Старый, но крепкий 7 - Макс Крынов

— Я решил сперва привести себя в порядок.

— Похвально, — сказал он с показной мягкостью. Только вот я услышал в голосе мастера скрываемую нотку ехидства. — Не догадываешься, почему я решил с тобой поговорить?

— Думаю, речь о патрулировании?

— Патрулирование? Нет-нет. Всё куда интереснее. Я в курсе твоих маленьких алхимических экспериментов за пределами секты.

Я задрал брови.

— Мастер Линь, мои эксперименты не затрагивали духовную силу практиков. Я варил зелья для укрепления желудка и кишок и могу отдать вам его на проверку.

Но мастер поднял руку:

— Не надо! Не закапывай себя еще глубже, прошу. Свен Дэй тоже знает о нарушенном запрете, и крайне недоволен. Тебе прямо запретили проводить опыты. Для тебя мнение главы секты — какая-то шутка?

Я молчал. Насколько я помню, экспериментировать мне не запрещали, однако спорить и ссориться с мастером я не хотел.

Очень хотел спросить: «Как вы узнали?», но вряд ли мне ответят. Апелий мог обмолвиться про ангар, однако я не думал, что он стал бы целенаправленно доносить на меня.

Целенаправленная слежка?

Лисса, случайно наткнувшаяся на меня в городе и решившая проследить за мной?

— С этого дня ты немедленно прекратишь эксперименты. Кроме того, Свен Дэй настаивает на том, чтобы любые новые зелья ты согласовывал лично с ним.

Линь помолчал секунду, не добился моего ответа и добавил:

— Ты ведь понимаешь, что ты — часть секты? Твоя репутация — это репутация всей секты Тьмы. Твоя безопасность — это наша забота и ответственность. Так что завязывай со своей самостоятельностью и незрелой инфантильностью. Делай то, что тебе говорят, и не усложняй нам всем жизнь.

Из-под маски заботы и участия веяло холодной угрозой. Я подавил раздражение и спокойно поклонился:

— Понял вас, мастер Линь. Благодарю за наставления.

Мастер кивнул и качнул ладонью, отпуская меня.

Вернувшись в свою комнату, я раздражённо захлопнул за собой дверь.

Разговор с мастером Линем оставил неприятный осадок. Теперь я злился на себя, на Апелия и прикидывал, кто же мог на меня настучать. Даже задействовал навык анализа, но ничего не добился.

Надо переключиться на что-то другое. Если мне запрещают опыты, то кто запретит мне расчеты?

Подойдя к столу, я уже протянул руку к листам с формулами, над которыми бился уже несколько дней, но так и не коснулся бумаг. Взгляд невольно задержался на стопке книг и свитков.

Что-то не так.

Я нахмурился, внимательно оглядывая комнату. Всё выглядело почти так же, как обычно, однако благодаря своей идеальной памяти я помнил, что когда я покидал комнату в последний раз, перо лежало чуть левее, чем сейчас. А стопку дневников сдвинули в сторону на сантиметр-два.

Мелочи, которые были бы незаметны в другой ситуации, но после разговора с мастером Линем я стал куда подозрительнее.

Я быстро подошёл к полке и начал проверять записи и дневники. Листал страницы, внимательно изучая каждую строчку. Всё было на месте — ни один листок не пропал. Но разве это что-то доказывает? Кто знает, как давно меня пытаются контролировать, не следят ли за мной на прогулках и не делают ли копии моих дневников?

Сегодня секта Тьмы утратила для меня значительную часть своего очарования. Теперь я даже в комнате не чувствовал себя уютно.

Я сел за стол и попытался вернуться к записям, но мысли упорно метались в голове, как перепуганные голуби.

Как давно идет слежка?

Что они знают?

Зачем вообще за мной следить?

Зачем показывать свою осведомленность?

Не перевесила ли польза от меня в глазах руководства возможный вред?

Работать в таких условиях было невозможно. Расчеты требуют концентрации и внутреннего покоя, а у меня сейчас не было ни того, ни другого.

В конце концов я резко отодвинул бумаги и поднялся. Нужно было срочно сменить обстановку и отвлечься от этих мыслей.

Я закрыл глаза и переместился в храмовый квартал. Опыт с Вейдаде, когда меня в гостинице ученики школы Небесного гнева почти поймали, добавил осторожности: теперь мои печати стояли в нескольких местах Циншуя.

Я надел привычную маску (даже не знаю, нужна ли она теперь?) и направился к храму. Без проблем прошел через главные двери, потом — по главному залу, где курились благовония и молилась парочка прихожан, я свернул в коридоры. Уточнил у попавшейся на пути молодой монахини, где сейчас находится настоятельница. Девушка сказала, что госпожа у себя, и с лёгкой тревогой в голосе добавила:

— Сегодня она несколько не в духе. Постарайтесь быть мягче.

Спустя минуту я уже постучал в дверь.

— Войдите, — прозвучал изнутри усталый женский голос.

Кабинет встретил меня полумраком. Мягко светились витражи — проходящее через них закатное солнце отбрасывало цветные тени на стены.

Сама настоятельница сидела за резным письменным столом, заваленным бумагами и свитками. Тонкие пальцы женщины замерли над очередным документом.

— Приятно снова видеть вас.

Я поклонился низко и с уважением:

— Приветствую. Я пришёл узнать, нужны ли храму новые порции лечебного зелья.

Женщина откинулась на спинку стула:

— Совсем недавно ты говорил, что храму пока придется обойтись без зелий, чтобы не наступили последствия.

— Да, было недопонимание с Крайслерами. Но недавно я лично беседовал с Квейтом из их Дома. Мужчина управляет оборотом зелий в нашем городе, и он дал мне официальное разрешение варить зелья и сказал, что я могу жертвовать их храмам. Без права на продажу, разумеется. Но мы ведь с вами не торгуем, не так ли?

Настоятельница пристально посмотрела на меня и сжала губы, будто взвешивая на невидимых весах мои доводы.

— Ты уверен, что это не принесёт храму бед?

Хороший вопрос. Тем более, что никаких бумаг я пока не получил.

— Надеюсь, что нет. И я уверен, что если от этого и будут проблемы, то в первую очередь у меня… Если хотите, я могу передать зелье уже сегодня. Просто скажите, куда его доставить.

Она долго не отвечала, прикидывая все «за» и «против». Затем всё же вздохнула:

— Можешь как и прежде, принести сюда, в кабинет.

Я исчез и через минуту снова появился в кабинете настоятельницы, тяжело поставив бочку на пол. Доски пола тихо застонали.

Лицо женщины надо было видеть — столь большие глаза я наблюдал впервые.

— Небеса милосердные… Зачем так много⁈

В голосе настоятельницы были изумление, радость и почти детский восторг.

Не знаю, как в здешнем храме обстоят дела с воровством, но надеюсь, хотя бы половина