Второй шанс (СИ) - Киров Никита

— Нет, но могу, — ответил он. — Найду повод, а то тебя загрузят.

— Если не требуется — останься в зале. Парни выпили, вдруг кто наедет? А если ты там будешь, то не смогут, ты же свой, откидаешься как надо. А я найду что сказать.

Газон уставился на меня, но думал он тоже быстро и понимал, что если будет так, как я говорю, то лучше ему не спорить. Да и ему проще остаться: не придётся там разрываться, а авторитеты наверняка увидят его метания, воспользуются этим.

Сейчас любое слово или движение может сыграть как за, так и против. Но у меня было хорошее преимущество: выгляжу молодо, а это бандиты старой формации, пусть и достаточно гибкие для того, чтобы прожить до конца 96-го.

Конечно, они понимают, что им выгоднее меня убедить. Двадцатилетний пацан в их понимании должен от радости прыгать, что с ним говорят такие большие люди на равных. Ну и ещё я знакомый Газона, а Газон — полноценный участник бригады, поэтому свои правила для видимости бандиты должны соблюдать. Они не могут навредить Газону без веской причины.

Ещё надо понимать, что если пойду на конфликт — закопают всех. Поддамся — будут давить сильнее. Откажу — не простят. Соглашусь — назад дороги не будет.

Поэтому вариант у меня один…

Я откинул плотный мягкий полог. За ним был ещё один зал, поменьше, и в нём играла другая музыка, неизвестный мне исполнитель шансона. Акустика хорошая, раз во второй зал эта песня не доносилась.

— Не буду я тревожить мирных горожан, — пел хриплый блатной голос под простенькую мелодию, — ни разу не видавших таёжных каторжан.

Охранник, огромный бритый качок в пиджаке с большой складкой на шее внимательно оглядел меня и потерял интерес. Официантки улыбались, стоя у стены, но не подходили. А за столом сидели те самые авторитеты, которых я видел сегодня.

Их четверо. Во главе стола сидел худощавый мужик в пиджаке. Вид деловой, и только вытатуированные на пальцах перстни говорили, кто он такой. Но были и обычные перстни, которые он носил, золотые «болты». Волосы почти поседели.

Рядом с ним сидел улыбающийся широкоплечий парень в тёмно-красном пиджаке поверх чёрной рубашки без галстука. Цепь у него на шее толщиной в палец, золотая, во рту передние зубы тоже были из золота. Старые выбило, похоже. Сам он похож на молодого Тактарова. Пьяный, лицо раскраснелось.

Третьего, в затемнённых очках, я не видел до этого дня. Худой и мрачный тип. Вид такой, будто его портрет не сходил с доски «их разыскивает милиция», даже лицо типичное для фоторобота. На руках у него татуировок больше, чем у остальных. Он ел яблоко, отрезая куски складным ножом. Видно стальные зубы. Будто зэк вышел недавно и ещё не успел адаптироваться к воле. Хотя костюмчик нацепил.

Четвёртый — Налим, он сидел на краю стола. В дорогом костюме, волосы зализаны назад гелем, взгляд внимательный, а сам он — очень мрачный, ещё мрачнее, чем обычно.

Ещё бы — упустил целую бригаду, которую не успел заманить к себе. Теперь явно кто-то из его «коллег» хочет прибрать нас к себе сам.

Надо за этим присмотреть и подумать, как использовать.

— Пришёл-таки боец, — протянул молодой в тёмно-красном пиджаке, продолжая улыбаться.

— Проходи, Андрей, будешь гостем, — сказал тот, что находился во главе стола. — Как здоровье?

— Не кашляю.

— И слава богу.

Он сам встал мне навстречу с протянутой рукой. В голосе никаких блатных интонаций, походка обычная, во рту явно фарфоровые коронки, а не металлические, и если бы не татуировки на кистях рук, то походил бы на бизнесмена, вроде отца Славы Халявы.

— Игорь Вадимыч, — представился бандит. — Это мой брат Федя, — бандит показал на широкоплечего парня. — Это Виктор Палыч…

Хмырь в затемнённых очках смотрел на меня внимательно. Зовут его, как Антибиотика из «Бандитского Петербурга», но сериал ещё не вышел, хотя книга уже должна появиться, поэтому я промолчу.

Значит, главный — Гарик, тот мордоворот — Фидель, младший брат Гарика, а хмыря я не знал. О нём Газон не говорил никогда.

— А Пал Палыча я знаю, — я сам посмотрел на Налима.

