Вождь - Алекс Хай

Альтен-старший. С ними я и буду разбираться.

— Тебе пора уходить с ними, — я кивнул на Пергия. — Не бойся их. Они не причинят тебе вреда и будут защищать тебя ценой собственной жизни.

— Надеюсь, до этого не дойдёт.

Циллия сделала несколько неуверенных шагов к Пергию и Солдатам, а затем слегка поклонилась.

— Приветствую вас, Ноктианцы. Я благодарна за вашу помощь.

Те склонили головы в ответ.

Я достал из внутреннего кармана плоский кристалл записи — серый, полупрозрачный, с тонкой рунной вязь. Уложил его Циллии в ладонь и закрыл её.

— Передай этот кристалл лично Лунной стражнице Лие Артан. Это личная информация.

— Конечно, Ром, — сказала она и вдруг тихо добавила: — Вернёшь мой медальон?

— Когда вернёшься в город. В добрый путь, леди Циллия.

— И тебе удачи, страж Ром.

Пергий поднял ладонь, и тени двинулись. Циллия неуверенно зашагала за ними.

Она обернулась — на город, на меня и Салине, словно пыталась запомнить каждую деталь на прощание.

Караван двинулся в темноту на север — между скал и деревьев, подальше от дорог. Ноктианцы могли пройти там, где ни одна повозка не справится. И до Элуна они доберутся в два раза быстрее, даже с учётом того, что идти будут лишь по ночам.

Мы с Салине остались на склоне.

Ветер разогнал туман и продувал до костей. Внизу город мерцал нервно: во дворце Доминуса горели почти все окна.

— Часть меня рада, что он мёртв, — сказала Салине шёпотом, будто боялась, что ветер донесёт это признание до чужих ушей. — После всего, что он сделал. И мне за это… не стыдно, — она помолчала, — но тревожно.

— Нормально, — ответил я. — Радоваться справедливости — не преступление. Даже если она пришла нечестно. Убийца, вор, мучитель и похититель погиб от рук убийц.

Она взглянула на меня из-под капюшона. В её глазах не было облегчения. Только усталость человека, который слишком давно всё понимает.

— В этом и проблема, Ром. Доминус был предсказуем. Мы уже поняли, на что он способен и как работать с этим. Где гарантия, что Фиор и Альтен будут лучше?

— Я вам и так скажу, что оба из того же теста. Разница лишь в том, что Фиор туп как пробка. А вот папаша нашей девицы может оказаться пожёстче Доминуса.

Салине опустила взгляд на свои перчатки, сжала пальцы — на холоде её руки замёрзли.

— Почему сейчас? — спросила она. — Почему не вчера и не через неделю?

— Потому что через три дня истекает срок перемирия с Ноктианцами, — сказал я вслух то, что уже давно пришло в голову. — Доминус был готов его подписать. Ему был нужен внешний мир в обмен на милости для его клана. А Фиор и Альтен явно другого мнения.

— Значит, — тихо произнесла Салине, — они пойдут на всё, чтобы сохранить старый порядок. И ударят уже очень скоро.

— Ну да. Осталось три дня до заседания Совета. Им придётся сделать какой-то хитрый ход. И даже исчезновение Циллии их не остановит.

Из города донёсся глухой сигнал — то ли колокол, то ли тревожный рог. Мы с Салине одновременно повернули головы. Над дворцом Доминуса вспыхнул жёсткий белый свет — такой яркий, как будто кто-то вывернул ночь наизнанку.

Сигнал тревоги.

Я опустил ладонь на рукоять Тень-Шаля.

— Началось, — сказал я.

Салине печально улыбнулась.

Мы развернулись и пошли в сторону выхода из канализации.

Глава 19

Зал Совета Альбигора всегда напоминал мне одновременно храм и пыточную.

Храм — потому что фрески под самым куполом вызывали у случайных посетителей благоговение. Пыточную — потому что каждое заседание длилось многие часы. Требовался железный мочевой пузырь, чтобы выдержать эту нудятину.

Я занимал законное место делегата в ближайшей к советникам нише. Двери распахнулись.

Первым вошёл Фиор, облачённый уже как Доминус — белоснежный мундир, такой же белоснежный плащ. Даже сапоги и перчатки были сделаны из белой кожи. За ним, украдкой глядя по сторонам, шагал лорд Альтен-старший.

В зале поднялся шум, но тут же стих. Фиор поднял руку, и в этой неуклюжей попытке подражать величию отца я увидел мальчишку, которому впервые доверили слишком дорогую игрушку.

— Почтенные советники! — начал он, и голос его дрогнул, но быстро обрёл силу. — Сегодня Солнцерождённые вынуждены объявить о тяжкой утрате.

Он сделал паузу, глядя на собравшихся.

— Наш Доминус, мой отец, — Фиор сжал кулак, — навеки вернулся к Солнцу. Его сердце остановилось, но память о нём останется с нами навеки.

Я едва не фыркнул. А Фиор не желает уточнить, кто именно остановил это сердце?

— С сегодняшнего дня, — продолжил он, — я, Фиор Кархал, принимаю на себя титул и обязанности Доминуса клана Солнцерождённых. Я клянусь поддерживать порядок, оберегать наш город от изменников и приведу Альбигор к величию, достойному памяти моего отца!

Он говорил с жаром, будто сам верил в каждое слово. Впрочем, чаще всего толпе нужен был именно жар, а не истина.

Альтен-старший выступил вперёд. Его шаг был тяжёлым, взгляд холодным. Он умел пользоваться тишиной так же искусно, как мечом.

— Все мы скорбим по прежнему Доминусу, — сказал он. — Но есть то, что Совет должен знать немедленно. Сегодня ночью грузовой караван, шедший из форта Ордон, подвергся нападению. И вы должны видеть, насколько чудовищному.

Советники удивлённо переглянулись, а я уже понял, в чём было дело.

По знаку лорда Альтена в зал внесли носилки. Шестеро гвардейцев опустили их прямо в центре зала, чтобы даже из боковых ниш всё было видно. Тела были укрыты белой тканью, и по команде Альтена ткань сняли.

Зал охнул. Три тела. Лица всех — изуродованны, грудь разорвана когтями. Один был так искромсан, что даже родная мать бы не признала.

Кто-то всхлипнул, кто-то зашептался, переглядываясь.

— Вот работа тех, кого вы называете союзниками, — торжественно произнёс лорд Альтен. — Ноктианцы напали на наших людей, нарушив договор о перемирии. И скажите мне, почтенные советники, сколько ещё крови нужно пролить, чтобы вы поняли: с тварями нельзя заключать союзов?

Он говорил спокойно, но каждое слово гремело, как удар молота. Фиор стоял рядом, не сводя глаз с меня.

Я видел, как одни советники бледнеют и прячут глаза, а другие — напротив, сияют: мол, вот оно, доказательство. Пламенники нахмурились, переглянулись между собой.