Газлайтер. Том 27 - Григорий Володин

молча кивает, его маленькие ступни ускоряются, и в следующее мгновение он хватает Феанора за лодыжки, легко закидывает рослого Воителя себе на плечи. Размазавшись в жёлтую молнию, турбо‑пупс срывается вниз по отвесному склону, проносится через побережье и мчится над морем, оставляя за собой шлейф озона и жёлтый электрический след. Остров исчезает за горизонтом — словно его и не было. Океан внизу сверкает, как расплавленное стекло.

На подлёте к материку Лиан ускоряется и резко тормозит уже посреди пустынного плато — песок взрывается под ногами, поднимая облако, словно пыльный гейзер. Он сбрасывает Феанора в горячие дюны, хлопает ладонями — мол, «сам справишься» — и тут же уносится дальше, сверкая в воздухе разрядами молний.

Через секунду он уже замирает в фиолетовом полумраке — прямо посреди коридора штаба Лунного Диска.

Турбо‑пупс, постучавшись, заходит в кабинет Председателя. За массивным столом Хоттабыч читает какой‑то свиток, покуривая кальян. Его седая борода струится по шёлковому халату, кальянное облако повисло под потолком.

— А Лиан, вернулся уже? Ну и? — глухо бурчит Председатель.

— Выбросил Феанора в пустыне, подальше от живых душ. Король Данила не должен разозлиться — теперь Феанор точно не вырвет у него победу в корабельной гонке.

Хоттабыч, нахмурив брови, кивает:

— Стало быть, он рассказал, что Багровый Властелин делал в Антарктиде?

— Так точно. Феанор считает, что Багровый сватался к Екатерине Игоревне Вещей Филинове, сестре короля Данилы.

— ЧЕГО⁈ — Председатель, как раз втягивавший дым, закашливается. — Кха‑кха… Багровый хочет… кха… породниться с родом Вещих Филиновых⁈

Он хлопает себя по груди, чтобы перестать кашлять, тяжёлый стул скрипит, брови поднимаются в удивлении. Багровый был безразличным к женщинам сотни лет со времён разрыва с Дианой — и вдруг сватовство? Да ещё к девчонке‑менталистке? Такого Хоттабыч точно не ожидал. Вот сколько сотен лет он живёт, вроде бы ко всему привык, но как только познакомился с Филиновыми, то никак не перестанет удивляться. Мало ему сюрпризов от самого Данилы, о нет — даже такие, казалось бы, неизменные фигуры, как Багровый Властелин, вдруг выкидывают кульбиты! Будто все, кто хоть раз пересекается с королём Данилой, немедленно заражаются его непредсказуемостью.

— Что будете делать, Председатель? — спрашивает Лиан.

— Что‑что… — сквозь хриплый смешок проходит стальной тон. — Свататься к сестре короля Данилы, конечно.

— И вы тоже? — Лиан чуть не спотыкается на месте.

— А я чем хуже Багрового? — Хоттабыч стряхивает пепел с трубки, старые морщины разглаживаются звериной ухмылкой. — Я вообще‑то его моложе! Да и так будет легче выяснить, чего Багровый добивается. А то слишком много вопросов! Почему ему понадобилась именно Екатерина? Почему он хочет породниться с родом Вещих Филиновых?

* * *

Я стою на травянистом пригорке у самой опушки. Внизу, у подножия, скрипят прицепы, которые тавры только что подтянули — внутри клеток мечутся спринты: бурые копыта лупят по доскам, хвосты хлещут по решёткам, ноздри раздуваются. Клетки, вроде бы, просторные, но для диких лошадей любая решётка — уже приговор.

Впрочем, держать их там я и не собирался долго. Я же не живодёр, в конце концов.

— Данила, ты решил приручить всё стадо? — ленивый баритон Багрового Властелина стелется сбоку. Древнего мага, похоже, заинтересовала наша возня, раз он до сих пор тут стоит с Аустом, молчащим за его спиной, и с любопытством наблюдает за моими действиями.

Поворачиваюсь с усмешкой:

— А что, Ваше Багровейшество, разве это сложно?

Красноволосый юноша, под обликом которого прячется маг старше моих прадедов, прикрывает глаза, будто размышляет, смеяться или сделать морду кирпичом:

— Любопытно, как ты собираешься приручить табун. Это дикие спринты, и они никогда не знали поводьев и седел.

— Дикие? — кладу ладонь на серебряную холку Белогривого, он фыркает, росчерк серебра по гребню. — По‑моему, вполне домашние.

Властелин хмыкает:

— Серебряный Луч — другое дело. Когда‑то он принадлежал Зигру Могучему; после его смерти Луч никого не подпускал к себе. Он умеет носить всадника, но выбирает его сам. И всё‑таки: как подчинишь остальных?

Улыбаюсь:

— Табун слушается вожака, а вожак уже подо мной. Остальное — техника.

— Понятно… — в рубиновых зрачках Властелина вспыхивает догадка, а затем он меняет тему, действительно более важную для него: — Где, кстати, Красивая?

— Вон же она, — киваю вниз.

По склону поднимаются Настя и Красивая — золотистая тигрица и рыжая волчица бок о бок. Настя сразу обращается: вспышка зелёного света, и передо мной девушка в потёртых джинсовых шортиках, майка липнет к коже. Лёгкой пружинистой походкой она подбегает к Белогривому, глаза сияют:

— Даня, вау! Ты справился! Какой красавец! — она нерешительно тянет ладонь к гриве и тут же одёргивает. — А можно?

— Гладь, пока добрый, — шучу.

Пальцы Насти ловят серебряную гриву, жеребец снисходительно фыркает и даже чуть склоняет голову. Красивая проходит мимо Багрового, будто он всего лишь сорняк; тот мрачнеет, словно получил леща тигриной лапой:

— Леди…

Тигрица усаживается рядом со мной, зевает — и всё, ноль внимания к великому древнему магу.

Я же перевожу взгляд на последнюю привезённую клетку:

— Пора. Лакомка, Настя, пойдёмте.

Спускаемся к повозкам. Рыжие бродяги ещё далеко скачут — время играет на нас.

— Лакомка, займись Настей, — бросаю.

Альва присаживается, касается загорелых бёдер Насти — из воздуха, с тихим шелестом, вырастают широкие, как ремни, лианы. Они обвивают стройные ножки оборотницы ниже шорт, плотно, без зазоров — как штаны, сотканные из зелени.

— Чтобы кожу не натёрла, — с улыбкой поясняет Лакомка, сама она в кожаном брючном костюме, так что ей лианная одежка без надобности. — Верхом — это легко сделать.

— Я поеду верхом? — Настя округляет глаза.

— Все желающие получат по парнокопытному другу, — подмигиваю.

Пришпориваю Белогривого, подъезжаю к клеткам, наклоняюсь к серебристой гриве:

— Ну что, партнёр, план помнишь?

Жеребец вздымает голову и, гарцуя перед клетками, ржёт — низко, гулко. Спринты слышат зов вожака, бросают взгляды на решётки, бьют грудью прутья. В ответ — хоровой рёв, от которого вибрирует воздух.

— Открывайте, — бросаю таврам.

Тавры срывают засовы. Спринты вихрем вырываются на волю, но вместо паники — плавный разворот к Белогривому. Лошади явно поражены, что их вожак позволил двуногому сесть на него. Но Белогривый объясняет им всё коротким резким ржанием, и спринты не смеют ослушаться самого быстрого и сильного среди них.

— Выбирайте по другу и садитесь верхом,