Участковый (СИ) - Барчук Павел

Девица замолчала и посмотрела на меня. Видимо, предполагалось, что здесь я что-нибудь должен сказать. А мне, как бы, сказать было нечего, потому что, несмотря на принятие факта собственной смерти, все происходящее один черт казалось мне воспаленным бредом сознания.

— Ну хорошо… — Лилу недовольно надула губы. Ей явно не нравилось мое безэмоциональное поведение. — Пункт четыре…Помните: КГБ не шутит. Если вас возьмут «на карандаш», договор будет расторгнут, а ваша душа уйдёт на переработку. Не допускайте утечек информации. Ваша главная задача — не дать «аномальным инцидентам» стать достоянием общественности. То есть, ходите по участку, смотрите, наблюдаете.

— Переработку? — Переспросил я, — Это что-то вроде ада?

— Хуже! — мрачно ответила кураторша. — Ад — это хоть какая-то система. А переработка… это бесконечные коридоры, тонны бумаг и необходимость заново проходить все стадии реинкарнации, начиная с амёбы. Вы же не хотите стать амёбой, Артём Николаевич?

Я представил себя одноклеточным организмом и содрогнулся. Пополнить ряды амёб мне категорически не хотелось.

— Ладно, — сдался я. — Что делать?

— Вам понравится! — Лилу просияла. — Вы будете работать участковым! Это важно! Именно участковым. Теперь ваши подопечные — не только обычные граждане, но и всякая нечисть, которая нарушает «Договор о ненаблюдаемости». Ее, кстати, в Советском Союзе не так уж и мало. Ведьмы, колдуны, бесы, домовые, русалки, вампиры. В общем — полный набор. Текст «Договора» будет ждать вас на месте службы. Подробно изучите. Там же вас встретит наш информатор, который поможет войти в курс дела. Нечисть в городе сильно неспокойна в последнее время. Сейчас они притихли, маскируются, но иногда их прорывает. Ваша задача — находить такие случаи и незаметно улаживать. Без шума, без паники. «Смерты» не должны знать о существовании «иных». С этой целью и создана служба инквизиторов, членом которой вам выпала честь стать.

— Смерты? — Переспросил я.

— Ну да. — Лилу небрежно повела плечом. — Так мы называем смертных. Важно — на конце именно буква «т», а не «д». Не забывайте о политкорректности.

— А если не справлюсь?

— Справитесь! Вы же двадцать лет с алкашами, мелкими жуликами и Валентиной Семёновной имели дело. После такого любой бес покажется милым шалунишкой. Ну что, готовы?

— У меня есть выбор? — горько поинтересовался я.

— Конечно, нет! — весело ответила Лилу, затем осенила мою голову неким загадочным знаком, от которого возникло ощущение, будто кураторша хотела ударить меня по лбу, и щелкнула пальцами.

Белая комната поплыла перед глазами. Последнее, что я увидел, была ехидная улыбка красноглазой девицы и её рука, машущая мне на прощание.

В ту же секунду раздался сильный грохот. Вполне себе обычный, человеческий, очень знакомый. Кто-то долбил кулаком в дверь, надрываясь хриплым басом:

— Петров! Эй, Петров, вставай, а то проспишь все на свете! Первый день, а ты уже в запой ударился? Петров! Открывай, в рот те ноги!

Я несколько раз моргнул, пытаясь сфокусироваться. Картинка изменилась. Белый потолок сменился потолком, с которого свисала пыльная паутина, а серый цвет и жёлтые пятна рождали в душе много вопросов. В нос ударил стойкий запах дешёвого табака, не очень чистых носок и почему-то капусты.

Я лежал на железной кровати с провалившейся почти до пола панцирной сеткой. Напротив стояла такая же кровать, застеленная серым шерстяным одеялом. На столе — огарок свечи в бутылке из-под портвейна, пепельница, полная окурков «Беломора», и раскрытая книга «Инструкция постовому милиционеру».

Судя по всему, комната, в которой я очнулся, находилась в общаге. Этот общажно-общественный дух не возможно перепутать ни с чем другим.

— Петров! Ты живой там? Вещдок мне в бок…— дверь снова задрожала от ударов.

