Другие грабли. Том 1 - Сергей Сергеевич Мусаниф

они нам просто не говорят. Если продолжить метафору с бронепоездом, они пытаются проложить для истории другие рельсы, а это дело сложное, ресурсозатратное, вот они и решили переложить часть расходов на плечи аборигенов. То есть, на наши.

— А вам просто не нравится, что вас играют «втемную»?

— Когда нас играют «втемную», нас начинают одолевать сомнения, к тому ли будущему нас ведут, — сказал Сашка. — Но ты должен понимать, что это не особо распространенная и не слишком популярная теория, которую и в нашем-то отделе считанные единицы поддерживают, а вышестоящему руководству о ней вообще мало что известно. Поэтому действовать нам придется на свой страх и риск.

— Нам? То есть, ты считаешь, что я уже согласился?

— По большому счету, и мне довольно неприятно это тебе сообщать, у тебя нет выбора, Чапай, — сказал он. — Ты — провалень, и ты уже в игре. Ты уже на поле боя и на тебе наша форма, и враг не будет спрашивать, что ты по этому поводу думаешь и как тут оказался.

— Значит, все-таки враг?

— Может быть, это не самая удачная из моих метафор, но суть ты должен был уловить, — сказал он.

Я покачал головой. Что-то с каждым новым слоем открывающейся для меня правды эта история нравилась мне все меньше и меньше.

Оказаться в восемьдесят девятом году — это необычно, но с этим можно жить.

Оказаться в восемьдесят девятом году и влипнуть в местные разборки — это неприятно, но с этим тоже можно жить.

А вот оказаться в восемьдесят девятом году и влипнуть в разборки комитета и его таинственных кураторов из будущего, которые пытаются выяснить, чей курс истории правильнее, это уже с жизнью совмещается совсем плохо.

А уж со спокойной жизнью вообще никак не совмещается.

Если Лобастого в конце концов можно было элементарно пристрелить, то на всю эту шоблу боеприпасов не хватит.

— Вижу, что ты от открывающихся перед тобой головокружительных перспектив отнюдь не в восторге, — сказал Сашка. — Но ты должен понять, что речь сейчас идет не о твоей или моей жизни, а о чем-то куда большем.

— Так обычно и говорят перед тем, как втравить тебя в какой-нибудь кровавый блудняк, — сказал я. — Может, ваша теория вообще неправильная. А если и правильная, то откуда вам знать, что они не к светлому будущему ведут?

— А что, блин, если нет? — спросил Сашка. — В том-то и дело, что мы не знаем. А хотели бы знать.

— Ну а я тут как замешан? — спросил я. — Я ведь обычный парень, историю менять не собирался, и даже перепеть никого не могу, потому что у меня слуха нет.

— Ты — провалень, и на тебя указали, — сказал Сашка.

— Так нас же сотни, — сказал я.

— Да, сотни, — согласился Сашка. — Но есть один нюанс. Обычно нам просто сообщают время и место, и мы за такими людьми просто присматриваем. Иногда одергиваем их, если нужно, воспитательные беседы, так сказать, проводим, но чаще всего даже этого не требуется, потому что люди эти просто предпочитают жить своей жизнью.

— Прямо, как я.

— Но наши кураторы с этим почему-то не согласны, — сказал Сашка. — Потому что в твоем случае помимо времени и места мы также получили настоятельную рекомендацию тебя… э… нейтрализовать. К хренам. Не позднее этого Нового года.

— Нейтрализовать — это от слова ликвидировать? — уточнил я.

— К хренам.

— Почему?

— Подробностей они не уточнили.

Я глотнул пива.

Как ни странно, после этих новостей оно даже не изменило вкус. Не стало ни восхитительным, как и положено, возможно, последнему пиву в жизни, ни пресным, как если бы стресс выключил все мои вкусовые рецепторы.

— И кого прочат в исполнители?

— Ты же понимаешь, что если бы мы собирались тебя исполнить, мы бы с тобой этого разговора вообще не вели, и даже знакомы не были бы? — спросил он.

— А все же?

— Допустим, меня.

— Ясно-понятно, — сказал я.

— Не напрягайся, — сказал он. — Это отнюдь не прощальный обед, и явно не последний в твоей жизни.

— И тем не менее, я хотел бы кое-что прояснить, — сказал я. — Только потому что ты мне нравишься, майор, и на тот случай, если политика вашего отдела относительно моей скромной персоны будет пересмотрена. Когда меня пытаются ликвидировать, я начинаю нервничать. А когда я начинаю нервничать, то могу вести себя неадекватно, что, в свою очередь, может привести к некоторому количеству жертв среди вашего личного состава.

— Ты хотел знать, теперь ты знаешь, — сказал Сашка. — Собственно говоря, наша операция как раз и заключается в том, чтобы наплевать на рекомендации кураторов и посмотреть, что из этого выйдет. И теперь ты и сам должен понять, что соскочить ты не сможешь, потому что соскакивать тебе некуда. Ты вовлечен в дело самим фактом своего присутствия здесь.

— И каким образом я могу историю не в ту сторону сдвинуть? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — сказал Сашка. — Но до Нового года время еще есть.

— Бред какой-то, — сказал я. — Может быть, это операция прикрытия? Они узнали про ваши настроения и подсунули вам ложную цель, чтобы вы со мной заморочились и чего-то более важного не заметили?

— Интересный ход мыслей, очень типичный для обычного парня, — сказал Сашка. — Может, и так. А может, и нет. Но проигнорировать проблему мы просто не можем.

Это просто нечестно, подумал я. Мало того, что я каким-то образом оказался в прошлом, так еще какие-то неведомые кураторы из будущего указали на меня местным спецслужбам, обозначив, как потенциальный источник проблем.

Хм… а если я не просто каким-то образом оказался в прошлом, что если эти ребята моему хронопереносу поспособствовали? Тогда у меня появляется в этом деле дополнительная личная заинтересованность.

Найти и спросить. А потом, когда они ответят, еще раз спросить, только уже по-другому…

Только вот как их найдешь, если я — в восемьдесят девятом, а они — где-то в будущем, и даже отдел Х не знает, насколько далеко от нас?

— Делать тебе особо ничего и не надо, — сказал Сашка. — Просто живи, смотри по сторонам и действуй без оглядки на то,