Тот кивнул. Его имя-отчество я помнил. Сегодня пригодится.

А то Гарик, наверное, решил, что сам вопрос уладит, раз у Налима не вышло. И Налима наверняка это злит. Надо воспользоваться.

— И он о тебе рассказывал, — сказал Гарик. — Ничего, что на ты? Мы тут по-простому привыкли, — он показал на стол, заставленный блюдами и бутылками. — Голоден?

— Да уже поужинал.

— А хорошо вот так, собраться с друзьями, посидеть с вином, насладиться моментом. Молодые. Завидую даже, по-хорошему.

Голос у Гарика располагающий, а взгляд внимательный, цепкий. Он же в возрасте, наверняка думает, что видит меня насквозь.

— А я бы водочки бахнул, — пробасил Фидель и заржал пьяным смехом. — А, боец, не желаешь? — он с прищуром посмотрел на меня. Взгляд стал жёстче.

— И что, хорошая? — спросил я.

— А мы чё, дерьмо тут пьём, по-твоему? — Фидель сощурил глаза сильнее. — А?

Понятно. Пробуют на зуб. Гарик изучает, кто я, поэтому и позвал, когда тут его брат, который сразу полезет в конфликт. Ладно, они тут, а Газон, если что — прикроет наших там. Ведь все его старшие здесь, никто не угонит по каким-то делам на другой конец города, как могли бы сделать, зайди он со мной.

— Мы как-то нашли целую автоцистерну дагестанского коньяка в Грозном, — сказал я, чувствуя их взгляды на себе. Сам я смотрел в глаза Фиделю. — Вот там было дерьмо. Аж глаза слезились и самогоном воняло. А сейчас поинтересовался: хорошая или нет?

— Хорошая, — Фидель хмыкнул и поглядел на старшего брата. — И с похмелья после неё не болеешь.

— А что с коньяком случилось? — спросил Налим со своего места. На него все посмотрели, и он зыркнул в ответ.

— Когда до генерала дошло, он сразу приказал слить на землю, пока вся бригада не перепилась. Но мы слили пару фляг на сорок литров, на обмен.

Фидель захохотал так, что аж хрюкнул.

Когда я сел ближе, то на его раскрасневшейся от пьянки шее видно белый тонкий след от удавки, а на виске — косой шрам от пули. Газон говорил, что в бандита много раз стреляли и пытались убить, отсюда и прозвище — Фидель. Как Фидель Кастро, на которого тоже устраивали кучу покушений.

Стреляли в него много, и выглядит крутым. Хотя вряд ли бы он остался таким же крутым, окажись он на улицах Грозного. Но такой, как он никогда бы там не оказался. А мы были.

— Но я выше нормы не пью, — твёрдо сказал я. — Нельзя, — я качнулся, будто всё же выше этой нормы перебрал.

Но с ними пить нельзя — это точно. Тут не расслабишься. Хорошо, что вечером не злоупотреблял.

Сейчас такой же бой, как тот, когда боевики пригнали против нас танк. Хлопнуть нас они могут так же эффективно.

— И правильно делаешь, что пьёшь мало, — Гарик всё смотрел на меня. — А то молодёжь спивается, и это плохо. А почему спиваются? А потому что занятий для них нет, как и будущего. И ладно бы — просто пили, так ещё и подсаживаются на всякую дрянь.

На столе у них шашлыки, свежие лепёшки, пахнущие сильнее всего, вино и водка. Были фрукты, но их мало кто ел, кроме хмыря. Налим пил водку, как и Фидель, а вот у Виктора Палыча чай, он трезвый. Наверное, ещё и чифир какой-нибудь, если ресторан научился такое делать. Он и ел мало, а пепел крошил в тарелку. Курил папиросу.

Блатной, блин. Правда, уже пытается выглядеть иначе, пиджак нацепил. Он взял яблоко и разрезал складным ножиком.

— Недавно хоронили нашего пацана, — простоватым голосом сказал я.

Пусть буду выглядеть выпившим простачком, пусть и со стержнем.

— Слышали, — подал голос молчавший до этого хмырь, тот Виктор Палыч. Он сипел, как матёрый зэчара. — Портовые, говорят, ребят травят.

— Но с ним разобрались, — сказал Гарик, глядя на меня.

Всё думал, кого он мне напоминает. Сейчас вспомнил — того самого Каа из советского мультика, который гипнотизировал бандерлогов. Так и этот пытается, чтобы потом сожрать.

— Я слышал, — сказал я, — что в милицию его сдали.