Не в этот раз (СИ) - Владимов Максим

— Ну видал.

— И что это, как думаешь?

Хрень какая-то. Мы чего, так и будем прописные истины обсуждать?

— Рабочих на смену привезли.

— Так. А автобусы эти из города берут кого-нибудь?

— Нет, они без остановок ездят, — кажется, я начинаю догадываться…

— Вот. Это потому, что они собирают рабочих из всех окрестных деревень. Пылесосом вытягивают! Всех! Под метёлку! Там бабки только остаются да дети малые! Да у нас в районе совхоз один только, который хоть сколько-то полноценным назвать можно, остальные все — фермы, тьфу! Как до революции были — у кулаков тогда — так и сейчас, нисколько не увеличились! И производства пищевого у нас нет ни-ка-ко-го вообще! Хлеб — и тот из соседнего района возим!

Он перевёл дух и бессильно опустился в кресло. Я взглянул на него беспокойно — как бы не случилось чего! Уж больно близко к сердцу он это всё принял.

— У нас тут, если хочешь знать, максимальная концентрация тяжёлой промышленности во всём Союзе. А соседи продовольствием делиться не рвутся, у них самих от изобилия далеко. Думаешь, я не в курсе, что народу жрать нечего? А что я сделаю? Вот скажи⁈ Да у нас тут, чёрт побери, хуже, чем на Чукотке! Впору северный завоз организовывать!

— А что на Чукотке? — спросил я, чтоб перевести тему, пока не случилось чего нехорошего.

— А? Что? А, Чукотка… Да был я там по распределению, после комсомольской школы. Пять лет. Кстати, с отцом твоим там познакомился.

— Ого! А он-то там какими судьбами⁈ — заинтересованно спросил я. Надо ж ведь — а я и не знал. Нет, конечно, в курсе, что он был известным бойцом ССО, и штормовка его, вся увешанная значками, в шкафу висит, и история его перехода из науки в стройку (в общих чертах) секретом никогда не была, но вот что именно на Чукотке, да ещё и с дядей Витей рядом…

— Он? Он там командовал студенческим стройотрядом. Университета нашего, Уральского. Знаешь же, поди, где отец учился?

— Ну да, конечно, в УРГУ, на физфаке.

— На физфаке? Хм. Странно, я думал, он… ну, к стройке поближе что-то. Впрочем, неважно. Так, о чём это я? А, ССО. Так вот, они к нам три года подряд приезжали, сначала-то он простым бойцом был, но уже на второй раз — командиром. Ну, а потом я вернулся домой, сюда, в райком, был как-то в Свердловске, на улицу вышел, смотрю — вы всей семьёй. То бишь, родители твои и ты в коляске. И такой смешной бутуз! Улыбаешься, руки ко мне тянешь, а глаза такие осмысленные — аж до дрожи! А у меня Лена как раз за месяц до того ребёнка потеряла… и всё, с концами, не получится уже у нас…

Я потянул воздух внутрь, хоть было некуда уже, чтоб, не дай бог, не выдохнуть слишком громко. Кажется, я что-то начинаю понимать.

Глава 22

Родителей кто-то просветил. Никак иначе я столь раннее их появление дома объяснить не могу! Больше того — о, чудо! — они и приехали-то вместе, сроду такого не случалось. Поэтому я не смог посидеть спокойно в тишине да одиночестве и продумать линию поведения: и папа-мама, и даже папин водитель ввалились в квартиру буквально через пять минут после того, как туда зашёл я.

И как-то стало их там очень много.

Вот вроде уже и взрослый человек, если прошлую жизнь считать — так и вовсе самый старший тут, но увы мне — мозги пока ещё детские, недоразвитые, да и пришедшие устроили такой шум-гам, что, посопротивлявшись несколько минут, я сдался, почти безучастно наблюдая за фейерверком эмоций (в основном, понятно, женских). И даже когда мама, утирая слёзы, ринулась через так и не закрытую дверь обратно в подъезд — хвастаться соседям, сил возражать я в себе не нашёл. Повезло — родители-то приехали раньше положенного, и ни в одной из квартир на площадке никого ещё не было дома.

