Кондитер Ивана Грозного (СИ) - Смолин Павел

Не обижаюсь — времена сейчас тяжелые, а «богатыри» все-таки спасли мою новую жизнь. Могли бы вообще все отжать на самом деле, как они поступили с лошадиной сбруей и двумя похожими по размерам на пони лошадками, которые по идее тоже должны были достаться мне в «наследство». Как бы там ни было, в моем сундуке хранится то, что смело можно назвать «стартовым капиталом», причем немалым. Надо будет сообразить замок, а то как-то тревожно стало.

Морковка закончилось, и мы с послушниками принялись нарезать ее кружочками. У послушников получалось плохо и медленно, а я профессионально шинковал с ритмичным стуком ножа о стол, как положено человеку с кулинарным образованием, закономерно вызвав у окружающих открытые от удивления рты.

— Ишь как ловко! — оценил мои навыки и батюшка келарь. — А ну-ка все також резать учиться! — решил тут же применить новую технологию.

Молодец. Несколько порезов, может быть даже отрезанных пальцев, а потом производительность труда на кухне изрядно вырастет, о чем батюшка келарь с удовольствием доложит игумену.

— А пойди-ка, грек, с рыбой помоги, — велел мне келарь.

— Ай! — получил производственную травму третий слева послушник и сунул порезанный палец в рот.

— У, дуб криворукий! — погрозил ему кулаком батюшка келарь. — К батюшке Юрию ступай, скажи, что я велел тебе епитимью определить.

Сурово здесь у них. А ведь этот порез вполне может убить послушника заражением крови.

— Промой кипяченой водой, — ощутив прилив гуманизма, посоветовал я.

— Это мы и без иноземцев сумеем, — отмахнулся батюшка келарь. — Ты к рыбе ступай.

Я «ступил» и показал мастер-класс потрошения и очистки полагающихся к сегодняшнему обеду речных форелей.

— Хорошо тебя батька учил, — похвалил меня Николай. — Царствие ему небесное, — перекрестился.

— Батюшка келарь, разрешите блюдо новое сготовить, воинов Государевых да Его Высокопреподобие за заботу отблагодарить, — решил я перестать тратить время на первичную обработку продуктов.

Нафиг, я свое еще в «шараге» нарезал до полной потери интереса.

— Попортишь снедь, придется заплатить, — предупредил келарь.

— Спасибо, батюшка-келарь, — поклонился я.

Вот и возможность заняться интересным делом и зарекомендовать себя в качестве толкового повара. Так, рыбка…

Приготовив и нарезав палочками филе форели, я под пристальным взглядом келаря и отложившего ради такого дела личный контроль над приготовлением гороха батюшки Михаила, главного местного повара, посолил рыбку, обвалял в муке и при помощи водруженной на печь сковороды и льняного, что не очень хорошо, но оливкового мне не дали — страшно дорого и дефицитно, аж из Италии привозят — масла обжарил рыбные палочки. Когда они покрылись хрустящей, золотистой корочкой я красиво завернул их в свекольные листья — чтобы брать, не пачкая руки — и приятным глазу, ровным кругом выложил на блюдо, отдельно положив на тарелку «лишние», предусмотрительно отложенные для пробы келарем и поваром.

— Красиво, — признал качество сервировки Николай.

— С выдумкою, — добавил Михаил.

Пробу они сняли синхронно — желтые, с прорехами зубы батюшек со смачным хрустом преодолели сопротивление панировки и вгрызлись в сочную мякоть форели. Жевок, еще один…

— Ай да грек! — совсем другим взглядом посмотрел на меня батюшка келарь. — Опосля обеда не сбегай никуда, потолковать нужно.

Глава 3

— За мной ступай, — велел мне Николай и повел ко второму, «служебному» выходу из столовой.

Я пошел следом, полагая, что батюшка начнет разговор в коридоре, потом подумал, что начнет во время семиминутной проходки по симпатичному, оснащенному клумбами с цветами и выложенными из камня и досок дорожками монастырскому двору, а когда мы вошли в каменное, охраняемое двумя «боевыми монахами» высокое, с бойницами и мощной дверью каменное здание, служащее складом продуктов и начали подниматься по узкой, темной лестнице на второй этаж, я уже понял, что разговора батюшка келарь до прибытия в кабинет (или келью, не знаю куда он меня ведет) начинать не собирается.

