Сердце Изнанки. Книга – 2 - Олег Валентинович Ковальчук

вела меня белка. Я увидел небольшое искажение в пространстве — словно воздух в том месте стал мутным стеклом, сквозь которое проглядывали смазанные очертания реального мира. Самостоятельно я бы никогда не различил среди колышущегося марева изнанки это искажение, но сейчас, оказавшись вплотную к разрыву, увидел и сразу понял, что это то самое место, через которое я сюда попал. Именно здесь я прошёл двадцать минут назад — следы моего присутствия всё ещё виднелись, будто рябь на воде.

Я сразу же выпустил небольшой пучок энергии, направив его в это искажение, заставив пространство сильнее забурлить. Точка перехода отозвалась, разрастаясь и пульсируя интенсивнее. Я потянулся к ней всем своим существом и в следующий миг оказался в той самой туалетной кабинке, из которой ранее нырнул в изнанку.

Сразу же услышал настойчивый стук в дверь.

— Сударь, сударь, ответьте же вы! Вы что там, душ принимаете? — раздался раздраженный голос из-за двери.

Я аж брови вздёрнул от удивления. Оглядел себя — вроде всё в порядке, никаких следов путешествия по изнанке не осталось, костюм чист, только слегка помят. Затем резко рванул дверь.

За дверью кабинки столпилось уже четверо человек, и всем, видимо, именно сейчас потребовалась уборная. Лица у них были недовольные и нетерпеливые, как у людей, которым срочно нужно по делам. Увидев мой недовольный взгляд, большинство тут же осеклось. Однако недовольство моей задержкой было очевидно.

— У вас какие-то проблемы? — спросил я, приподняв бровь. Всё-таки раздражение на ситуацию и тяжёлая дорога сказывались на моём настроении. Тем не менее, я сдержал себя в руках. Если мне нужно было находиться здесь — это моё дело, и никто не имеет права торопить меня или выражать недовольство. — Джентльмены, — произнес я более спокойным тоном, — если человеку нужно время для уединения, то это его личное дело. Разве не так?

Под смущёнными взглядами я прошёл к месту, где меня дождался Дима. Я обнаружил, что он, сидя за столом и подпирая подбородок рукой, мирно посапывает. Ведь говорил, что три дня может бодрячком ходить, но от его бодрости не осталось и следа — усталость взяла своё.

— Просыпайся, — произнёс я, похлопывая брата по плечу.

Тот тут же вздрогнул, раскрыл глаза и принялся моргать, прогоняя остатки сна.

— О, ты так быстро! — произнёс он. — Десяти секунд даже не прошло, — удивился он, глядя на часы.

— Ага. Мне больше не надо было, — хмыкнул я. — Пойдём, тебя отвезём в гостевой дом. Тебе поспать бы не мешало.

— Да не надо мне спать, — отмахнулся он. — Я же говорю, у меня выносливость так прокачана, что я могу неделю не спать и чувствовать себя прекрасно.

— Я даже не сомневаюсь, — вполне серьёзно ответил я. — Но сейчас лучше поднакопить сил. Поехали.

* * *

Учение паладинов призывало отринуть свою старую жизнь, забыть старые связи, свою фамилию, род, детей, если они есть, свой прежний опыт, и положить всю свою новую жизнь одарённого на борьбу с тварями. Зиновий был хорошим паладином, но в орден он вступил уже будучи в сознательном возрасте. Он обнаружил у себя дар в тридцать лет и, не зная, что с ним делать, отправился в Храм Паладинов. И, видимо, в связи с этим, а может, и по другим причинам, откинуть прежний опыт так просто не мог.

А ещё он понимал разницу между хорошими людьми и плохими. До того, как поступить на службу к Пылаевым, он состоял при нескольких семьях аристократов и с этим была связана масса курьёзных случаев. То к нему обращались как к лакею, то как к прислуге, то и вовсе как к палачу. Его не воспринимали всерьёз, к нему относились как к вещи, и лишь Пылаевы, со всеми их недостатками, отнеслись к Зиновию как к человеку.

Дмитрий Пылаев и вовсе обращался с ним по-дружески. Зиновий служил роду Пылаевых порядка десяти лет и видел, как Дмитрий рос. Даже научил его нескольким приёмам. Дмитрий и Алиса выросли, а Зиновий, проведя с ними столько времени, уже не мог к ним относиться как к чужим людям, а за их добро был очень им благодарен.

Александр Филиппович, пускай и был человеком азартным, быть может, не совсем разумным и нерациональным, но он был хорошим человеком и в высшей степени благородным — не столько по праву рождения, сколько по своему духу. А Зиновий был благодарным.

Да, кодекс паладинов твердит, что не следует вступать в дрязги аристократов и любые другие распри между людьми, а убивать лишь только тварей. Но каким бы человеком был Зиновий, если бы давал в обиду людей, которые ему симпатичны? Правила есть правила, но и про своих нельзя забывать, а Пылаевы со временем стали для него своими.

Он как раз подъезжал к деревне Колодцево, откуда ему было поручено забрать людей. Казалось бы, такая простая задача — всего лишь перевезти людей, но и здесь аристократы усложняли всё донельзя.

Неладное Зиновий заподозрил, когда стал подъезжать к деревне — слишком уж много стояло машин личной гвардии Лисиных. Он проезжал по улочкам мимо заброшенных домов и ловил на себе взгляды лисинских гвардейцев, что провожали его недобрыми взглядами, держа в руках автоматы.

Стоило ему приблизиться к воротам, как оттуда вышел молодой парень, одетый как аристократ — на пальце поблёскивало графское родовое кольцо, а ладонь, как бы невзначай, лежала на рукояти сабли. Это был Аким Гордеевич Лисин.

— Кто таков? — спросил аристократ Зиновия, стоило тому выбраться из автобуса.

— Зиновий, командир паладинского корпуса рода Пылаевых, ваше сиятельство, — произнёс он, учтиво поклонившись. Внутри у него скребли кошки — он чувствовал, что всё здесь будет не так просто.

— По какому праву приехал сюда? — спросил Лисин, даже не представившись и не поздоровавшись. — Эти земли, вообще-то, под нашим контролем, — произнёс он высокомерно, задрав подбородок и прищурив глаза.

— Под вашим? — удивился Зиновий. — Это ведь деревня Колодцево, принадлежит семье Пылаевых? — удивлённо спросил он. — Или я ошибся и не туда приехал?

Парень нахмурился.

— Ну да, ну да, так-то земли Пылаевых, но деревня под контролем семейства Лисиных. И вообще, — он выпятил грудь, радонь его сжалась на рукояти оружия, — мне нечего перед тобой оправдываться. Валил бы ты отсюда по-добру, по-здорову.

Зиновий скрипнул зубами.

У паладинов был особый статус, если бы аристократ попытался напасть