Дядя Юра от застолья отказался, невнятно отговариваясь тем, что «ещё машину надо в гараж вернуть», и откланялся, чувствительно тряхнув мне руку на прощанье, а родители, засучив рукава, принялись «стругать салаты». Вообще-то, у нас с едой дома — так себе, не магазин, прямо скажем, потому, в обычный будний день меню особой шириной похвастать никак бы не могло. Но вот именно сегодня и папа ухитрился что-то где-то добыть, и мы с дядей Витей райкомовское изобилие уничтожить не сумели — остатки он сгрузил мне, мотивируя тем, что ночевать в городе он не собирается, тащить пакеты в Свердловск ему неохота, а посуду вообще надо освободить и вернуть. Заводить разговор о том, что поедет он наверняка на персональном автомобиле, и положить пакет в багажник — труд не велик, я не стал. И так много чего сказано, и как бы не лишку.

Накрывая на стол в большой комнате, я в какой-то момент словил ощущение дежавю: ба-а, знакомые всё лица! Меж тарелок уютно примостилась бутылка коньяка. Всё по чину, никакого вам импорта, не Хеннеси, но тоже вполне достойно: Наири. А я ведь знаю все родительские запасы в лицо! не было там коньяка, только несколько бутылок массандровского вина, которые мама из командировки в Симферополь припёрла. Стал быть, это папа сейчас где-то урвал второпях, переплатил безбожно, небось, втридорога… Вот тоже тема: значит, у нас в городке где-то можно такое моментально купить, пусть и в два-три-пять ценников? Имеются какие-то тайные барыги? Или даже, простите, фарца⁈ Надо же — а я и не знал. Думал — и не привозят даже, все мы тут голодуем плюс-минус одинаково. День открытий, чесслово!

Только сели — выяснилось, что главному виновнику торжества и чокнуться-то нечем. Я, конечно, возопил, что я свою «праздничную» норму сегодня уже выпил, и меня вполне устроит чай — тем более, и цвет подходящий! — но слушать меня не стали. Мама моментально умелась по соседям и через несколько минут явилась с вишнёвым вареньем для морса. И — самими соседями, к сожалению. Пришлось подниматься, демонстрировать медаль, выслушивать поздравления, вымучивать ответы… Хорошо, народ с работы прийти всё ещё особо не успел, в охваченных оказалась только одна квартира с площадки этажом выше, потому «официальная часть» не затянулась. А мама, видимо, глядя на моё не самое счастливое лицо, не стала особенно настаивать, когда соседи присоединяться к торжеству отказались, объясняя выходом в «промежуточную» смену: это самый собачий вариант, между ночной и обычной, в 5 утра, что ли, начинается. Или в 4 даже. В качестве дополнительного удовольствия — ещё и автобус спит, на завод добираться только пешком.

Есть мне не хотелось совершенно, поэтому я больше наблюдал за родителями. И если папа вёл себя в рамках моих ожиданий — в меру торжественно, в меру наставительно, прошлое вспомним, о будущем помечтаем, то маму весь вечер кидало из огня да в полымя. Она то смеялась (не хочется писать «истерично», но…), то утирала слёзы, то лезла обниматься, то грозила: «не вздумай зазнаваться!» или «ещё раз в такое влезешь — сама убью!». По-моему, большую часть Наири уговорила она, хотя вообще-то обычно крепкое не пьёт — для неё и сегодня на столе стояло какое-то белое вино, но та бутылка так и осталась нетронутой. А в десятом часу она решительно встала и абсолютно трезвым голосом объявила:

— Так, мальчики. Вы как хотите, а я — спать, — и добавила извиняющимся тоном, в сотый, наверное, раз взлохматив мне волосы: — У нас завтра пуск, новый техпроцесс, неделю уже вся лаборатория на ушах, я и так сегодня манкирую… Но уж завтра точно должна быть как штык! — после чего решительно ушла в спальню.

А мы остались.

Окинув разорённый стол задумчивым взглядом, папа тихонько прихлопнул по коленям руками, встал, почему-то на цыпочках подошёл к двери, высунул голову и прислушался. Повернулся ко мне, подмигнул и так же тихо выскользнул в коридор, а вернулся уже с бутылкой в руках. Ещё коньяк, такой же. У меня внутри ворохнулось какое-то странное чувство, детское: неужели нальют⁈ Пусть и разбавленного! Но тут же обругал сам себя: да на кой оно мне? В гробе я это всё видал! Что, не напился ещё, пусть и в прошлой жизни?

Папа, однако, делиться и не собирался, отмерил только себе. А мне предложил хрипловато: