Учитель. Назад в СССР 4 - Дмитрий Буров

ее задачу входит разоблачение вранья. А какое разоблачение, если свидетели окажутся за занавеской или во дворе.

— Да, я не намерена оголяться перед этим… посторонним человеком! — Баринова неожиданно поддержала фельдшерицу, махнув в сторону Митрича.

— Да какой я человек-то? — настала очередь Митрича изумляться. — Сосед я. И не посторонний вовсе, Ляксандрычу как отец родной. Верно, Егорушка? — апеллировал ко мне Беспалов.

— Верно, Василий Дмитриевич. Но Оксана Игоревна права, давайте наблюдать из кухни, чтобы не мешать доктору работать.

— И то верно, — согласился Митрич, бодро поднялся с табуретки, на которую успел присесть, и оказался рядом со мной. — А то может по чайку, а?

— Можно и по чайку, — согласился я.

— Егор! — воскликнула Лиза.

— Что еще? Посторонний вышел. Я здесь. Доктор тоже. Что опять не так? — добавив в голос холода, уточнил у Бариновой.

— Не уходи, пожалуйста, мне… страшно… А вдруг там перелом! — захныкала Елизавета.

— У меня тут и уйти-то некуда, — усмехнулся я. — Оксана Игоревна, пациент сопротивляется, может вам помочь? Придержать, чтобы вы получили доступ к травме? — вежливо предложил Гриневой, которая привстала с места и собиралась приподнять одеяло, чтобы осмотреть поврежденную ногу.

— Спасибо, Егор Александрович, уверена, мы справимся сами. Не так ли, Елизавета Юрьевна?

Оксана разговаривала с Бариновой как с маленьким ребенком, мягко, но твердо, спокойно, уверенно, ничем не показывая своего неудовольствия капризами великовозрастной девочки. Надо отдать должное Гриневой: выдержка у нее оказалась преотличной. Лично мне последние пять минут хотелось вытащить Баринову из кровати, поставить на ноги, сунуть в руки чемодан и выставить за дверь пинком.

Но — женщина, чтоб ее. Тут надо по-другому действовать.

— Ляксандрыч, тебе в чаек-то сахарку кидать? — полюбопытствовал Митрич, хозяйничая на кухне. — Девоньки, вам чайку-то соорудить?

— Спасибо, нет, — практически синхронно ответили обе дамы.

— Елизавета Юрьевна, расскажите, как дело было, и давайте начнем осмотр, Если перелом, необходимо срочно в больницу, — настойчиво попросила Гринева. — Возможны ведь осложнения.

— Ну, хорошо, — наконец-то сдалась Баринова. — Вот смотрите! А все ваши деревенские неудобства! Не понимаю, почему Егор так настаивает на своем пребывании в этом ужасном месте! — пожаловалась Лизавета, меняя на ходу тактику общения с фельдшерицей. — Вы понимаете, у него в Москве карьера, а он упрямится! Вот такой он у меня, гордый и независимый, — доверительно сообщила Лизавета, откидывая одеяло.

Честно говоря, я малость обалдел от последней фразы. Митрич так и вовсе чаем поперхнулся. Но все это оказались цветочки, перед тем плодом, который приготовила нам Елизавета за время моего отсутствия в доме.

Глава 22

Оксана протянула руку, чтобы откинуть одеяло, но Елизавета опередила фельдшерицу. Баринова кинула на меня торжествующий взгляд и резким движением сдернула накидку в сторону. Откинулась на подушку, словно этот жест сильно утомил, прикрыла ресницы и принялась наблюдать за нами.

Гринева еле заметно качнула головой, выражая свое отношение к устроенному показательному выступлению, но уже через секунду склонилась нал ногой Лизаветы и принялась осматривать, перед этим кинув на меня через плечо удивленный взгляд.

— Ой, — вскрикнула Лиза, вздрогнув всем телом.

