Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор

Прямо скажем, был у меня повод задуматься! Принц де Линь — господин совсем небесталанный; достаточно сказать, что когда-то он был, ни много ни мало, генерал-фельдцейхмейстером Российской Империи! Только вот давать ему деньги зазря мне очень не хотелось, да и обвинения в подкупе депутатов мне были ни к чему — в этом времени решительно никто не умел хранить тайны, и шанс, что газетчики раскопают русское происхождение золота принца, которым он будет подкупать депутатов конгресса, приближался к 100%.

Какое счастье, что под боком у меня был Михаил Михайлович Сперанский! Этот человек знал, кажется, всё, что происходило в бюрократической сфере Российской Империи в последние двадцать лет; он-то и подсказал мне, что у принца де Линя, оказывается, в Тавриде имеется огромное поместье, подаренное когда-то бабушкой Екатериной. Во времена Крымского вояжа земли в Тавриде раздавались налево и направо; бывало, светлейший князь Потёмкин отдавал гигантские латифундии понравившейся ему даме просто за красивые глаза. Большинство одаряемых (да что там большинство — почти все) в этих поместьях ни разу так и не побывали, и земли стояли «впусте»; а между тем наша активная переселенческая политика на юге требовала всё больше и больше пригодных для пахоты десятин.

— Дорогой Шарль-Жозеф, — обрадовался я — так вот же, решение нашего вопроса! Продайте ваше крымское имение в казну; вам оно всё равно не приносит дохода, а вы получите необходимую сумму для нашего (я сознательно сказал именно так: нашего, отчего де Линь просто расцвёл) проекта!

Так и поступили; быстренько оформили купчую, а деньги взяли из средств саксонской контрибуции. Получив финансирование, (и обещание высоких постов, причём и в уже созданном Северогерманском Союзе, и в только провозглашённом «всемирном государстве» — Союзе Наций) принц увлечённо бросился играть против своей бывшей родины, в значительной степени нивелируя влияние своих австрийских коллег.

Вскоре объединёнными усилиями всех сторон на конгрессе сложилось шаткое равновесие: моё влияние на бывшие прусские провинции, подкрепляемое силами русских штыков и обещаниями скостить часть контрибуции перевешивало и австрийские, и французские усилия по дестабилизации всего этого процесса. Поэтому, несмотря на все трудности, мы смогли добиться и создания единого банка, и общего рынка (конечно, потери от утраты таможенных пошлин пришлось компенсировать), и, самое главное — единой армии. Вооружённые контингенты Пруссии, Саксонии, Мекленбурга и еще 22 княжеств объединились в монолитную военную силу, которую усилиями выздоравливающего генерал-фельдмаршала Суворова предстояло в кратчайшие сроки привести в боеготовое состояние; очень уж сильны были подозрения, что в самое ближайшее время эти силы могут быть востребованы…

Тем временем конкурирующая фирма — Талейран — тоже планировал государственный переворот, остановив свой выбор на генерале Моро. Но тут ему сильно не повезло.

Прежде всего, насколько Жан-Виктор Моро являл собой пример решительности и отваги на полях сражений, настолько же он был робок в политике. Прежде чем дать согласие, генерал долго колебался. Лишь после победы под Гогенлинденом, после которой эрцгерцог Карл увёл свои разбитые войска за Дунай и для французских войск миновала крайняя опасность, Моро с большой неохотой согласился помочь Талейрану спасти Францию от захлестнувшего её хаоса. Но оставалось ещё одно затруднение: Моро всё еще находился при армии и, как главнокомандующий, не мог её пока покинуть. Лишь после перемирия с австрийцами он тронулся в путь, спеша в Париж, но безнадёжно отставая от графика сладкой троицы Сийес — Жубер — Роже-Дюко…

22-го октября заговорщики начали действовать. В этот день Жубер встречался с Баррасом. По конституции III года республики Баррасу оставалось находиться во власти не более года. Разумно отдать бразды правления сейчас и добровольно, получив взамен… Вот об этом предмете и должна состояться беседа. Так думал генерал, входя в дом Барраса.

