Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

Но о том куда сплавить не в меру инициативного помощника он подумает завтра, а пока надо срочно решать, как вновь помириться с «Зайкой». Юрий Моисеевич тяжко вздохнул. Себя он мнил человеком творческим, не чуждым чувства прекрасного, завзятым театралом и где-то даже меценатом. А что? Одна Зоенька Вансович за последнее время поимела с него столько средств и подарков, что иному провинциальному театру при должной экономии этого хватило бы на пару сезонов работы. Но где его «Зая» и где эта «Экономия»? Как говорят в Одессе: — «Они совершенно незнакомы и живут на разных улицах».

Несмотря на свою должность, а может быть именно вопреки ей, Перцов старался заводить знакомства и связи с людьми творческих профессий. Поэты, музыканты, художники… Только в их среде он мог хоть немного «развеяться от серых будней». И Зоенька Вансович за последние два года стала для него не просто очередной любовницей, но той отдушиной, где он мог полностью отрешиться от дел и отдохнуть душой и телом.

И вот из-за глупой инициативы излишне рьяного помощника он чуть не лишился этого глотка свежего воздуха. Но возможно, что всё ещё можно поправить, если, конечно, помощник не успел основательно наломать дров. Кстати, а может Зоенька права и это подстава? Ладно, об этом тоже стоит подумать, но не сегодня.

* * *

С утра всех руководителей отделов к себе вызвал начальник Одесского ГПУ и два часа выносил мозг на предмет приведения в надлежащий порядок документооборота и отчётности. Наверняка у него были свои друзья «наверху», и он тоже был в курсе «внезапной» проверки, хотя на совещании напрямую о ней ничего не было сказано. А затем ещё на час задержал своего будущего сменщика и долго тошнил на нервы о боевом товариществе и братстве чекистов. Видимо побаивался что Юрий Моисеевич нароет на своего нынешнего шефа компромат и тот, вместо управления кадров в столичном Харькове, прямиком отправится строить Беломорско-Балтийский канал. И не факт, что просто рядовым охранником, времена такие, что и тачка в руках может за счастье показаться.

Не успел Юрий Моисеевич выйти от начальника, как дежурный по управлению передал ему что дважды звонила Зоя Вансович и настоятельно просила срочно к ней приехать. Вот и помчался в радостном предвкушении товарищ Перцов к своей возлюбленной, захватив из буфета только коробку с эклерами да бутылку лёгкого крымского вина. Совершенно забыв проконтролировать вчерашнее поручение своему помощнику. Да и что там было контролировать? Так, всего лишь рутинная работа по вербовке очередных осведомителей. Сколько их уже было и сколько ещё будет? Половина Одессы друг на друга с упоением стучит и таки никого это совсем не изумляет.

Но вино так и осталось не открытым, а коробкой с эклерами разбушевавшаяся «Зайка» в порыве праведного негодования запустила в своего ухажёра и просто чудо, что опешившему от такого неласкового приёма «сатрапу» удалось от неё увернуться. Ах! Как она была ослепительно-прекрасна в своём гневе! Юрий Моисеевич прикрыл глаза и мечтательно замер, вспоминая недавнюю встречу с этой рассвирепевшей Валькирией.

О! Как восхитительно алели её бархатные щёчки, как нервно трепетали крылья маленького аккуратного носика, и как под лёгким халатиком бурно вздымалась и опускалась её великолепная беломраморная грудь, которую он так любил ласкать. Как очаровательны были её маленькие кулачки, которыми она в отчаянном бессилии била его в грудь, когда он всё же сумел её обнять и прижать к себе, пытаясь прервать её возмущённый монолог и всё-таки выяснить причину внезапного гнева.

Сколько нежных слов пришлось прошептать в её маленькое и, в свете падающих солнечных лучей, неожиданно почти прозрачное розовое ушко, успокаивая разъярённую женщину. Сколько труда и терпения ушло на то, чтоб просто удержать её, ласково и нежно обнимая. И постепенно вновь приучая к себе, как испуганную дикую лань, прежде чем она перестала вздрагивать от его прикосновений и своих рыданий. Юрий Моисеевич непроизвольно сглотнул обильную слюну и очнулся от столь несвоевременных воспоминаний.

