Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

в полшестого. Мы все рванули навстречу взбудораженному отчиму. Его усы топорщились, глаза сияли. Истерично скалясь, он вскинул бутылку шампанского. Разулся и водрузил ее на кухонный стол, потер руки.

— Ты чего так долго? Убить нас решил⁈ — набросилась с обвинениями мама.

— Садитесь, готовьте вуха, я вам тако-ое расскажу, закачаетесь!

Глава 24

Бог шельму метит

Боря мгновенно забыл о своей вражде с отчимом, прибежал на кухню и оседлал табуретку, разинув рот. Наташка тоже навострила уши. Я уселся на раскладное кресло, где она раньше спала, и приготовился внимать. Мама проворчала:

— Вася! Неужели нельзя было позвонить, мы тут чуть с ума не посходили!

— Нельзя! — сверкнул глазами он. — Сейчас вы поймете, шо никак нельзя. Потомушо это надо отмечать!

Отчим вытащил пробку, и она выстрелила вверх, обдавая его пеной, которая залила усы. Разлив шампанское по бокалам — себе и маме, отчим вытащил бутылочку «Фанты» и побаловал нас, поднял бокал:

— Давайте выпьем за то, шобы Бог шельму метил! — И опустошил бокал залпом, вытер пену с усов и, сев рядом со мной, начал рассказ:

— Приглашает меня, значит, тот Капустин. Я захожу, ног не чуя, думаю, ну все, конец мне. Опускаюсь на стул, как бурдюк, жду приговора. А он и каже: «Василий Алексеевич, а есть ли у вас такой знакомый Алексей Пацюк?» Ну, все, думаю. У меня ж на лице усе написано. — Отчим коснулся еще заметного фингала. — И шо тут отпираться? Ясно, шо есть. «Ну, есть», — говорю. А дальше самое интересное началось. Капустин сказал: «Он уверяет, что у вас в совместной собственности есть „КАМАЗ“, — и номер называет. — И шо я эксплуатирую ту машину». Я и замер. Все, думаю, конец мне. Посодют за избиение милиции.

Он сделал театральную паузу, налил шампанское себе и маме.

— Хватит уже нас мучить! — воскликнула она. — Дальше что?

— Ну, Капустин увидел, шо я трымтю весь, и говорит: «Мы вас ни в чем не обвиняем. А он хочет переложить на вас вину в незаконной торговле, подделке документов и печатей». И тут до меня дошло, шо обвиняют-то Пацюка! И закрыли — его, а он хочет переложить вину на меня. Я тут как психанул! Говорю, шо, да, было такое, но Пацюк машину у меня отобрал и не давал давно, и вообще на продажу выставил, могу газету показать. Бросил мене в лицо десять тысяч, говорит, вот твое, и проваливай! Так шо ничего я не знаю. Капустин как будто обрадовался, все это записал. Да грамотно так записал, шо я ни при чем, а Пацюк виноват. А я, дурак, сижу и понимаю, шо Пацюка хотят посадить и топють. И я его топлю, вру, шо ни при делах, и совесть грызет. Но вспоминаю, как он меня ограбил, дружбу нашу предал, и аж приятно на душе.

— Так что, за твою торговлю посадили Пацюка? — удивилась мама.

— А нечего было меня кидать! — проворчал отчим. — Так ему и надо! И хорошо, шо печати мне не отдал. Правда, там мои отпечатки пальцев, и на руле они есть. И вот это страшно — вдруг проверят?

— Уже проверили бы, — успокоил его я и вспомнил рассказ Лялиной, что Пацюка этого все ненавидят. — Опросили бы свидетелей, устроили бы очные ставки с ними, чтобы они тебя или его узнали. Ничего этого не сделали, потому что давно копали под Пацюка, он у всех поперек горла. Значит, кинул он не только тебя, но и кого-то серьезного, и поступил заказ его закрыть.

— Сам себя закопал, гнида! — оскалился отчим. — Пусть теперь сидит, паскудник.

Мы чокнулись, выпили. Отчим помрачнел и сказал:

— Вот только надо мне будет на суд прийти. Сказали, повестку вручат недели через две-три, как там у них станет все ясно.

— Ну сходишь, — улыбнулась мама, обняла его, бормоча: — Как же мы все за тебя волновались! Я чуть не поседела! Никто и подумать не мог, что так все обернется. — Она запрокинула голову к небу и будто Бога поблагодарила: — Спасибо!

Словно делать Ему больше нечего, кроме как следить за ней, карать и миловать. Если Он и есть, то далековато, гораздо ближе девушка-парень, с которым я иногда беседую. Ноосфера или кто оно там, и оно помогает, только когда это выгодно — ему.

Так, теперь мне нужно еще и встретиться с Гайде, вникнуть в тему, в которой я мало что понимаю, но вижу перспективу. Плюс позвонить Алексу, узнать, что там с акциями «Газпрома». Или ну их? Так деньги будут просто лежать, а иначе я их буду крутить и приумножать.

Домой мы вернулись в шесть, когда уже стемнело. Я включил свет во дворе, и нам навстречу рванул Лаки, собрался прыгнуть на меня, но я пресек его попытки командой:

— Нет!

Пес послушался, остановился, перебирая лапами. Боря вышел вперед и скомандовал:

— Да!

Лак прыгнул. Перехватил его лапы, Боря и затанцевал с ним ламбаду. К нам приковыляла хозяйка, держащаяся за спину.

— Вот вы где, детки! Что ж так поздно-то из школы?

Боря отпустил лаки, и он стал виться вокруг Зинаиды Павловны.

— У родителей были, — сказал я, напрягшись.

— Вы мне не поможете? Днем вас ждала, а все нет и нет. Ничего тяжелого, просто мусор вынести! Два ведерка!

Боря набычился. Наташка вскинула брови. Я сказал брату и сестре:

— Идите домой, — а сам обратился к хозяйке: — Зинаида Павловна, я понимаю, что помочь вам некому, и всегда готов. Но давайте договоримся, что вы будете сообщать нам заранее о необходимости этой помощи. Потому что мы же можем и у родителей заночевать, и как вы тогда? И вам так удобнее, и мы сможем планировать время. Договорились?

По лицу хозяйки пробежала тень — не понравилось ей мое предложение, но она согласилась:

— Конечно ты прав. Если надо будет, я заплачу, я ж все понимаю!

— Платить не надо. Просто предупреждайте заранее.

Вроде бы я был не против ей помогать, как и Боря с Наташкой. Почему же она так раздражает? Сможет ли она соблюдать договоренности?

— Где мусорные ведра? — спросил я.

— Идем, Павлик. Спасибо тебе огромное!

Она завела меня в прихожую, взяла массивный фотоальбом.

— Ты же Игорька видел? Давай