Столичный доктор. Том VII - Алексей Викторович Вязовский

и очень аккуратно выводил буквы. С похмелья так иногда делают, когда пытаются скрыть дрожь в руках. Но тут не пьянка. Тройер к спиртному вообще равнодушен, как-то признался, что его сразу начинает мутить и никакого удовольствия от выпитого не случается.

Принесли телеграмму — поезд с Куропаткиным прибывает в тринадцать часов. Генерал, конечно, дело хорошее, не поспоришь, но меня интересует попутный груз. Потому что с этим же составом прибывают самолеты числом два, и все запасы касок для пехотинцев, которые до сих пор лежали мертвым грузом у меня в особняке. Отдам тому же Куропаткину, пусть распоряжается подарком.

Из-за необходимости встречи пришлось перенести перевязку в госпитале у Макарова. Господь миловал, адмирал выздоравливает, но слаб еще до неимоверности. Не то что чашку в руках удержать — разговаривает еле-еле. И видно, как он тяготится этим состоянием. Но предложить что-то дополнительно для лечения не могу. Надо только ждать. Адмирал еще не старый — организм должен справиться.

***

Алексей Николаевич вышел из своего салон-вагона настоящим барином. Шинель с погонами генерал-адъютанта очень ему идет. Холеное лицо с одновременно простым и вместе с тем хитроватым взглядом. Кажется, за его спиной дворянские гнёзда и княжеские родословные. А на самом деле дед его — из крепостных, дослужился до унтера при Александре Первом. Это меня вездесущий Тройер просветил. Вот тебе и социальный лифт — внук до военного министра смог дорасти.

— Рад приветствовать, Алексей Николаевич. Как доехали?

Рукопожатие твердое, мы даже слегка померились силой. Незаметно для свиты.

— Здравствуйте, Евгений Александрович.

Недоволен чем-то? Или устал с дороги? Но поприветствовал сухо. И ладно, лишь бы своими делами побыстрее занялся. Я же наблюдал, как Яковлев активно жестикулировал у грузовых платформ. Наверное, именно там и есть долгожданные самолеты.

— Жильё вам приготовили, прошу в экипаж, — показал я на конец перрона. — Сейчас приглашаю на обед.

Куропаткин ничего не ответил, неспешно пошел вдоль состава. Пришлось и мне приспосабливаться под его скорость.

— Скажите, Евгений Александрович, а что это за противопульные шлемы приехали с нами? — вдруг спросил генерал. — Я приказа об экипировании ими не помню.

— Моя инициатива, — признался я. — С целью снизить санитарные поте...

— Вы, верно, не совсем хорошо понимаете свою роль, — перебил меня Куропаткин. — Мы с вами сюда посланы выполнять волю его императорского величества. А она заключается в том, что ему не нравятся вот эти кастрюли на голове. Ваше стремление помочь солдатам меня восхищает, но армия, Евгений Александрович, не место для самовольства. Будет приказ — с удовольствием его исполню. Меня тоже потери личного состава беспокоят не меньше вашего. Давайте каждый будет заниматься тем, что нам поручили. И не обижайтесь. Я — человек прямой, мне не до политесов.

— А если будет приказ?

Куропаткин скептически на меня посмотрел. Ну да, про то, что покровителя у меня в верхах уже нет, все знают.

Дальше мы шли молча. Как-то желания вести светские беседы не возникло. И только в экипаже сообщил подробности о смерти Сергея Александровича из последних телеграм и ответил на вопросы о состоянии Макарова. Мне тоже не до политесов, знаете ли.

Уже после обеда ко мне подошел полковник Студенников, приехавший вместе с Куропаткиным, и сообщил, что в Харбине про меня помнят, просили передать, что первый бронепоезд будет готов буквально в ближайшие две недели. Куропаткин его осмотрел по дороге в Порт-Артур и даже похвалил Чичагова. А генерал не стал все заслуги приписывать себе — упомянул и меня.

Что же, хоть какие-то хорошие известия в этом безумном дне.

***

Макаров сегодня выглядел намного лучше. По сравнению с тем, каким его в госпиталь тогда привезли — и вовсе бодрячком. Всё ещё бледен, похудевший, но взгляд уже не тусклый, и даже шутит понемногу.

До сих пор непривычно было видеть его без бороды и усов — бритьё понадобилось для операции на лице. Смешно, как будто половину характера срезали вместе с волосами. Но это поправимо: отрастёт. Не такая уж потеря.

Перевязка тоже порадовала. Можно, пожалуй, уверенно говорить, что всё прошло успешно. Кишечник заработал, температуры нет. Что ещё надо для счастливой жизни? И даже перелом вроде не тревожит. Когда то плечо ведь зарастёт? Срок лечения — до полугода, если без осложнений. Понятно, что море пока закрыто для Степана Осиповича, но ведь и с берега поруководить можно. Не всё потеряно, короче.

Когда перевязку закончили, я пересел к изголовью и сообщил последние вести.

Сообщение о смерти Сергея Александровича Макаров встретил спокойно, даже холодно. Только тихо сказал:

— Царствие небесное... земля ему пухом, — перекрестился здоровой рукой и затих.

Зато новость об «Агнесс» задела его по-настоящему. Он нахмурился, долго молчал, а потом всё повторял одно и то же: — Как же так... Как они могли?

Попросил найти Джевецкого — тот, видно, совсем запутался в делах и забыл дорогу в госпиталь. Пообещал прислать инженера обсудить все по подлодкам. На самом деле я даже был рад скинуть с себя эту задачу. Наломать дров тут очень легко.

Когда эмоции улеглись, Макаров сам завёл разговор о войне:

— А что там с высадкой на Ляодуне, Евгений Александрович? Кто как не вы в курсе всех последних известий.

— Высадка продолжается, — вздохнул я. — Но наши силы пока с японцами не вошли в соприкосновение. Корейцы в своем репертуаре, почти никакого сопротивления не оказали. Да и нечем им воевать, если правду сказать. По слухам, император Коджон скрылся в английском посольстве.

— Тоже мне, император, — устало улыбнулся Макаров. — Лет десять назад он год жил в нашем посольстве, ему не привыкать. Я не о нем беспокоюсь, а о Дальнем. Наши силы на Цзиньчжоуском перешейке слишком малы.

— Вполне возможно, японцы начнут использовать, Дальний, как военно-морскую базу.

— Вот где бы можно подловить их транспорты! — оживился адмирал. — Впрочем, это дело будущего. Даст Бог, удастся его отстоять.

— Я приказал ускориться с «Агнесс-3». Но ей потребуются испытания.

— Ладно, Евгений Александрович, идите, вам пора, я же вижу, как вы на часы поглядывать начали. Спасибо за заботу.

— До завтра, Степан Осипович. Извините, дела.

***

Следующие несколько дней прошли как в калейдоскопе. Казалось, я не успевал ничего. Тройер постоянно переносил встречи и совещания. Ел я на ходу, а домой приходил только спать и переодеться. Устал. Особенно от того, что начал видеть себя барахтающимся в зыбучих песках —