— Больно? — уточнила Оксана, осторожно ощупывая ногу.

— Да… доктор, — после выразительной паузы подтвердила Баринова.

— А здесь? — продолжала ощупывать Оксана.

— Ой… ай. ох… — короткими возгласами реагировала Лизавета.

Я ошарашенно смотрел на спектакль, который разыгрывался на моих глазах и не мог понять, почему Оксана поддерживает игру симулянтки, не опровергая диагноз, поставленный Лизаветой самой себе.

Я шагнул в сторону, потому как из-за плеча фельдшерицы видимость оказалась нулевая, и замер, едва не выругавшись вслух.

На лодыжке Елизаветы Юрьевны красовалась приличных размеров гематома. Бросив короткий взгляд на болезную, успел заметить как торжествующе сверкнули ее глаза, но Лиза моментально прикрыла ресницы и изобразила страдающее лицо.

— Ой… ай… — залепетала Баринова, все так же вздрагивая всем телом от каждого прикосновения пальчиков Гриневой.

— Хорошо, — Оксана Игоревна перестала ощупывать, откинулась на спинку стула, задумчиво посмотрела на Лизу и нахмурилась.

Во всей этой картине чувствовалась какая-то несуразица, недостоверность. Но ни я, ни Оксана, судя по ее задумчивому виду, никак не могли поймать за хвост ниточку обмана, чтобы размотать весь клубок.

— Елизавета Юрьевна, необходимо сделать рентген, чтобы исключить перелом. Как давно появилась гематома? — уточнила Гринева.

— Не сразу, — деловито промолвила Лизавета, чуть приподнявшись на локтях. — Егор, пожалуйста, ты не мог бы мне помочь? — жалобным тоном попросила Баринова.

Язык зачесался ответить: не мог бы, но грубить по пустякам не привык.

— Что надо? — не сдержавшись, грубовато поинтересовался я.

— Подними подушку, пожалуйста… милый… — добавила Лиза, не сводя с меня глаз, при этом я вдруг четко осознал: сказано это было для фельдшерицы.

— Лиза, прекрати, — припечатал я, подошел к кровати, подтянул подушку повыше, ухватил девушку за плечи и одним сильным рывком приподнял и усадил, как она и просила.

— Ой, ай! Егор! Мне больно! — вскрикнула Лизавета.

— Зато перестал быть милым, не так ли,… дорогая? — ухмыльнулся я.

Лиза стиснула зубы, но нашла в себе силы и улыбнулась.

— Милые бранятся, только тешатся, не находите, Оксана… э-э-э…

— Игоревна жеж, — подсказал Митрич, с кружкой в руках наблюдающий за спектаклем. — Так чего, выходит все, нога-то того-этого… поломатая или как? — уточнил дядь Вася, растеряно окинув взглядом сначала сердитого меня, затем хмурую Гриневу и совершенно довольную таким пристальным внимание Лизавету.

— Завтра рентген покажет, — уклончиво ответила Оксана. — Егор Александрович, я зайду утром, выпишу направление, — строгим тоном произнесла Оксана Игоревна, окинула Баринову задумчивым взглядом и поднялась.

— Так эта… жир-то барсучий… — засуетился Митрич, нырнул на кухню, поставил кружку на стол и тут же вернулся. — Оксаночка Игоревна, бутылка-то вот! — дядь Вася довольно улыбнулся и вытащил из кармана штанов злосчастный флакон.

— Что это? — напряглась слегка Лизавета.

— Средство от всех напускных болезней, — ухмыльнулся я. — Оксана Игоревна, что скажете? Можно намазать на ночь ногу больной и перебинтовать?

— Намазать можно, — кивнула Гринева, поднимаясь со стула. — Хуже точно не будет. Тугую повязку поверх не рекомендую, — чуть поколебавшись, объявила фельдшерица.

— Почему? — уточнил я, пристально глядя на Оксану.

— Либо мазь, либо повязка. Лучше