Я сел и посмотрел на свои руки. Молодые, сильные, без возрастных изменений. Вскочил, подбежал к маленькому зеркалу, висевшему на гвозде. Из него на меня смотрел тот самый парень лет двадцати пяти, с густой шевелюрой и широко раскрытыми голубыми глазами, чья фотография находится в личном деле. Я улыбнулся. Незнакомец тоже оскалил ровные белые зубы.

— Иван Сергеевич… — Произнес тихонько, чтоб никто не услышал. Голос был чужим, молодым и звонким. — Твою ж мать… И правда… Иван Сергеевич Петров.

Дверь, не выдержав напора, распахнулась, в комнату ввалился здоровенный детина в милицейской форме старшего лейтенанта. Лицо у него было круглое, как блин, с носом-картошкой и большими усами, напоминавшими Будённого. Рост где-то под два метра. Без преувеличения. Этакий русский богатырь с очень добродушной усатой физиономией.

В комнату он ворвался очень бодро, в боевом настроении, но, переступив порог, наткнулся на мой выразительный взгляд, говоривший о том, что ломать двери, в некотором роде — моветон. А я умею делать не просто говорящие взгляды, я умею этими взглядами молча посылать на хрен.

Мое настроение было понято старлеем верно. Поэтому от дверей в центр комнаты он шагал вроде бы бодро, но каждый следующий шажок у него получался короче предыдущего, в результате чего создавалось ощущение, будто детина в милицейской форме просто марширует на месте.

— Очнулся, салага! — Нежданный гость окинул меня насмешливым взглядом, делая вид, будто все хорошо и мы с ним давно знакомы.

Хотя… Черт его знает. Может, так оно и есть. О прошлой жизни Ивана Сергеевича воспоминаний в моей голове не имелось. Совсем.

— Я уж думал, ты с катушек слетел после вчерашнего. — Сказал старший лейтенант и вроде как немного смутился от своего же заявления. Потом сразу пояснил, — Говорят, вы отмечали заселение с комендантом. А после попойки с Иванычем не каждый проснется живым. Иваныч пьет литрами. Ну что, как самочувствие? Голова не кружится? Ты бледновато выглядишь.

— Все в порядке, — неуверенно ответил я, пытаясь говорить молодым голосом и не скатиться на свой привычный, хрипловатый бас. — Просто… сон странный приснился. А вы, пожалуйста, в следующий раз, когда решите войти, дождитесь все-таки пока я открою. Замок, знаете, не казенный. И не саморемонтирующийся.

— Это тебе в десантуре снились сны, красавицы да самолёты с парашютами! — старлей прекратил переминаться с ноги на ногу, подскочил ко мне и так звезданул меня по плечу, что я чуть не присел. — Здесь, брат, реализм. Суровый советский реализм. И давай сразу на «ты». Я — старший лейтенант Виктор Семёнов. Живу тут рядышком. Буквально через пару дворов. Вот меня к тебе и прикрепили. Буду уму-разуму учить. Значит, ты у нас из ВДВ? Это хорошо. Это правильно. Одевайся быстро, в отделение идём. Начальство объявило общий сбор.

Семёнов громко хохотнул, будто мысль о предстоящей встрече с начальством его ужасно веселила, а затем с разбегу плюхнулся на соседнюю кровать. Честно говоря, в момент его прыжка я немного напрягся. Подумал, ну все, трындец кровати. Старлей семимильными шагами загоняет меня в долги. Замок сломал и кровать сейчас расхреначит. К счастью, обошлось.

Я покрутил головой по сторонам, пытаясь понять, что именно нужно одеть. Конкретно в данный момент на мне были только треники и майка-алкоголичка. Но в комнате, помимо двух кроватей и стола, имелся еще огромный трёхстворчатый шкаф. Форма обнаружилась именно там.

Я метнулся в душ, который находился здесь же на этаже, и начал собираться.

Попутно размышлял о насущном. Вот и началась, моя командировка… Поработаю немного, а потом тихо-мирно уйду на покой. Теперь уже на самый настоящий покой. По крайней мере, очень хотелось бы в это верить.

Только почему-то перед глазами стояло хитрое лицо кураторши в тот момент, когда она провожала меня, помахивая ручкой.

Глава 3

Семёнов оказался крайне деятельным мужиком. Он вытащил меня из общежития сразу, как только я натянул форму и фуражку.

Мы вышли на улицу и двинулись в сторону отделения милиции, которое, вроде бы, находилось неподалеку.