Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

– Ты чего творишь, дуралей? – Юмюм-хана ткнула мужа кулаком в ребро.

– Так я… того… – растерялся Олим-кирдык, перестав тянуть за ручку.

– Чего ты там бормочешь?

– Я тут ни при чем. Она сама, – пролепетал муж-гуль, порядком струхнув.

– Как сама? Она ведь никогда не скрипела!

– А теперь скрипит!

Оба примолкли, глядя на полуоткрытую дверь.

– Что будем делать? – тихо спросил Олим-кирдык.

– Что, что? Не знаю что! Открывай дальше, только осторожно.

Олим-кирдык, зажмурив глаза, вновь потянул за ручку. Дверь скрипнула и вдруг перестала открываться. Олим-кирдык потянул сильнее, но дверь будто застопорило.

– Ну, чего копаешься? Открывай уже, – нетерпеливо окликнула мужа Юмюм-хана.

– Она не открывается.

– Так тяни сильнее!

Тогда муж-гуль что было сил рванул на себя дверь, решив разом покончить с этим. Тяжелая дверь поддалась, но не открылась, а начала крениться в его сторону. К противному скрипу прибавился еще и треск. Гуль, выпучив глаза и все еще держась за ручку, смотрел, как дверь все больше и больше клонится в его сторону, а когда сообразил, чем все может закончиться, было уже слишком поздно.

– Ай-яй! – вскрикнул он, но отскочить не успел – помешала жена, прятавшаяся за его спиной. Дверь припечатала гуля в лоб и, рухнув, придавила своим немалым весом обоих.

Чихая и кашляя от поднявшейся пыли, гули с трудом выбрались из-под неимоверно тяжелой двери. Суеверный страх уже подбирался к их горлам, но гулям было стыдно в нем сознаться, даже самим себе.

– Ты зачем дверь выломал, дубина! – набросилась Юмюм-хана на мужа, пытаясь выдать дрожь в коленках за гневный запал.

– Я не ломал, – замотал головой Олим-кирдык, отползая к деревянным перилам подальше от жены и двери. – Она сама упала, я только легонечко потянул.

– Вот я тебе потяну, – пригрозила Юмюм-хана, отряхивая подол платья. – Вставай и пошли в дом!

– Не пойду. – Гуль-муж вжался спиной в перила. – Мне и здесь хорошо.

– Пошли, говорю!

– Тогда иди первой.

– Тоже мне, гуль называется! – презрительно сплюнула Юмюм-хана. – Смотри, как это делается, – и она сделала шаг в дверной проем.

Доска под ее ногой скрипнула и вдруг ушла куда-то вниз, а из темноты прямо в лицо гуль-жене по дуге взлетел другой ее конец.

Бац!

Юмюм-хана от столь неожиданного, подлого удара подалась назад и взвыла от боли, схватившись руками за лицо. Вертикально стоящая доска медленно наклонилась вбок и с глухим «бум» опустилась на голову Олим-кирдыку, так и не успевшему понять, что, собственно, произошло.

– Уй-юй! – взвыл Олим-кирдык, схватившись за голову.

На затылке гуля начала вздуваться огромная шишка, но его жене пришлось гораздо хуже. Лицо ее было красно, нос скошен набок, а несколько зубов шатались.

– Пойдем отсюда, жена!

– Нет! – кипя от злости, прорычала та. – Это чьи-то дурацкие шутки! Вставай и идем внутрь.

– Не встану! – воспротивился Олим-кирдык, еще сильнее вжимаясь спиной в перила.

– Вставай, сказала, а иначе… – Юмюм-хана выпустила длинные когти.

– Ладно, ладно, уже встаю, – обреченно вздохнул Олим-кирдык и поднялся на ноги, ощупывая пальцами здоровенную шишку.

– Иди первым, – приказала жена.

– Чего это я первым пойду? Сама иди, – заартачился Олим-кирдык, поводя плечами.