И он таки выяснил причину такого отношения к себе, и эта «причина» ему очень не понравилась. Оказалось, что его «клеврет» Кубаткин, сегодня утром (в то время, пока Юрий Моисеевич был на совещании у начальника) арестовал Мишеньку Лапина и увёз его «в эту вашу ужасную тюрьму». И теперь новый спектакль, в котором Зоенька должна была играть одну из главных ролей, уже не состоится. Так как все знают, что в СССР спектакли, написанные опальными авторами, не ставят. А Зоя так надеялась на эту роль!

И вот к ней в полдень приезжает Мишина мама и сообщает что её сыночку только что арестовали и теперь спектакля не будет. Те шикарные наряды к постановке, что они обсуждали накануне, так и останутся просто красивыми картинками в альбоме. А те Мишины замечания к будущему спектаклю и та великолепная музыка что он для него написал так и останутся никем невостребованными. Как и надежды «Зайки» наконец-то пробиться с помощью этого спектакля в основной состав труппы.

Если б только Юрочка знал, каких трудов и усилий ей пришлось приложить к тому, чтоб уговорить Мишину маму повлиять на своего сына. И чтоб одну из главных ролей в спектакле он написал специально для неё. И вот теперь всё пойдёт прахом! Такого вероломства от своего верного поклонника она никак не ожидала! Теперь между ними всё кончено, и она сама станет распоряжаться своей свободой. Она ещё достаточно молода и привлекательна и от почитателей её таланта отбоя нет. Она была верна Юрию, но такого предательства простить ему не может!

* * *

Сойдя с пролётки и мимоходом отметив, что что ясное и солнечное с утра небо потихоньку начало затягивать одинокими пока облаками, Юрий Моисеевич слегка поморщился. Вот за что он не любил приморский климат так это за то, что иногда небо затягивали тучи, с моря дул холодный, пронизывающий насквозь ветер и в воздухе витала взвесь влажных капель, остро пахнущих йодом, лёгкой рыбной тухлинкой, гниющими водорослями и ещё целым букетом таких же неаппетитных «морских» ароматов, прямо противопоказанных его ослабленным лёгким. К своим неполным сорока годам чекист имел уже довольно обширный «набор» хронических болячек, заработанных ещё во времена своей лихой молодости.

Весной девятнадцатого года во время разгрома бандитского мятежа в Киеве, молодой и ещё мало кому известный в то время чекист проявил не только личную храбрость и стойкость, но и изрядные командирские качества и способности, за что был отмечен личной благодарностью самого товарища Бубнова Андрея Сергеевича, председателя Киевского губ исполкома. В то же время он познакомился и до сих пор на хорошем счету у Клемента Ворошилова, нынешнего наркома по военным и морским делам. С тех самых пор и пошла вверх карьера молодого чекиста-оперативника, награждённого в двадцать третьем году орденом Красного Знамени и знаком «Почётный работник ВЧК-ОГПУ» за разгром в Киеве петлюровского подполья.

Но к этим наградам прилагались и брюшной тиф, и пневмония, чудом излеченная, но основательно подорвавшая здоровье, и некоторое расстройство психики, начавшееся ещё во время ликвидации Киевского мятежа «батьки» Струка. Ярого антисемита, пообещавшего своим бойцам после победы отдать старинный и богатый город на неделю «на поток и разграбление». Чем «хлопцы» и занялись сразу же, как только вошли в его предместья.

Зверства «струковцев» по отношению к мирному населению увиденные в ходе боёв, вытеснения бандитов с Подола и окончательной его зачистки от остатков банды, навсегда врезались в память молодого чекиста. Растерзанные тела юных девушек и молодых женщин (и не только евреек), головы малолетних «жидёнков», разбитые для устрашения их строптивых родителей не желающих добровольно «делиться богатством», вспоротые в поисках проглоченных ценностей животы стариков и старух, заподозренных в таком сокрытии «богачества», серьёзно подорвали психическое здоровье молодого бойца с контрреволюцией.