Царь Александр Грозный - Михаил Васильевич Шелест

что эти знания пришли к нему от русского царя. То есть они уже сейчас были партнёрами. Предложение «напасть на Крым» Сигизмунд воспринял, как приказ, поэтому размышлять даже и не пытался.

Мозг, отягощённый крепким венгерским вином, с трудом перерабатывал обрушившуюсяна него информацию. А если честно, то совсем он её не перерабатывал. Мозг отказывался думать. В голове билась только одна мысль: «Взять Крым! Взять Крым! Взять Крым!»

Оба князя, заметив, что Сигизмунд задумался, замолчали, снова прильнув к кубкам. Курбского колотила крупная дрожь. Вишневецкий держался лучше, ибо был ухищрён в плетении интриг по защите православия в Великом княжестве Литовском. Да и князь Вишневецкий всё-таки был игроком, а не фигурой, как Андрей Курбский. Хоть и маленьким, но игроком, которым играл другой большой игрок, — его царь и бог Александр Васильевич, у врагов получивший прозвище Грозный.

Глава 24

Сигизмунд очнулся от «размышлений» и посмотрел сначала на Курбского, потом на Вишневецкого. Взор его был суров, лицо мрачным. Он попытался что-то сказать, но не смог. Только откашлявшись, у короля получилось выдавить из себя членораздельные звуки.

— У меня только около двух тысяч всадников. Этого очень мало для войны с Гиреем.

— Мало, — согласился Вишневецкий. — Мало для захвата всего Крыма, но достаточно для нападения на Керчь и контроля за Шёлковым торговым путём. Дети Давлет Гирея ссорятся. Нужно этим воспользоваться. Ислям Гирей очень долго прожил при дворе султана Салмана и не имеет поддержки в крымских войсках. Он османскими галерами осадил Кафу с моря, но с их пушками это может продолжаться долго. Похоже, что султану не важно, кто из детей Давлет Гирея продолжит поставлять ему рабов и пасти его стада.

— Ты сказал, что караваны идут через море, аки посуху? По мосту? — спросил он Андрея Курбского.

— Так, государь, — кивнув головой, согласился князь. — Мы сами не видели. Это написал мой человек и прислал с голубем.

— Я видел море и оно редко бывает спокойным… Ну, да ладно. Это не моё дело. Главное, чтобы из Тамани по Шёлковому пути шли караваны в Киев. Как думаешь, — спросил он Вишневецкого, — царь Александр может поддержать нас в войне с Гиреями? Ведь и в Московию идут караваны по Муравскому шляху.

Сигизмунд, таким образом, пытался понять, на сколько Вишневецкий зависит от московского царя.

— Не могу знать, ваше величество, но могу предположить, что раз ваши с ним интересы не пересекаются, то вполне возможно. Если есть мост, значит нужно контролировать побережье. Вполне возможно, что он не отдаст его тебе.Если тебя это устроит, то с московским царём можно будет договориться.

Сигизмунд посмотрел Вишневецкому в глаза и улыбнулся. О понял, что Вишневецкий тоже работает под контролем этого удивительного человека — царя Александра. Да и человека ли?

Под контролем, но по указке ли?

Сигизмунд не замечал, чтобы принимаемые им решения противоречили его желаниям. Александр, вероятно, читал его мысли. Нет, даже не все мысли, а определённые, а то, что касается самого Александра и России. Сигизмунд чувствовал, что, как только он начинал обдумывать свою политику в отношении Москвы, тут же его голова начинала пульсировать. Не болеть, нет. Просто мозг отсылал информацию куда-то вовне.

Лишь получение информации о территориальных соседях можно было посчитать попыткой повлиять на принятие им, Сигизмундом, решений. Но он проверял, как учили в университете, информацию по другим каналам, и только после проверки делал какие-то выводы. Но пока ничего не предпринимал. Обдумав своё положение, Польский король пришёл к заключении, что воля его свободна и принадлежит только ему.

Сигизмунд не знал, да и не мог знать, что Александр не мог разрушать волю другого человека, навязав ему свою. Вернее, мог, но сразу бы перешёл из «света» в «тень». Причём не постепенно, а сразу. У него уже был подобный опыт, и он не хотел бы оказаться в тени снова, ибо там надо было всё начинать сначала. Учиться управлять тенью и накачивать себя её силой.

Свет и тень — две разные субстанции. В тени, Санькины навыки управления светом, не действовали. Надо было продолжать вредить людям, чтобы упрочится в тени и соединиться с ней. Тогда можно было бы черпать из тени силу. А Санька не хотел. Претило ему делать людям пакости.

Так, например, кикиморки… Ведь они долго выходили из «тени». Боялись этого, потому, что их силы таяли. Но Санька был по глупости щедр, и раздавал свою силу даже не горстями, а лопатами. Сейчас он удивлялся, как его свет не поубивал девонек? Наверное, потому, думал он, что изначально был не огнём, а именно светом, чистой силой.

* * *

Пострелять из винторезов польскому королю удалось только через день. В ту первую ночь они, почему-то втроём, нарезались так, что проснулись в том же шатре к обеду, и нарезались вина снова.

Курбского, как только он видел польского короля, начинало поколачивать сразу и он, глуша адреналин, напивался быстро. Сигизмунд с Вишневецким говорили много и за разговорами не замечали, как напивались. Только опьянение у них было разное. Сигизмунда Августа, алкоголь, по причине многодневного пьянства, уже не брал, а Вишневецкий пил мало, но искусно притворялся.

То есть, по-настоящему пил только Андрей Курбский, ибо сильно переживал за свою судьбу. Откровенно говоря, он уже жалел, что приехал вместе с Вишневецким. Сейчас ему казалось, что это не он давно вынашивал планы перехода к Польскому королю, а на измену его подтолкнул князь Вишневецкий.

* * *

— Значит, говоришь, крепость Ростов мы не возьмём? — спросил Сигизмунд Вишневецкого.

— Не возьмём, мой король, — согласился князь. — Мало того, мы увязнем в осаде даже не на год. В Ростове царь Александр сделал много хранилищ. В некоторых почти зимний холод сохраняется и летом. На них стоят высокие башни, вытягивающие тепло[1].

— Я-то думал, что ты поведёшь наше войско на Ростов. Мы же, вроде, об этом договаривались… А на Крым я войска не поведу.

— Но как же, государь?! — обиженно воспрянул Вишневецкий. — А торговый путь?

— Никуда от нас не денется торговый путь. Он был, есть и будет. Мы не станем рушить мирный договор с султаном Сулейманом.

Сигизмунд лежал на подушках и старался не думать ни об Александре, ни о России вообще. Он научился обходить «сторожки», расставленные Александром. Не зря Сигизмунд учился в иезуитских монастырях, школах и университете почти пятнадцать лет. Он умело