– Поговори у меня еще! – взмахнула гуль-жена острыми когтями.

Повесив плечи, Олим-кирдык сделал пару шагов и застыл у перекошенного дверного проема с покореженными петлями. Принюхиваясь к чему-то, гуль-муж долго вглядывался в темноту и неуверенно топтался на месте, потом сделал осторожный шаг внутрь, щупая доски ногой, – все вроде бы держались крепко. Вошел, опять остановился, сделал еще один шаг, затем еще. Дошел до двери в комнату и толкнул ее.

Зрелище, представшее его взору, не то чтобы напугало гуля, но сильно озадачило. Прямо напротив дверей стоял низкий длинный стол, что раньше располагался у окна. На столе, вытянувшись в полный рост, лежал человек. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты. В ногах лежащего горела зыбким пламенем масляная лампа, разбрасывая по стенам кривляющиеся тени.

– Ну, чего ты опять встал? – Юмюм-хана нетерпеливо ткнула мужа в спину.

– Здесь кто-то лежит, – вполголоса отозвался Олим-кирдык, не сводя глаз с тела на столе.

– Кто лежит?

– Почем я знаю! Посмотри сама.

Олим-кирдык никак не решался войти в комнату. Впервые в жизни ему стало не по себе от вида покойника.

– Вот же трус. – Юмюм-хана насилу протиснулась мимо мужа и тоже застыла на пороге. – Что он здесь делает?

– Знаешь, лучше спроси у него самого, – поежился гуль-муж.

– У него? – переспросила Юмюм-хана. В ее каменное сердце вновь закралась тревога.

Вдруг в углу комнаты шевельнулась смутная тень, сами собой вспыхнули еще две масляные лампы, стоявшие в изголовье покойника, и на середину комнаты вышел человек. Лицо и руки его были черны, и сам он был облачен во все черное.

Гули притихли, напряженно вглядываясь в суровое лицо незнакомца. Неизвестно еще, кто он такой и чего можно ожидать от него. Между тем человек приблизился к столу, погладил по головке лежащего и уставился на гулей пронзительным взглядом.

– Ко… – Юмюм-хана прочистила пересохшее горло. – Кто ты, и что тебе здесь надо?

– Кто я? – спросил человек. – Вы меня не узнали, адские отродья?

Гули, сжавшись от зычного возгласа гули, покачали головами.

– Я Мункар! – рявкнул человек, гордо вскидывая подбородок. Что-то звонко хлопнуло, и за его плечами распустились два огромных черных крыла.

Гули вздрогнули и непроизвольно попятились в коридор, но тут на плечо Олим-кирдыка легла чья-то ладонь. Гуль застыл на месте и медленно обернулся. На его плече лежала белая кисть с длинными тонкими пальцами, заканчивающимися внушительными кривыми когтями, похожими на куриные. Проследив глазами вверх по руке, Олим-кирдык наткнулся на лицо ее обладателя и вздрогнул во второй раз. На гуля смотрела страшная белая образина с черными кругами вокруг глаз, седыми волосами, стоявшими дыбом, и перемазанными кровью губами. Из-под верхней губы торчали длинные и острые клыки. В другой руке страшилище держало остро отточенную косу. Из ушей кошмарного создания вился сизый дымок.

– Ай, шайтан-опа! – воскликнул Олим-кирдык, падая на колени. Ноги от страху совсем отказывались повиноваться ему.

– Ох! – Его жена, обернувшись, разом побледнела сильнее, чем белая образина, и, припав спиной к стене коридора, распласталась на ней.

– Куда это вы собрались? – спросила неизвестная.

– Кто… ты? – сглотнув, выдавила Юмюм-хана.

– Я Смерть! Столько лет работаете бок о бок со мной и до сих пор не узнаете меня в лицо?

– У… узнаем, по… почтеннейшая. Теперь узнаем, – пролепетала Юмюм-хана. – Но скажи нам, о великая, чем мы провинились