Поль Баррас, самый влиятельный из пяти директоров — как правило, при разногласиях в Директории его голос оказывался решающим — и старейший из них: это был единственный директор, что остался в правительстве с первых выборов по конституции III года республики. Разумеется. политического чутья этому зубру было не занимать: выслушав неуклюжие намеки Жубера, он лишь усмехнулся и заявил, что черные дни Директории миновали. Победы над Австрией позволили стабилизировать положение, поэтому он, Баррас, не видит необходимость что-либо менять; а уж если перемены неотвратимы, то его опыт и положение дают ему право рассчитывать на особою роль.

Другими словами, Баррас изъявил готовность возглавить предприятие, и иного он не принимал. Такой посыл совсем не понравился пылкому Жуберу. Он обещал подумать, посоветоваться и дать ответ через несколько дней.

В тот же вечер Жубера посетил Сийес, сгоравший от нетерпения узнать результаты переговоров. Молодой генерал ждал его в самом мрачном расположении духа. Пригласив гостя в кабинет и закрыв плотно дверь, Жубер сказал, что все пропало. Баррас отказался. Точнее говоря, не отказался, но выдвинул такие условия, на которые он, Жубер, решительно не пойдет, что лучше ему поехать в Италию или в Германию воевать с австрийцами, чем сидеть в Париже в подчинении Барраса.

— Ничего страшного — отчески успокоил его аббат. — С Баррасом мы сделаем так: с ним нужно тянуть время! Ну а чтобы оградить себя от всякого рода неожиданностей с его стороны, мы попросим Фуше присмотреть за ним, а заодно и за Гойе с Муленом*. Когда же он опомнится и поймет, что его водят за нос, будет поздно. В должное время мы ему предъявим ультиматум, который он должен будет принять!

— Я всегда знал, что вы — хитрая лиса, — просиял Жубер. — Пусть будет по-вашему!

На следующее утро Сийес поехал с визитом к Дюко и без обиняков заявил младшему партнеру, что им, Сийесу и Роже-Дюко, в ближайшее время придётся участвовать в государственном перевороте.

— Друзья свободы нам предлагают, при удачном стечении обстоятельств, вторую и третью позицию в правительстве. При неудачном, соответственно, третью и четвертую. (Неудачное стечение обстоятельств означает вхождение в правительство Барраса). Мы должны сделать все, разумеется, при условии, если Вы согласны участвовать в предприятии.

Дюко, не колеблясь, согласился, а Сийес продолжил:

— Мы должны сделать все, чтобы этого не случилось. Тогда возглавлять правительство будут три человека — Жубер, я и вы. Если мы с вами будем выступать единым фронтом, в этом я нисколько не сомневаюсь, то фактически мы будем управлять страной. Правда есть ещё хитрый лис Талейран, но с ним всегда можно договориться. Он хоть и пройдоха, но человек разумный и свою выгоду понимает!

Дюко согласился и с этим.

Итак, жребий был брошен.

Следующий день, 23-го октября, ознаменовался для заговорщиков важным происшествием. Как повелось, в начале месяца брюмера Совет старейшин и Совет 500 переизбирали своих председателей и инспекторов. Совет 500 избрал 220 голосами за из 306 присутствующих председателем Люсьена Бонапарта, — брата Наполеона. Это избрание стало неожиданностью для самого председателя: идея избрания Люсьена принадлежала Сийесу, хорошо знающим, насколько важна роль председателя в предстоящем перевороте. Имея добрые отношения со многими депутатами в совете, Сийес посоветовал некоторым из них выдвинуть кандидатуру Люсьена на выборы. Дальше при голосовании сказалась раздутая газетами популярность юноши, и… всё получилось.

Как и планировалось, 24-го октября произошла встреча главных заговорщиков. Присутствовали Сийес, Жубер, Роже-Дюко и министр полиции Фуше. Сийес с общего согласия взял слово, начав излагать своё видение вопроса.

— Во-первых, — начал он, — высшее руководство страны должно представлять собой триумвират…

— Нужно допускать возможность присоединение Барраса, — вставил Жубер. — У вас есть какие-то соображения на сей счёт?