А тут вообще никто не торопится за редким исключением. Ну то есть как? Крестьяне впахивают споро и от всей души: с рассветом и немножко даже после заката. Горожане, за исключением богатых бездельников, от них тоже не отличаются — бездельники без капиталов в это время тупо помирают с голоду, потому что и рабочий-то люд регулярно живет впроголодь. Банально не хватает ресурсов на «социалку».

Речь о другом: средневековые русичи и иностранцы размеренны в речах, часто делают паузы на «подумать», стараются вникнуть во все детали прежде чем во что-то ввязываться — и это все прекрасные качества! — и в свободное от работы время стараются тратить поменьше калорий. Полагаю, работает естественный отбор — импульсивные торопыги померли не дожив даже до подросткового возраста.

Вот и Николай решил потратить время пути на обдумывание будущего разговора, а не начинать его на ходу. В ногах правды нет — в этой поговорке заключен великий смысл. Как вести дела с человеком на ходу? Как можно доверять тому, с кем виделся всего пару минут? Нет уж, с человеком нужно посидеть, обстоятельно поговорить, и вот тогда уже решать, стоит он дальнейших усилий или нет.

Шуганув сидящую на подоконнике сороку (окна нормальные, со стеклами, но стекла примитивные, мутные и сильно искажающие картинку), батюшка келарь уселся за заваленный берестяными свитками и примитивной, очень грубой фактуры, желтенькой бумагой стол и кивнул мне на табуретку для посетителей. Вся мебель из мной виденной конечно же является самодельной. Полагаю, у монахов есть работающие на них напрямую или через коммерческие заказы плотники или сами батюшки с послушниками мастерят.

Да что там «полагать» — вон, мы мимо сараюшки сейчас проходили, и из нее доносились стуки молотков, шелест пил и прочие «плотницкие» звуки. В этом времени без хотя бы зачаточных навыков деревообработки приходится туго — толковый плотник, понятное дело, бесплатно работать не станет, а мебель в хозяйстве нужна всегда, вот и строгает себе крестьянин табуретки да лавки сам.

Я опустился на табуретку, и некоторое время мы с батюшкой келарем молча смотрели друг другу в глаза. По идее я от такого должен начать нервничать, но с высоты моего опыта деловых переговоров мне вообще все равно: сидим в тепле, животы полны доброй гороховой каши с рыбкой да овощами, «рыбные палочки» игумену и «богатырям» очень понравились — куда спешить? От чего нервничать?

— Скажи, грек… — начал Николай.

Хорошая возможность реализовать заработанную в его глазах полезность, заодно создав прецедент моей возможности брать переговоры под контроль.

— Простите, батюшка келарь, но греков много, а меня Гелием зовут.

Николай от «перебива» поморщился, пожевал губами и решил не обострять — я потенциально полезный кадр, с которым портить отношения в самом начале не хочется, а еще я извинился, то есть как бы и переживать не о чем.

— Гелий, — признал за мной право на личное имя келарь. — Ты много блюд иноземных знаешь?

Ну не сам же придумал «рыбные палочки» поваренок иностранный, из дальних краев привез вестимо.

— Много, батюшка келарь, — подтвердил я. — Да только приготовить могу только малую толику, для остальных кухня нужна другая и продукты.

— Продукты — то понятно, — важно покивал Николай, откинувшись на спинку стула. — А кухня тебе наша чем плоха? — прищурился в ожидании ответа.

Да всем! Это не «кухня», а кошмар любого технолога!

— Хороша кухня, батюшка келарь, — соврал я ему прямо в глаза. — Да только у отца моего, царствие ему небесное, — перекрестились. — Получше была. Нарезка та же — сейчас ваши люди руку набьют, и овощи резать станут резвее и ровнее. Блюда от этого вкуснее станут — ровный кругляш морковки-то и варится ровно, как положено. А у людей еще и время появится на другие дела.

— То понятно, — то ли сделал вид, то ли и вправду все понял батюшка-келарь. — Ежели резать живее станут, станут больше успевать, — повторил мой тезис. — А ежели одно только это годами длиться станет, то успеют они ого-го! — развил его, проявив навыки стратегического планирования «вдолгую» и оптимизации производства.