротическое сновидение, меня кто-то потряс за плечо.

— Эй, новенький, в карты играешь? Давай в преферанс пульку распишем, — обратился какой-то молодой парень.

— С детства карты не люблю, — потянулся я в кресле, — после того как во дворе всех обыграл по нескольку раз за месяц. Во-первых, денег никто не отдал, во-вторых, со всеми переругался.

— Шулер? — Удивился он. — Или секрет какой имеешь?

— Для самого загадка, почему когда в картах пруха, то не везёт в любви, — улыбнулся я и снова улёгся поудобней на другой бок.

На самом деле именно сейчас мне и везло в любви, а в карты я мог пролететь по-крупному. Девчонки из общаги — раз, Ольга Борисовна — два, Тоня из вечерней школы — три, и