Товарищ «Чума» 8 - lanpirot

и есть, не понимает элементарных вещей. Поразительная тупость! Похоже, что этот кадр уже давно все мозги пропил. Но меня это не беспокоило — скоро его бессмысленное существование закончится.

— Ладно, — ведьма неожиданно сменила гнев на милость, — об этом мы побеседуем позже. А вот скажи мне, Оскар, тебя еще не утомили постоянные дежурства в Гестапо? Если устал, я могу заменить эту твою повинность, скажем на…

— Нет, что вы, фрау обер-фельдартц! — неожиданно прорвало пьянчугу. — Меня эта дополнительная повинность совершенно не тяготит! Я и дальше готов в поте лица…

Да-да, готов он бухать в поте лица! Я легко прочитал это в его опьяненном мозгу. В Гестапо, помимо всего прочего, имелись отличные собутыльники, еще и готовые в любой день приобретать и потреблять алкашку в неимоверных количествах. Так что в Гестапо Пихлер не только потакал своей пагубной страсти, но еще и умудрялся наживаться на ворованном в госпитале спирте.

— А что ты там сейчас делаешь? — Исподволь подошла Глория к интересующей нас теме. — Ведь насколько мне известно тюрьма сейчас пустует, не так ли? — Она попыталась взять своего подчинённого «на понт» и не прогадала. — Всех партизан казнили еще на прошлой неделе, а…

— Никак нет, фрау обер-фельдартц! — Поддатый военный медик, наконец-то вспомнил, как следует отвечать начальству, попытавшись встать по стойке смирно. И пусть у него не очень-то и получилось, но эту попытку, хоть и с усмешкой, но мы с Глорией оценили. — Не всех!

Не всех? Надежда спасти хоть кого-то вновь зажглась в моей душе. Вот только кто выжил? И сколько всего?

— Их двое осталось, — словно бы в ответ на мой невысказанный вопрос выдал Пихлер, — какой-то местный пастор и старый дед…

Вот, значит, как? Местный пастор — это, я так понимаю, отец Евлампий, а старый дед — не иначе, как дед Маркей.

— Интересно-интересно… — задумчиво произнесла Глория, — а этих двух почему не повесили?

— С пастором не всё так просто, — пожал плечами Оскар, — он, вроде как, на хорошем счету у наших был… Церковь ему выделили в той странной деревне… Ну, помните?Которая в том колдовском лесу, который сейчас выжгли дотла, исчезла сама собой вместе с целой танковой дивизией…

— Помню. Как такое забыть? –выразительно взглянула на меня колдунья, зная, кто на самом деле всю эту кашу и заварил.

— Вот как деревни не стало, а пастор оказался в лесу… Ну, его вместе с партизанами ягдкоманды и приняли. Вот в Гестапо пока и не решили, что с ним делать? То ли в расход пустить, то ли выделить место в Покровке под новую церковь. И пусть местных за нашу власть проповедует.

— А второй?

— Старикан-то? — для чего-то переспросил Пихлер. — А старикан оказался настолько искусным снайпером, не смотря на годы, что его сам оберст Зеппельт — командир полковых снайперов приказал пока не трогать — настолько впечатлён оказался стрельбой этого трухлявого пенька. Всё хочет его секрет раскрыть…

Да, я тут же понял, что мои предположения оказались верны — это был точно незабвенный дед Маркей! Жив еще курилка! Жаль, конечно, и товарища Сурового, и его ребят, но тут ничего не поделаешь — война. А вот то, что два таких замечательных человека остались в живых, меня несказанно обрадовало. Так что не зря я сюда притащился — будем наших выручать!

Я показал Глории жестом, что информации мне вполне достаточно, и что поддатого фрица-врача можно уже выпроваживать. Что она и сделала, быстро выставив Пихлера за дверь, на прощание пригрозив подчинённому кулаком.

— Еще раз позволишь себе так надираться, Оскар, до конца войны будешь из-под лежачих утки выносить! И никакой тебе больше лечебной практики! — С шумом захлопнув дверь за спиной штаб-арцта, она повернулась ко мне. — Что будем делать дальше, Месер?

— Что делать? — я усмехнулся. — Наших выручать! И запомни, Глория, раз и навсегда, если ты собираешься надолго оставаться со мной… Научись разбираться, кто наши, а кого надо мочить в сортире и гнать подальше ссаными тряпками! — добавил я уже по-русски.

— Не совсем понятны некоторые аналогии, — тоже перешла на русский язык старая ведьма, — но общий посыл я уловила.

— Искренность и честность, и никакого притворства, дитя моё! — вновь изобразил я того самого Чуму, который до сих пор обитал где-то в глубинах моего разума. — Лучше скажи сразу, что тебя не устраивает… Возможно я пойму и отпущу на все четыре стороны… Но это не точно!

— Я никогда вас не предам и не покину, Месер! — вновь отважно заявила колдунья. — Может всё-таки примете у меня абсолютную клятву…

— Нет! — Я весело рассмеялся и мотнул головой. — Мне и одного братишки Лихорука хватает «за гланды»! Так что будем искать с тобой другие точки соприкосновения…

— Я всегда готова, Месер! — томно ответила Глория, слегка прогнувшись в поясе и выставив вперед те самые точки, которыми она была не прочь со мной соприкоснуться.

Черт! А она всё-таки неплоха в этой своей ипостаси, если не вспоминать о её натуральном облике. Но я, наоборот, поскорее и попытался это сделать. Перед моим внутренним взором возникла мерзкая старуха. Всколыхнувшееся было желание мгновенно затухло.

А что вы от меня хотели? Желание мужчины обладать (во всех смыслах) прекрасной женщиной — это нормально! Я ведь не железный. Я — настоящий мужик, в самом расцвете сил! И женскую красоту я ценить умею! Но сейчас, при наличии красавицы жены, только издалека, одним глазком, да и то, пока она не видит.

— Я рад, что ты всегда готова, — весьма спокойно ответил я ведьме, пробежавшись «незаинтересованным» взглядом по её прелестям.

А вот её взгляд весьма потускнел, ведь желаемого результата старая чертовка так и не добилась. Но я понимал, что она будет пытаться это сделать раз за разом. И что на самом деле это её маниакальное влечение к Чуме, закрепившееся в подсознании ещё с детского возраста после встречи с первым всадником. Недаром же столько времени она пыталась его отыскать.

Можно было бы, конечно, покопаться у Глории в голове, заблокировав это ненормальное пристрастие, но я боялся чего-нибудь там сломать своими кривыми ручонками. Мозговед из меня такой себе — ни знаний, ни опыта. А мозг — штука сложная, зацепи одно — обязательно посыплется другое…

Лучше